Как режиссер Никита Кобелев в 37 (!) лет возглавил Александринку — один из главных театров Петербурга и России

Как участие в лаборатории во Пскове привело к руководсту Александринкой

Ты стал руководителем Александринского театра в 37 лет, как и Валерий Владимирович Фокин в свое время в московском Театре Ермоловой. Чувствуешь ли ты между вами профессиональные и человеческие параллели?

Да, это интересное совпадение. Мы немного говорили об этом с Валерием Владимировичем. Профессии худрука нужно учиться, как и умению существовать в этой должности. Это немного другое, чем просто режиссура. Фокин делился со мной своим опытом, но многое из того, что он рассказывал, я только начинаю понимать. Благо все-таки я в такой ситуации, что он рядом. Может поддержать, подсказать, дать совет (после ухода с поста худрука Валерий Фокин стал президентом театра. — Прим.ред.).

Как ты стал режиссером Александринского театра и познакомился с Валерием Фокиным?

Я вообще не представлял, что сюда попаду. Жил в Москве, ушел из театра им. Маяковского, где после ГИТИСа семь лет проработал штатным режиссером. На тот момент, кроме этой площадки, больше нигде не ставил. Думал, буду служить в разных театрах, но началась пандемия — все предложения о сотрудничестве перенеслись. В эту паузу меня пригласили поучаствовать в лаборатории в Псковском театре драмы им. Пушкина, где я поставил «Четыре дня» по Всеволоду Гаршину. Туда же приехал Фокин, спросил, кто участвует в проекте, и удивился, что я ушел из Маяковки. Потом Валерий Владимирович лично позвонил мне и предложил поставить в Александринском театре «Тварь» Валерия Семеновского. Пьеса меня заинтересовала, я ее до этого не знал. Так и началось наше сотрудничество. Получается, если бы я не поехал во Псков, возможно, этот звонок бы и не раздался.

Как говорится, остальное уже история.

Да, «Тварь» оказалась успешным спектаклем, появились другие постановки. Параллельно я работал и на других площадках — в МХТ, Театре Наций, новосибирском «Старом доме». А потом, когда Валерий Владимирович перешел на должность президента театра, он предложил мне стать худруком. Для меня было важно, что инициатива исходила именно от него. Дальше дело оставалось за самым сложным — не просто усесться в кресло, но соответствовать ему. Это не про что-то всем доказать, а про достойно делать непростую работу.

Про режиссуру как миссию и удовольствие

Режиссура — это определенный способ познания мира. Что она значит для тебя? И что любишь больше: этап подготовки или когда спектакль уже идет на сцене?

Согласен про способ познания мира. Прикасаясь к текстам, ты все равно «впитываешь» их автора, исследуешь его взгляды. Например, можно прожить год в мире Льва Толстого и пытаться найти ответы на вопросы, которые его волновали. А больше всего удовольствия я получаю от репетиций. Это пространство, где возможны открытость, свобода, безумные вещи. Мы сбрасываем социальные маски и пробуем быть ищущими, свободными художниками. Когда спектакль уже идет, он становится актерской зоной ответственности. Для режиссера самое классное — именно середина репетиционного процесса: я уже понимаю, что хочу увидеть, артисты — что им нужно играть. Все заряжены, еще нет предпремьерного стресса и тревоги. Ты еще не думаешь, как постановку воспримут, что скажут. Все остальное — признание, успех — вдохновляют, конечно, но ненадолго.

Я кайфую, когда сталкиваюсь с проблемой, и приходится ее преодолевать. Если процесс дается легко, это неинтересно. Хочется догадываться до чего-то, впервые понимать. Как 20, 30, 40 листов на бумаге становятся объемными? За счет чего? Этому учишься всю жизнь. Почему одно работает на сцене, а другое нет? Как и почему этот актер играет плохо, а тот хорошо?

То есть для тебя режиссура — своего рода аналитика?

Конечно. Разбор ситуаций, поведения персонажей, анализ материала. Но режиссура — это и о чувствах. Например, бывает наитие — ты можешь проснуться с интересной идеей. С одной стороны, режиссеру нужно все время быть увлеченным, с другой — уметь отойти и критически взглянуть на то, что делаешь.

