Статус «Художник года» ярмарки Cosmoscow 2024, персональные выставки в пермском музее современного искусства PERMM и нижегородской галерее Futuro, хайп среди коллекционеров и фэшн-коллаборации (дроп с принтами для Befree и коллекция украшений для авангардного ювелирного бренда SØLV!) — имя Александры Гарт не просто на слуху, а в самом что ни на есть топе. Но несмотря на масштабирование в прямом смысле — художницу интересуют тотальные инсталляции и большие панно на тему постапокалипсиса, тревоги и темной стороны городского пространства, — она верна своим темам: чокеры повторяют форму сетки-рабицы с ее ранней графики, на кольцах и подвесках — голуби и летучие мыши, а объект-карусель «Постоянство веселья и грязи» (по мотивам стихотворения Даниила Хармса, в котором в абсурдистской форме манифестируется соседство звона бутылок и смерти) никуда не движется — фигуры лошадей из соленого теста и конструкция из металла и деревянных досок больше похожи на руину.
Художница Александра Гарт — лауреатка премии «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга»-2025 в номинации «Искусство».
 | Александра сфотографирована в центре реабилитации диких животных «Сирин», с которым сотрудничает как волонтер. Здесь проводят операции по остеосинтезу конечностей птиц, делают уткам протез нижней челюсти и даже организовывают косметические операции лисицам и волкам! |
|
Чтобы узнать, откуда в графике Гарт взялись мрачные панельки Купчино, березы за ржавыми заборами и горящие дома, мы отправили художницу на прогулку по местам ее детства с куратором Александрой Генераловой и, кажется, получили маршрут нового туристического хита — экскурсии «Непарадный Петербург».
Путь к ДК им. Крупской через Палевский жилмассив
В 2024 году ты стала «Художником года» по версии Cosmoscow, и с тех пор у тебя вышло с десяток интервью. Но я знаю, насколько ты не любишь этот жанр, ограничиваясь стандартными ответами, поэтому позвала тебя на прогулку по району, где мы обе жили в школьном возрасте — как говорится, все идет из детства. Ты жила в так называемом ближнем Купчино, где не было метро — от «Елизаровской» туда ходили автобусы.
И еще от «Елизаровской» начинался путь к ДК Крупской — книжной ярмарке и центру притяжения для всех жителей южных районов города: «Буквоедов» и прочих сетей тогда еще не было, и за канцелярией и учебниками надо было отправляться сюда.
Сейчас, в выходной, тут нет ни души и не очень понятно, как пройти к ДК дворами. А в нашем детстве народная тропа на «Крупу» не зарастала — по всему маршруту стояли торговцы книгами, и потеряться было невозможно.
Причем вход был платный, и это было очень странно — ты едешь, чтобы купить книги подешевле и сэкономить, но для этого сначала надо заплатить деньги. Классе в девятом или десятом мы с подружкой приезжали каждое воскресенье и платили по очереди: неделю — я, неделю — она. А во дворе ДК обретались букинисты и продавцы странных книжечек, и в начале — середине 2000-х можно было купить издания манги на русском языке, причем, конечно, неофициальные, так как этот жанр еще не пришел в Россию. А тут можно было добыть тома, например, «Сейлормун».
Ты тогда и стала фанатом аниме?
Не то чтобы. Я смотрела сериал «Сейлормун», но мне не нравился стиль рисовки — некрасиво. Сейчас мне нравится манга «Наруто» — там действие происходит в Японии периода Эдо: много природы, деревьев, минималистичной архитектуры — и все это есть в моей собственной графике. Я даже использовала микромоменты из «Наруто» в выставках «Лес паутины» в галерее Anna Nova и «Сопротивление бесполезно» в галерее «Стыд».
«Крупа»
Я не была на «Крупе» больше 10 лет, но запах здесь остался тот же самый — смесь благовоний и старых книг. Только людей нет вообще, а раньше тут кипела жизнь, за всеми лавками и толпами было невозможно разглядеть красоту пространства — все эти росписи на потолке, лепнину: это ведь один из красивейших ДК в городе.
Я и того дольше не была, с тех пор как мама тут перестала работать. У ее знакомого была тут точка, где она торговала книгами и альбомами по искусству издательства Taschen, в том числе на английском языке. Например, мне запомнилось, что в ассортименте были альбомы Tom of Finland (провокационный художник из Финляндии, который в своих работах обращается в основном к эротическим сценам. — Прим. ред.) — сейчас вообще сложно такое представить. Причем были постоянные покупатели: знающие люди заказывали определенные книги по дизайну интерьеров, архитектуре — то, что сейчас смотрят в Pinterest. Маме, кстати, до сих пор делают тут скидки по старой памяти.
