Директор ГМЗ «Царское Село» Ольга Таратынова: «Музей, как и театр, начинается с вешалки»

За 17 лет, что лауреат премии «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2025 в номинации «Искусство» Ольга Таратынова возглавляет «Царское Село», огромное количество памятников архитектуры превратились из послевоенных руин в возвращенные объекты культурного наследия: это драгоценные Агатовые комнаты, церковь Воскресения Христова с подлинным интерьером Растрелли, парадные залы Александровского дворца, где жил Николай II.

Музейная сенсация 2024 года — восстановленный Зубовский флигель. Знаменитые апартаменты Екатерины II, ничего подобного которым не было и нет ни в России, ни в мире, спроектированные и отделанные Камероном и Кваренги, — это передовая интерьерная мода конца XVIII века: пятнадцатиметровая Табакерка, где императрица читала Шекспира, и ее отделанная фиолетовым (!) стеклом Опочивальня. Для завершения работ привлекли международные коллаборации и новые технологии: 155 лаковых панно для Китайского зала флигеля воссоздают по традиционной технике в Пекине, а для реконструкции утраченных панно Туалетной комнаты задействовали нейросети.

Как реставрировали красивейшую барочную церковь Растрелли и при чем здесь Венецианская хартия

Вы с 2008 года возглавляете «Царское Село», и за это время его стало не узнать — очень многое восстановили и отреставрировали.

Самой страшно представить. Давайте я всё перечислю! Китайские мосты, спроектированные в 1780-е годы Чарльзом Камероном, отреставрированы в 2010−2011 годах.

Агатовые комнаты, знаменитое рабочее пространство Екатерины II, отделанное яшмой, — в 2013 году.

В 2014 году открыли музей Первой мировой войны в Ратной палате, построенной по распоряжению Николая II и при нем задуманной как пантеон русской воинской славы.

В 2016 году открыт «Арсенал» первой трети XIX века Адама Менеласа, восстановленный из полуруинированного состояния. Сейчас там располагается коллекция императорского оружия.

Отреставрировали к 2018 году павильон «Шапель» XIX века в псевдоготическом стиле. Там нет экспозиции, в интерьере стоит одна статуя, и можно прочитать про историю этого павильона. Люди любят бродить вокруг, заходить в этот зал.

В 2019 году завершили реставрационные работы в уникальной и на удивление хорошо сохранившейся церкви Воскресения Христова Екатерининского дворца, построенной по проекту Франческо Растрелли.

В 2021 году открыли первую очередь Александровского дворца. Это именно те комнаты, где жил Николай II и его семья. Остальные помещения — общественные зоны, конференц-зал, библиотеку, — если все будет в порядке с финансированием, откроем в 2027 году.

Год назад мы завершили работы в комплексе «Императорская ферма», там в общей сложности 9 построек на территории.

Ну и вот Зубовский флигель открыли, можно сказать, только что.

Как вы этого добились?

Начиная с 2011 года мы многое восстанавливаем на средства благотворителей, это очень ускорило процесс. Когда после Великой Отечественной войны решили восстанавливать полуразрушенные дворцово-парковые ансамбли, это делали не одновременно: «Царское Село» было третьим в очереди после Петергофа и Павловска. Только в 1957 году начали реставрировать Екатерининский дворец, в 1959-м открыли первые залы. В 1970-е годы деньги стали поступать очень небольшими порциями. В результате некоторое количество павильонов еще в 2000-е годы находились в том же состоянии, что и после войны, без окон, дверей, крыш. И надо было что-то срочно делать, в 2000-е как-то уже неловко было ссылаться на то, что с нами сделали оккупанты.

Государство, конечно, выделяло деньги — залы Екатерининского и Александровского дворцов реставрировались на средства федерального бюджета. Но этих усилий было мало. Для начала мы начали вкладывать в восстановительные работы небольшие, но все же существенные собственные средства, заработанные на билетах, на каких-то мероприятиях. Потом мы начали системно привлекать спонсоров.