Когда человек доходит до определенной высоты в карьере, начинается рефлексия. Надеюсь, мой следующий вопрос не прозвучит слишком пафосно, но есть ли у тебя миссия, как у режиссера? И в чем она?

Думаю, все проще. Хотелось бы делать качественный театр и не забывать, что это искусство, а не пустое развлечение. Сцена — про смыслы, образное мышление, фантазию, чувства, наконец, про сегодняшний день. Как говорит Валерий Владимирович Фокин, главная функция театра — поддерживать художественный уровень. Это, наверное, и есть моя задача как режиссера и худрука. «Миссия»— это все-таки пугающее слово.

Так или иначе у любого режиссера есть своя тема — мысли, которые кочуют из одного спектакля в другой. Что волнует тебя?

Наверное, человек в обстоятельствах морального выбора. Во всяком случае все мои последние спектакли строятся вокруг этого — «Воскресение», «На дне», до этого — «Лягушки». А еще растерянность и поиск опоры — меня привлекают дезориентированные герои, которые пытаются обрести себя заново, но это не всегда получается. В общем, меня волнует тема зыбкости и хрупкости нашей жизни. Хотя, возможно, следующая работа будет совсем о другом. Увидим.

Как поступить на курс Кудряшова и при чем тут журналистика

А почему ты в принципе решил заняться театром?

С детства я ходил в кружок, играл на сцене. Ближе к 11 классу, когда нужно было определяться, что делать дальше, появилась мысль об актерстве. В городе где я родился, Набережных Челнах, дела с театром шли не очень, но мы вместе с единомышленниками создали собственную студию. Потом я поехал на курсы в Москву, где впервые услышал имена, таких режиссеров, как Питер Брук и Ежи Гротовский. Позже случилась поездка в Петербург, спектакли МДТ и театра «На Литейном». Меня все это очень захватило — хотелось больше читать пьесы и театральные журналы, чаще смотреть премьеры. Снова возникла идея поступать на актера, но я не прошел. Пробовался во второй раз — тоже нет. Тогда я задумался о поступлении на режиссуру. Успел подготовить экспликацию (разработку будущего спектакля. — Прим.ред.), но не случилось — поздно пришел, курс уже набрали. Мне сказали, что проект интересный, и стоит подать документы в следующем году.

Я читала, что ты на журналиста учился…

Да, когда я не поступил, то искал запасной вариант. Решил, что пойду на журналистику — все-таки это творческая профессия — а параллельно буду снова готовиться. И вот так два года проучился, пока не попал в ГИТИС, в мастерскую Олега Львовича Кудряшова.

Как эмоциональные отзывы на спектакли в соцсетях работают лучше рецензий критиков

Сегодня билеты в театры, в том числе Александринку, продаются молниеносно. С чем ты это связываешь? 

За последние годы зритель очень поменялся. Многие люди, по моим ощущениям, раньше не ходили в театр, а теперь начали. У них есть потребность в «отключении от реальности», разговоре, искренней энергии, честности. К тому же, стала очень активно работать система мнений. Тот же Telegram, где количество театральных каналов растет, как грибы после дождя — феномен последних двух-трех лет. Театр становится поводом для коммуникации. Я веду к тому, что раньше информация доходила до человека тяжелее. Тебе нужно было, скажем, купить журнал, чтобы прочесть рецензию. Сегодня подробная статья меньше влияет на потенциальных зрителей, чем емкий и яркий отзыв в сети. Я заметил: кто-то выложит материал — умный, хороший, длинный. На нем — пять лайков и один репост. А у текста в двух абзацах со словами «круто», «потрясающе» и «очень точно» — 150 сердечек и масса репостов. То есть двигателем пойти куда-то, по сути, становится яркая эмоциональная реакция.

Это влияет на профессиональное сообщество? Потому что оно как будто размывается, если отзыв в сети работает эффективнее, чем мнение театроведа.