Получается, ты и без интернета с детства была в дискурсе совриска.
Можно сказать и так. Иногда я замещала маму и сама приезжала торговать. Естественно, мне это не нравилось. Надо было рано вставать, куда-то ехать. Но все же был в этом какой-то цимес: открываешь утром ларек, достаешь из-под прилавка чашку, насыпаешь туда кофе «Жокей» молотый, идешь к бойлеру, наливаешь себе горячей водички, сидишь, пока народу мало, пьешь кофе этот жуткий, как я сейчас во времена фильтра и спэшлти понимаю. Я не могу без кофе, пью его с первого класса, наверное. В общем, сидишь-читаешь, пара часиков проходит, можно вторую чашку заварить, потом наступает время съесть принесенный с собой бутерброд — и так день проходит размеренно. До второго курса универа я так иногда работала.
А вот зал с украшениями из полудрагоценных камней. Вообще не изменился. Выглядят они ужасно немодными, но в детстве очень хотелось купить все.
Мама с моим сыном Гартом (Гарт Штапаков — юный художник-график, первая персональная выставка которого прошла, когда ему было 3,5 года. — Прим. ред.) часто сюда приходят — Гарт-младший обожает камни. Смотри, аметисты продают, у него таких куча. Но самый любимый — красный гранит. Сын ходит по улицам, находит куски гранита и страшно радуется, говорит «как мне повезло». А вот обсидиан — его я обожаю.
Что за камень, впервые слышу.
Вулканическое стекло, он же — драконье стекло в фэнтези «Песнь льда и огня» Джорджа Р. Р. Мартина, писателя, по чьим книгам поставили сериалы «Дом дракона» и «Игра престолов». Один обсидиан я нашла в Ереване и теперь ношу с собой.
Сейчас он тоже с тобой?
Да, всегда. Это очень важный камень в компьютерной игре «Майнкрафт», потому что из него можно построить портал в Ад — мой сын как раз собирается это сделать. Но мне кажется, ему уже в каком-то смысле удалось.
Цимбалинский мост над железной дорогой
По Цимбалинскому мосту через железнодорожные пути общественный транспорт больше не ездит, а ведь когда-то это была такая узкая двухполосная артерия, которая связывала «большую землю», где было метро, и «ближнее Купчино», где метро не было.
Ага, и в этой артерии постоянно были тромбы. Я жила за мостом на Софийской улице, потом на Пражской.
В детстве мне казалось, что за мостом город кончается и начинается загадочное Купчино.
Где живут люди с песьими головами. Хотя всем известно, что люди с песьими головами жили на правом берегу!
Точно, в Уткиной заводи. Сегодня там все по-другому, пусть жители района на нас не обижаются.
Да, вот этот Цимбалинский мост — лиминальное пространство, место символического перехода. Жаль, что оно скоро сгинет и откроется здесь в новых жилых комплексах очередная спэшлти-кофейня. Люди совершенно не понимают романтики таких мест, а я такое обожаю — рельсы, деревья. Вот смотри, тут в вагонах столько угля! Сколько можно было бы инсталляций сделать!
Да, как для твоей выставки в 2024 году в музее PERMM ты собрала инсталляцию «туту» из щебня, шпал и гудрона. Тут такое же настроение, тревожное.
Раньше здесь еще стоял заброшенный домик сталинских времен. Когда на автобусе до метро мы проезжали мимо этого дома, я видела там голубей, сидящих на чердачном окне. Мне так хотелось оказаться в этом доме, потусоваться с птицами. Я мечтала, что когда-нибудь я вырасту и буду жить с голубями. Все сбылось — у меня в мастерской живет белый голубь.
Это сквозной образ многих твоих работ, ты даже сделала голубей из керамики.
Да, в детстве я считала, что воробьи — это дети голубей, а голуби — дети ворон. Следуя этой логике, страус мог бы быть всеобщим пращуром, но страуса я почему-то считала человеком. Когда я подросла, то начала подбирать больных голубей, но они быстро умирали у меня дома. В 2008 году я познакомилась с Ксенией Михайловой, которая позже стала основательницей центра помощи диким животным «Сирин». Сначала у «Сирина» не было своей клиники со стационаром и большой загородной территорией в Путилово, поэтому спасенные птицы часто жили у нас в квартирах, а еще, пока в центр не набрали сотрудников, я отвечала на звонки — в сезон по 50–70 в день. Сейчас волонтерю минимально, но помогаю деньгами, пишу тексты в телеграм-канал, администрирую группу в соцсетях. Иногда помогаю в клинике. Кстати, когда я активно занималась «Сирином», то мы приезжали в эти края ловить лося.