Первым таким опытом была Янтарная комната, воссоздание которой завершали на средства благотворителей. В 2011 году мы стали работать с РЖД. Владимир Иванович Якунин тогда выделил средства на восстановление Агатовых комнат. Мы впервые проделали такую сложную, систематическую реставрационную работу, которую я до сих пор очень уважаю и люблю.

Я так понимаю, Агатовые комнаты — это ваш любимый реставрационный проект?

Несмотря на то что я работаю во дворце, который на 80% представляет собой воссозданные здания и интерьеры, я большая поклонница Венецианской хартии. Хартия составлена в 1960-е и рекомендует следовать исторической правде, то есть не воссоздавать те части памятников, которые были утрачены, либо непременно выделять фрагменты, где есть современное вмешательство. Как раз Агатовые мы делали по принципам Венецианской хартии.

В Агатовых комнатах был сорван со стен весь декор, который находился на расстоянии вытянутой руки от пола. Я не сразу поняла, почему именно так, а потом мне объяснили, что немцы просто увезли на сувениры все, до чего смогли дотянуться.

Агатовые комнаты — это такая драгоценная шкатулка с подлинными, хранящими энергетику Екатерины пластинами яшмы. Подчеркиваю, не агата, а именно яшмы. Для проведения реставрации мы создали специальный совет, в него вошли самые известные в городе профессионалы — реставраторы, историки, искусствоведы, представители КГИОП. Они действительно яростно спорили по каждому профессиональному вопросу.

Какой реставрационный проект оказался самым сложным?

Церковь Воскресения Христова — первый объект, помощь в воссоздании которого оказала компания «Газпром». Нам поставили довольно жесткие сроки, которые мы не могли сорвать, иначе наша репутация была бы испорчена. Зато у нас появилась возможность реализовать кажущийся нам несбыточным проект. Это ведь единственная хорошо сохранившаяся церковь авторства Растрелли, где 75% элементов подлинные. И там тоже все современные детали выделены: новые элементы, в том числе капители колонн, выполнены в дереве, а старые — в позолоте.

Между прочим, после того как церковь горела в 1820 году, архитектор Василий Стасов поступил схожим образом: он сделал новые детали из папье-маше, в то время как при Растрелли весь резной декор выполняли из дерева. А в конце XIX века, тоже после пожара, капители и другие элементы изготавливали уже из мастики, так что нам было очень легко различать наслоения разных эпох в церкви.

А вот иконостас мы всё же восстановили после долгих споров. Из него сохранились всего две иконы, на месте остальных были пустые рамы. Но все-таки церковь без иконостаса даже эстетически трудно себе представить. У нас к тому же три-четыре раза в год проходят службы.

Дико модный (мудборд XVIII века!) Зубовский флигель и как его обустроила Екатерина II 

В конце декабря 2024-го, после пяти лет работ ваша команда открыла для посетителей Зубовский флигель, где находились личные апартаменты Екатерины II. Чем эти интерьеры ценны в первую очередь? Почему нам всех стоит их увидеть?

Для меня это свидетельство становления Екатерины II, когда она взошла на престол. Она ведь прожила долгих 19 лет в золоченых интерьерах Елизаветы Петровны, которые считала устаревшими. Они действительно не соответствовали европейской моде. И вот наступил момент, когда она смогла всё устроить в соответствии с собственными вкусами и представлениями. В этих апартаментах Екатерины II каждый зал раскрывает какое-то ее увлечение или черту характера. Китайский зал, скажем, демонстрирует ее широту взглядов, понимание моды на шинуазри, на путешествия.

Что в Зубовском сохранилось аутентичного, а что восстановлено «с нуля»?

