На экраны выйдет фильм-бенефис Ольги Бузовой «Равиоли Оли»! Что это с точки зрения культуры — объясняют философы и социологи (через бимбокор, метамодернизм и диалектику желания Лакана!)

Если рассматривать «Равиоли Оли» как социальный ритуал, мы увидим гораздо больше, чем очередную комедию. Для фандома Ольги Бузовой это форма коллективного празднества, созданная специально под них — аналог телевизионного концерта с любимыми звездами для поколения наших родителей, но адаптированный к цифровой эпохе. Такой фильм не рассказывает новую историю, его задача — укрепить связи внутри фан-сообщества. Это момент, в который можно пережить ощущение, что теперь они — не множество разрозненных «я», а подлинное «мы».

Если интерпретировать это с точки зрения Эмиля Дюркгейма, то массовая культура может иногда выполнять ту же функцию, что и религиозные ритуалы: она создает моменты коллективной эмоциональной возбужденности, когда группа переживает единую эмоцию и тем самым воспроизводит саму себя. В этой логике Бузова выступает как тотемная фигура — не святая, но символическая. Фильм, созданный под нее, дает аудитории возможность пережить обновление коллективного мифа.

Также здесь важна современная специфика — мы живем в эпоху метамодернизма, где строгие границы между highbrow и lowbrow культурами растворяются. Метамодерн не противопоставляет «высокое» и «низкое» — он держится на постоянном колебании между искренностью и иронией. Именно поэтому «кринж» (через который может быть рассмотрен фильм с Бузовой) перестает быть негативной характеристикой. Он становится полноценной эстетикой и способом переживания мира.

Часть зрителей пойдет на «Равиоли Оли» не потому, что ожидает высококачественное кино, а заранее знает: это будет кринж. И в этом и состоит обещание удовольствия. Такой просмотр превращается почти в игру: иронизировать и искренне эмоционально реагировать, смеяться над абсурдом, но и позволять себе полученные положительные эмоции.

Отдельно стоит сказать о самой фигуре Ольги Бузовой в российской культуре. Cейчас она не просто медийная персона, а символ ностальгии по нулевым — эпохе гламура, блесток, мехов и бесконечного оптимизма, подпитанного стабильной экономикой. В этом смысле образ Бузовой работает как диско на «Ретро FM» для миллениалов: она вызывает ощущение возвращения в то время, когда они были детьми, и будущее казалось светлым. Ее образ удивительным образом вписывается в современную волну ностальгии, «бимбокора» и намеренной гиперпростоты, которую аудитория переживает не как недостаток, а как желанную свободу.

Сюжет фильма повторяет известный троп: пресыщенный земными благами, но терзаемый чувством пустоты человек оказывается в обстоятельствах, в которых не мог бы себя вообразить. И вдруг именно в этой ситуации обретает сокровище, которое избавляет его от фрустрации и тоски по чему-то большему.

Важно, что истинное счастье никогда не совпадает с рациональными представлениями о нем, а, напротив, переворачивает доводы рассудка. Здесь мы можем вспомнить множество таких историй: например, древнегреческую комедию «Лесистрата» Аристофана, в которой гордые воинственные мужи после объявления их женами сексуального бойкота обнаруживают, что идеал героического подвига — ничто в сравнении с земным наслаждением, и быстро заканчивают долгую войну. То же самое происходит в творении режиссера Андрея Никифорова «Равиоли Оли», где немецкий бизнесмен оказывается мошенником, а мужчина мечты все это время ждет Олю Бузову в Нижних Теплышках. Таким образом, сюжетная арка «Равиолей» не просто не нова, но, как сказал бы Карл Юнг, архетипична.

В чем же причина настойчивости данного сюжета? Это основополагающий комический троп, который раскрывает диалектику желания в отношении со своим объектом. Жак Лакан обращается к комедии — например, к «Школе жен» Мольера — чтобы продемонстрировать следующий парадокс: объект, на который нацелено желание, всегда оказывается не тем, стоит лишь его достигнуть. Таким образом, он характеризуется своей вненаходимостью — то есть, отсутствием четко определяемого места. Нехватка объекта и его перманентное ускользание обеспечивает субъекту возможность желать, а потеря желания означает для него утрату бытия.

Кант говорил о смехе как об «аффекте превращения напряженного ожидания в ничто» — то есть, как об индикаторе того, что рассудочные представления столкнулись с отсутствием результата. Этот факт однако доставляет субъекту удовольствие, потому что позволяет ему пережить свободную игру воображения — или, в лакановских терминах, — игру желания, суть которой в постоянном движении и недостижении цели.

Таким образом, равиоли в фильме — не просто паста, но символ невозможной встречи с тем самым объектом-причиной желания. Можно сказать, что зрителю не составит большого труда распознать себя в этом сюжете, а также задаться вопросом о своих «равиолях».

Такие фильмы — что называется, «чистый бизнес». В «Равиоли Оли» зритель, ожидающий водевиля про обманутую женщину, на самом деле получает глубоко символическую историю о спасении через любовь. И ключ к ее пониманию — в простой, почти гениальной метафоре: заброшенный пельменный завод в Нижних Теплышках — это и есть Россия.

Это перевернутая, исправленная версия нашей недавней истории. Образ коллективной травмы, упадка, «обманутого вложения» целого поколения 1990-х, которое верило в скорый «заграничный рай» (олицетворяемый аферистом-немцем Генрихом!). Деньги уплыли, мечта лопнула. Казалось бы, логичный шаг — распродать остатки, то есть признать поражение, констатировать смерть. Но здесь происходит чудо! Оля начинает лепить равиоли, и завод оживает.

Фильм — не о деньгах и реванше, но о воскресении завода-России, который вновь обретает душу через простое женское начало — накормить, объединить, вдохновить, полюбить то, что есть. «Я скажу тебе с пельменной простотой… — как бы говорит нам Ольга Бузова, — твои “Нижние Теплышки” тоже можно спасти, просто начав лепить равиоли с любовью». В общем, «Равиоли Оли» — утешительное кино для уставшей страны.