В смысле ловить лося?
В прямом смысле. Сюда забрел лось. Он прятался тут, бродил. И мы с комитетом по природопользованию пытались в него попасть снотворным из ружья. В итоге, когда мы его нашли, у него оказалась раздроблена нога, пришлось усыпить.
Коллекционеры графики и керамических голубей Гарт теперь знают, что сюжеты твоих работ — из заброшки у Цимбалинского моста. Пусть спешат приехать, пока все тут не снесли.
Это место мне напоминает один рассказ Людмилы Петрушевской. Герой — очень бедный художник — рисует чуть ли не обломком кирпича на асфальте: у него нет денег на краски. И вот случайно он встречает человека, который говорит, что они вместе учились в художественном училище, а сейчас он богатый бизнесмен и готов дать ему материалы. Наш художник радостно соглашается, идет на пленэр, рисует, и внезапно все, что он изображает, начинает подвергаться деструкции. Рисует дом — подъезжают самосвалы и сносят его. Рисует улицу — приезжает техника и начинает рыть котлован. Тогда герой уничтожает свои краски и перестает быть художником. И вот я сейчас смотрю вокруг — палки, ветки — и вспоминаю эту историю. При этом мне очень нравятся полуразрушенные деревянные дома — выглядят как большая выставка художника и архитектора Александра Бродского. А дома, затянутые тканью, — как инсталляции Христо и Жанны-Клод.
Улица Фарфоровский пост
Про улицу Фарфоровский пост при одноименной ж/д станции я недавно видела рилз — автор называл ее самым жутким местом для жизни в Петербурге.
Да, хотя тут много старых деревянных бараков, мимо которых проносятся поезда, электрички и сапсаны, но самое прекрасное, что Фарфоровский пост — это настоящая энциклопедия архитектуры: краснокирпичные дома начала прошлого века, построенные для железнодорожников, конструктивистские здания 1930-х, деревянные дома, которые напоминают мне те, что я видела в Архангельске.
Мне эта улица напоминает одновременно и жуткий фильм «Волчок» Василия Сигарева, и светлый оттепельный «Весна на Заречной улице» про рабочий городок.
«Ах как хочется вернуться, ах как хочется ворваться в городок». Я тут чувствую скорее вайб произведений и фильмов Романа Михайлова, в прошлом математика, а сейчас — писателя и режиссера. То есть, когда я читаю Романа Михайлова, у меня происходит узнавание.
Михайлов стал культовой фигурой, на показ его последнего сериала на кинофестивале в Москве приглашения было не достать. Как ты с ним познакомилась?
Бессменная продюсерка его фильмов Юлия Витязева как-то привела Романа ко мне в мастерскую познакомиться, а в результате я снялась в фильме «Снег, сестра и росомаха» в крохотной роли ведьмы, живущей в доме с толпой голубей, — по сути, камео. Затем уже начала читать книги Михайлова, и меня поразила точность описаний вот этих мутных окраинных мест из детства. Фрагмент из его трактата «Антиравинагар» я, с разрешения автора, использовала вместо текста к своей выставке, которая открылась в нижегородской галерее Futuro в январе 2025-го. Кстати, выставка называлась «Однажды печаль закончится». Смотри, смотри, это надо сфотографировать — голова хрюши лежит в ведре. Трогательная жизнь!
Ты родилась в Петербурге, и у тебя нет городка, куда можно вернуться.
Но у меня есть все атрибуты этого условного городка — бараки, лужи, ж/д станция. Иногда до центра мы ездили на электричке — от станции «Фарфоровская». И там были цыганские поселения — с палатками, шалашами, самостроем каким-то. Бывало, мы относили цыганам старую одежду и вещи, потому что они жили очень бедно. У моего сына, кстати, этого опыта окраинной жизни уже нет, потому что он родился и живет в центре Петербурга.
Двор дома № 38 на Софийской улице
Мы подошли к дому, где я жила. Сюда мы с родителями переехали, когда мне было шесть лет. На занятия по подготовке к школе меня водили в бывший кинотеатр «Факел» — в девяностые там открыли детский центр с «развивашками». Из обучения я запомнила одно: нельзя болтать ногами, по- тому что черти на них качаются. Потом, уже в 2010-х, в этом здании пытались делать центр современного искусства.