Конечно, по большому счету он целиком воссоздан. Этот реставрационный прорыв стал возможен благодаря поддержке компании «Газпром». В Зубовском флигеле был страшный пожар в 1944 году. К счастью, какие-то отдельные элементы отделки сохранились. Например, несколько художественных вставок и фрагменты серебряных элементов из Серебряного кабинета, пол в Зеркальном зале — его вывезли фашисты, а уже после войны вернули музейные сотрудники. Столик из Табакерки вывезли в эвакуацию, и мы подбирали оттенок синего стекла, которым отделан весь интерьер, ориентируясь именно на его цветовое решение.

Реконструированный интерьер точно передает тот, что был утрачен?

Это очень близко к оригиналу. Научная реставрация — колоссальная работа. Когда мы решали, на какой период восстанавливать интерьер, исходили из того, на какой период у нас больше материала — исторических описаний, довоенных фотографий, акварелей.

Что было технологически сложным?

Фиолетовые стеклянные элементы в Опочивальне и синие — в Табакерке. Год искали подрядчика на эти работы, а когда нашли, то 80 % уходило «в бой»: то цвет неточный, то поверхность неровная.

Если смысл Венецианской хартии в том, чтобы сохранить аутентичность, то что нам дают воссоздания памятников?

Смысл — в первую очередь просветительский. Люди могут наглядно представить себе, как это все выглядело, что здесь могло происходить.

Назовите, пожалуйста, пять мест или вещей, которые точно нужно увидеть в Зубовском флигеле.

Это Опочивальня и Табакерка, два интерьера, где в декоре использовано уникальное цветное стекло очень красивых, необычных оттенков. Кроме того, это коляска Екатерины, на которой она передвигалась последние годы, когда у нее уже очень болели ноги. После немецкой оккупации эту коляску нашли в мусорных кучах на плацу. И мне очень нравится Зеркальный кабинет: в нем практически все плоскости отделаны зеркалами, отчего всё пространство становится немного сказочным.

Тут поражает сочетание показной скромности, практичности и исключительного гедонизма, невероятное внимание к быту и ритуалам: Табакерка с диваном для чтения Шекспира. Выходит, можно быть дельным человеком — и думать о красивых зеркалах?

Именно так. Екатерина вставала в пять утра и была трудоголиком. И даже ее интерьеры отражали ее мировоззрение, вектор развития общества. В этом был вызов. Я думаю, в свое время отделка этих залов была космически дорогой, хотя помещения могли быть очень маленькими — Табакерка занимает всего 15 м2.

Ну а что будет пятым пунктом в вашем списке?

Когда в будущем мы завершим работы в Китайском зале, его точно нужно прийти посмотреть. Стены зала были практически полностью закрыты китайскими лаковыми панелями. Это было, конечно, зрелище! И для нас сейчас китайцы в мастерских, где сохранились традиции изготовления этих панно, восстанавливают декор кабинета. Две пилотные панели уже выставлены в Зубовском флигеле. Представлены две техники: одна — мяоцзинь, другая — куанцай. Мяоцзинь — это роспись золотом по черному блестящему фону, а куанцай — это яркие панели с разноцветными фигурами на черном или темно-красном фоне.

Реставрация Зубовского флигеля, если не считать панелей в Китайском зале, завершена?

Лаковые панно в Китайском зале, живописные лаковые вставки в Туалетной комнате — вот элементы отделки, над которыми сейчас продолжается работа. Мы открыли Зубовский флигель для посетителей, так как в целом личные апартаменты Екатерины II воссозданы. Есть еще первый этаж, где жил Александр II. Но отделка этих интерьеров была лаконичной, я бы сказала — прагматичной. Мы планируем создать здесь инклюзивный центр музея.

Что происходит с легендарной ванной в Баболовском дворце и отреставрируют ли Китайский театр

Что еще вы планируете восстанавливать в «Царском Селе»?