Конечно, фидбэк от авторитетных критиков очень важен…

...но билеты тоже нужно продавать.

Билеты — это база, но важно, на какие спектакли ты предлагаешь прийти. Нужно умудриться и публику собрать, и качественный театр делать. И, конечно, огромная заслуга Фокина и всего коллектива Александринского театра, что зрители знают: здесь они увидят серьезные и современные работы, а не примитив и банальность. Одни постановки более удачные, другие менее, но все равно в них есть поиск, содержание и профессиональный уровень. Мне в этом смысле близок курс, которым движется театр. 

Почему Александринка — театр для режиссеров-авторов и какие спектакли ждать в новом сезоне

С этого места поподробнее. Какое лицо у Александринского театра для тебя?

Прежде всего, это площадка авторской режиссуры. Где постановщик, его идеи и взгляды являются определяющими. Автор спектакля — режиссер. Первым это провозгласил Мейерхольд, чей памятник находится во дворе Новой сцены. Еще для нас обязательно сопряжение со временем — актуальность и тем, и языка. Это не значит, что нужно всюду вставлять видео и искусственный интеллект или ходить по сцене только в современных костюмах. Вопрос в том, насколько режиссер чувствует время и эстетически, и тематически.

Сейчас мы начали в театре год молодой режиссуры, в рамках которого запустили несколько лабораторий очень разных по тематике. Одна — про связь между театром и видео («КиноТеатр»), другая — про синтез сцены и последних научных достижений («Театр. Алгоритмы будущего»), третья — про работы в необычных пространствах («Театр вне театра»), в рамках нее мы осенью покажем спектакли в «Астории», Русском музее, ДЛТ и на Левашовском хлебозаводе,  последняя — «Сны Александринки», проекты в акустической трубе (архитектурной системе коридоров, идеально отражающих звук. — Прим.ред.). Когда мы открывали опен-колл, в общей сумме получили около 250 заявок от молодых режиссеров — это довольно большой охват.

Как на стадии отбора ты понимаешь, что у режиссера есть потенциал?

Когда вижу идею, для реализации которой придумана театральная форма. Уже по заявке можно понять, насколько режиссер современно и неожиданно мыслит. Для нас важны новация, дерзость, но при этом и художественность замысла. Хорошо, когда человек может быстро рассказать свою идею. За одну-две минуты. Обычно этого достаточно, чтобы понять, что он знает и хочет. Но вообще значение имеет масса факторов: я изучаю и резюме, и видеовизитку. По ним уже можно понять его психотип и сможет ли он прижиться в нашем театре и найти общий язык с актерами.

Какие планы у театра дальше? 

В Александринке совсем недавно была премьера спектакля «Обломов» в постановке Андрея Прикотенко, в новом сезоне покажем «Лапшина» по мотивам повести Юрия Германа и фильма Алексея Германа — ставит Елена Павлова, еще будет «Гоголиада» Антона Оконешникова — в ее основе замысел Григория Козинцева: киносценарий, в котором соединились все петербургские повести Николая Васильевича. Остальные планы объявим уже в конце сезона.

А как ты проводишь свободное время? Куда ходишь, что смотришь?

Меня вдохновляют путешествия. Когда был в Риме и первый раз попал в Сикстинскую капеллу, захотелось по-настоящему погрузиться в итальянскую живопись эпохи Возрождения, к которой я раньше был равнодушен. Еще очень проникся недавно завершившейся в Эрмитаже прекрасной выставкой Каспара Давида Фридриха.

Не люблю сериалы, хотя «Рипли» и «Чернобыль» посмотрел на одном дыхании. В кино хожу, в основном, на авторские проекты, из последнего это были «Горная невеста», «Микки-17», «Идеальные дни». Конечно, слежу за фильмами Каннского и Венецианского фестивалей. Много читаю. Сейчас изучаю литературную биографию художника Давида Боровского, а параллельно с ней книги «Уолден, или Жизнь в лесу» Генри Торо, «Жизнь и судьбу» Василия Гроссмана и «Вегетарианку» последней нобелевской лауреатки Хан Ган.

Текст: Олеся Пушкина