Помню, как художник Кирилл Шаманов проводил здесь выставку гоп-арта — смешивал постмодернизм и пацанскую эстетику Купчино с сидением на кортах с семками во дворе. Сейчас все так джентрифицировано — качели, модные деревянные шезлонги, тут как буд-то даже неуместно пить пиво, разве что кокосовый милк-стаут через трубочку. Вот рядом мужчина в спортивном костюме потягивает кофе из крафтового стаканчика.
Ты подводишь к тому, что бытие определяет сознание? Не все люди чувствительны к контексту, есть же такие, кто приходит в бар «Хроники» и пьет апероль, что я считаю совершенно неуместным. Я бы даже сказала неприемлемым. В «Хрониках» нужно пить пиво, портвейн, водку, закусывая бутербродом. Или пить фирменный коктейль с клюквой, что я и делаю, а гедонизму там места нет. Также и тут могут быть люди, которые сядут на эту площадку с «сиськой» пива, и им норм.
Хотя панельки остались здесь такими же и даже выглядят еще более облезлыми, островки благополучия уже не дают нам воспринимать Купчино так, как в детстве.
Ты хочешь сказать, что с приходом сетевых кофеен и красивых деревянных детских площадок эта земля больше не сможет дать миру новое поколение купчинских гопников?
Думаю, не может. Потому что появились соцсети, маркетплейсы, всеобщая глобализация.
Ну да, исчезает самобытность районов и даже городов. Все впитывают один и тот же тип эстетики в интернете, заказывают одни и те же вещи на «Вайлдбериз». В 1990-х на районе был только один магазин — «Белвест», где торговали очень страшной обувью. Чтобы купить нормальную, надо было ехать на «Владимирскую» — почему-то именно там был обувной центр. Конечно, еще заходили в ДЛТ и Гостиный двор поглазеть. Когда зимним вечером мы возвращались домой из центра, то накатывала такая тоска — совершенно безнадежная. Не потому, что мы плохо жили — жили обычно, как и все. Просто было ощущение возвращения в околопровинциальную обыденность — естественно, я тогда не могла выразить это такими словами, да и не воспринимала так. Просто центр города — это праздник, это выходной, светящиеся витрины и огни, а тут все дома одинаковые и всё одинаково. Разве что вот сквер с приятными березками выделялся — мне очень нравилось в нем гулять.
Я всегда думала, почему на твоих линогравюрах так много берез. Казалось, что это оммаж советскому графику Андрею Ушину, которого многие знают по циклу блокадных линогравюр, — в твоей собственной коллекции искусства много его работ. Но получается, нулевая береза росла тут, в Купчино. Как и нулевой голубь.
Голуби были, кстати, не только в заброшенном доме. В нашем дворе обитала стая, в которой был белый голубь — я назвала его Марией, я его подкармливала. С животными тут было все хорошо. На кухне было много тараканов — просто полчища. Но были и пауки — мои питомцы. Один жил в ванной — я его кормила тараканами, а потом он родил много маленьких паучат. Это, оказывается, был не паук, не паукан, а пауканка. Второй жил на балконе — огромный желтый паук. Очень красивый. Мы жили в коммунальной квартире — снимали две комнаты. В третьей жили муж с женой, они постоянно и громко слушали группу «Агата Кристи». Мои школьные годы прошли под «Сказочную тайгу».
Поэтому сказки были не нужны?
Сказки тоже были, но странные. По телевизору показывали «Твин Пикс» Дэвида Линча — мама его смотрела, и я за компанию. Мне было тогда лет 6–7, сериал произвел на меня впечатление. Я помню эту интригу, кто же убил Лору Палмер. Помню момент с мигающим светом и буквами под ногтями. Меня очень зацепил этот момент — что же за имя сложится из этих буквочек? Но при этом совсем не сложилось ощущения суперуникальности этого фильма, потому что на постсоветском телевидении 1990-х все было наполнено порталами в непонятные миры, странными черными вигвамами. Например, совершенно безумные передачи вроде «Золотой лихорадки» с Леонидом Ярмольником: весь замес состоял в том, что он играл роль дьявола, а его помощником был карлик. Даже от детских программ веяло линчевским духом. Телеспектакль «Запомни, принцесса, или Тайна бабушкиной шкатулки» был похож на ночной кошмар. В центре сюжета — проклятая музыкальная шкатулка, куда героиня попадает, и с ней начинают происходить страшные события.
Гамбургская площадь, угол Софийской улицы и проспекта Славы
Кстати, мы дошли до дома, где жил Дмитрий Нагиев. Ну во всяком случае так все говорили.
Это царь-дом, конечно, — он на курьих ножках, и на первом этаже у него сохранились супрематические витражи из цветных прямоугольников.