Моей болью — и, думаю, не только моей — является Китайский театр. Это самый большой павильон на всей нашей территории, в котором давали премьеры итальянских опер при Екатерине II. Он сгорел в 1941 году, мы его законсервировали. Есть проект восстановления, разработанный «Студией 44». Мы хотим сделать там выставочные площадки, у нас их нет практически в музее, а также театральный зал и открытые фонды в цокольном этаже — так же как в «Старой деревне» Эрмитажа. Цена будет огромная, порядка четырех миллиардов. Мы очень рассчитываем в скором времени этим заняться — все же когда в 300 метрах от Екатерининского дворца стоит руина, это не есть хорошо. Ну и руины Баболовского дворца ждут своего часа.

Есть ли сроки по Баболовскому дворцу?

Нельзя заниматься всем одновременно, и многое зависит от финансирования. Проект у нас готов. Дворец стоит в глубине парка, до него долго идти пешком, так что привлечь публику будет большой проблемой. Сейчас дворец законсервирован и тщательно охраняется — в основном от людей, которые хотят проникнуть в него, чтобы посмотреть на огромную гранитную ванну диаметром более пяти метров.

Какие у вас чувства от происходящего? Удовлетворение или, наоборот, ощущение бесконечного процесса?

Бесконечным он не может быть, мы очень сильно продвинулись за последние годы, и я верю — в обозримом будущем закончим. Я все время думаю, что у людей есть какой-то инстинкт, как у муравьев. Вот если наступить в муравейник, то муравьи начнут быстро-быстро все возвращать на свои места, как только вы уберете ногу. Мне кажется, мы делаем примерно то же самое.

Вы точно подметили, что в Петербурге многое воссоздавали именно в силу того, что памятники архитектуры пострадали после войны — были полностью или частично разрушены. С другой стороны, время прошло, а есть ощущение, что принципы Венецианской хартии у нас не прижились. Как думаете — почему?

Я до «Царского Села» работала в КГИОП и 20 лет заседаю в Совете по сохранению культурного наследия. И я очень близко наблюдаю все эти дискуссии. Мне кажется, что истоки этого лежат в недоверии к современным архитекторам. В Петербурге ведь и правда удачные проекты можно по пальцам пересчитать. Вот с этим и нужно работать в первую очередь, наверное.

Правда ли, что Екатерина II могла бы вести курсы по раскрытию харизмы, и при чем здесь криптоферма

Вы работаете в красивом, роскошном месте. Передалось ли вам какое-то ощущение аристократизма жизни?

Нет, я не ощущаю себя женщиной при власти. Наоборот, чувствую огромную ответственность. Я всегда говорю, что уровень наш должен быть высочайшим, тем более что такую планку задали наши предшественники. Моя задача — сделать этот музей лучшим во всех смыслах.

Что для вас значит «лучшим»?

Я согласна с Михаилом Борисовичем Пиотровским в том, что посещаемость музея — не главный показатель качества его работы. Есть много маленьких или среднего размера музеев, выдающихся совершенно по какому-то сохраненному духу, по энергетике. Если оценивать музей как некую просветительскую площадку, которая при этом принимает, как мы, огромное количество посетителей, то надо практически одним из решающих факторов, наверное, ставить удобство.

Музей, как и театр, начинается с вешалки, с туалетов, с питания. Нельзя считать, конечно, показателем отсутствие очередей, хотя мы к нему стремимся и почти достигли этого. Хотелось бы, чтобы люди больше возвращались в «Царское Село», сейчас, что греха таить, мы — музей одного визита.

Как бы вы мотивировали людей приезжать в «Царское Село» второй раз?

Я часто думала об этом. Дворцы многое рассказывают о своих владельцах. Самые важные обитатели Царского Села — это Елизавета Петровна, Екатерина II, ну и Николай II. Он же с 1905 года жил не в Зимнем дворце, а именно в Царском Селе, в Александровском дворце, и мало куда выезжал. То есть приезжать стоит ради героев Царского Села, чтобы окунуться в среду, в которой они жили. Во всех пригородных бывших царских резиденциях разная атмосфера, энергетика и то, что сейчас называется модным словом «целевая аудитория». Я для себя определяю «Царское Село» как место, куда хорошо приехать влюбленным, побродить по аллеям.