Напротив этого красивого дома сейчас церковь и новостройки, а в 1990-е здесь пустырь и посреди него желтый дом, в котором находилась школа с художественно-эстетическим уклоном, где я училась.
Куда же клонилась эта художественная эстетика?
С первого по одиннадцатый класс у нас были ИЗО и ДПИ, в обычных школах все это заканчивается намного раньше. Мне кажется, маме сразу было понятно, что меня не возьмут учиться чему-то нормальному, в математическую школу, например, поэтому к арт-стезе подталкивали с детства.
То есть в тебе рано заметили творческие способности?
Я была таким ребенком, которому даешь лист бумаги — и на несколько часов можно про него забыть. Мне казалось, что это характерно для всех детей, но когда у меня появился ребенок, то оказалось, что это не так. Мой сын рисует, только когда готовится к персональной выставке, — такой у него профессиональный подход.
Мост через «Сортировку»
Надо было на троллейбусе переехать этот мост — одно из худших мест в городе. Мимо нас в сорока сантиметрах едут машины, у тебя плащ весь в пыли.
Зато мы идем и смотрим на поезда.
Не понимаю, почему ты так любишь часами ходить пешком по не самым приятным местам Петербурга.
Мне нравится ходить пешком. Вот велосипеды, бег — все это я терпеть не могу, а ходить пешком замечательно, голуби тоже любят ходить пешком, а летать не любят.
Ивановский карьер (Белевский карьер)
Раньше это был, кстати, хрестоматийный карьер на окраине с пляжем — тут пикники устраивали, жарили шашлыки, отдыхали, пили пиво. Все очень напоминало работы Николая Бахарева, фотографа, который снимал загорающих на городском пляже в Новокузнецке 1980-х. Но и до карьера дошла джентрификация — берег теперь выглядит как Новая Голландия на минималках. Еще одно место из детства, которое мы потеряли.
Мы сюда приезжали из Купчино, чтобы загорать и на лодках кататься. Кстати, тут со мной произошло странное: я шла вечером с занятий домой и увидела рядом с пятиэтажкой белую лошадь — она стояла в кустах в темноте. Довольно удивительное впечатление.
Предлагаю взять кофе и пойти кататься в парк Бабушкина на колесе обозрения.
Парк Бабушкина
Мы с Гартом-младшим были здесь в прошлом году, хотели посмотреть дореволюционную католическую церковь Святейшего Сердца Иисусова в псевдоготическом стиле. Но она была закрыта лесами, так же как и сейчас, поэтому пришлось идти в парк Бабушкина. Гарт катался на каких- то аттракционах, потом я зачем-то спросила: «Хочешь на колесе обозрения?» При этом я жутко боюсь высоты, просто до истерики. Мы сели на колесо, потому что время от времени я начинаю думать, что как будто уже и не боюсь высоты. Но каждый раз ошибаюсь. Так вот, я орала всю дорогу, пока колесо делало круг. Потом я спросила у Гарта, что ему понравилось в парке больше всего. Он сказал: «То, как ты ругалась, пока мы катались на колесе». До сих пор иногда вспоминает с радостью. Так что нет, на колесе я кататься не буду.
Жаль, конечно. Это единственный парк в этом районе с детскими аттракционами.
Детские аттракционы — мой любимый жанр. Вот, смотри, едет детский поезд, а у него на крыше пластмассовые скульптурки львов и пантер — невероятно уродливые. Я все это очень люблю, потому что специально так нарисовать невозможно.
Мне кажется, дети любят уродливые вещи — у них плохой вкус.
Нет, мне кажется, это просто взрослые не стараются.
Набережная Невы у Парка им. Бабушкина
Наша прогулка — воспоминание о местах детства и сравнение с тем, что происходит с ними сейчас. По большей части это джентрификация и новая счастливая постхипстерская жизнь. В этой набережной есть что-то балабановское — тут и шашлыки жарят, и на машинах прямо к воде подъезжают.
Удивительно, но я впервые побывала на ней в прошлом году, и это место меня совершенно поразило. Набережная настолько мощная, гранитные плиты и лестницы выглядят так сурово, что думаешь — нас обманывали, и Петербургу на самом деле две тысячи лет.
Текст: Александра Генералова
Фото: Кристина Рожкова
Стиль: Елизавета Савина
Визаж и волосы: Мария Швец
Свет: Федор Штоф Skypoint
Собака.ru благодарит за поддержу
партнера премии
«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2025
Ювелирный бренд Parure Atelier
Комментарии (0)