Образ Царского Села со временем значительно менялся. В начале XX века это было роскошное, скорее аристократическое место.

Да, а перед войной вдоль аллей стояли пивные ларьки и в Камероновой галерее работал ресторан «Орел».

В моем детстве, лет тридцать назад, школьников возили сюда осенью, и это как-то было связано с Пушкиным, с Ахматовой. А что сегодня представляет собой царскосельский гений места?

Конечно, и для нас «Царское Село» — это в том числе сады Лицея, Пушкин, места, связанные с Ахматовой и художником Кузьмой Петровым-Водкиным. Однако такую атмосферу все труднее сохранять: город Пушкин активно застраивается, туристические потоки становятся только больше, и приходится думать, как не превратить музей-заповедник в аттракцион, куда публика приходит бездумно. Это очень тонкий момент, потому что аура места — не только нематериальная ценность, но и неизмеряемая. Видимо, ради сохранения парка нам придется найти деликатный способ ограничивать его посещение.

Раскройте мысль про героев Царского Села. Вы хотите сказать, что интерьеры помогают лучше понять их владельцев?

Конечно, это дает увидеть характер. Екатерина Великая не совсем такая, как принято о ней говорить. Я, мне кажется, ее немного начала понимать, чувствовать ее внутренний мир.

И какая же она?!

Она как-то фантастически ловко вошла в российское общество. Завоевала огромное количество сторонников и друзей за короткое время, быстро изучила русский язык, что не все, кстати, императрицы и императоры делали. Скажем, в семье у Николая II говорили на английском между собой. Вот я думаю, что не только желание, но и умение нравиться было ее главной чертой. Мы восхищаемся ее перепиской с Вольтером, но я уверена, что она заранее понимала, что письма будут издавать и читать, рассчитывала на это. Екатерина II хотела завоевать сердца всех, кто ее окружал. Ну и, как женщине, мне это понятно. И, кстати, при определенных способностях любая женщина может этого достичь, а Екатерина II в этом смысле — пример.

Потом, в Екатерине II важно, что она немка. Есть очень красноречивый эпизод. При Елизавете вся лепка на дворце, статуи, балюстрада — все, что сейчас выкрашено охристой краской, было покрыто позолотой. Екатерина II, оценив расходы на содержание позолоты, велела все это закрасить. Собственно, с екатерининских времен наши фасады существуют в том виде, в каком мы их видим с вами сейчас.

То есть Екатерина II была прагматиком?

Да! Когда она делала Агатовые комнаты, скончался ее фаворит Александр Ланской. Она искренне переживала его смерть. Тем не менее приняла решение в Агатовые комнаты перенести полы из незаконченного особняка Ланского, который строился на Дворцовой площади. Конечно, Чарльз Камерон, автор интерьеров, как известно из архивов, был недоволен, что ему навязывают паркеты Фельтена — можно сказать, соперника.

Получается, вы «читаете» людей по архитектуре?

Да, я даже люблю рассматривать квартиры: мне сразу становится многое ясно про человека, который живет в них. И точно так же Тронный зал и вся Золотая анфилада раскрывают для нас Елизавету Петровну, с ее тягой к празднику, постоянной веселостью, — хотя я не верю, что человек на протяжении многих лет без перерыва может быть весел и мягок. И конечно, Александровский дворец многое расскажет о его последнем обитателе, Николае II, и о вкусах его супруги.

Говорят, Императорская ферма в Царском Селе станет новым и важным общественным пространством. Что там было раньше? И что будет теперь?

В истории Царского Села есть потрясающие эпизоды, связанные с животным миром. Общеизвестно, что тут жили слоны, есть фотография, как Николай II с царевичем Алексеем наблюдают за купанием слона в здешних прудах. На ферме пытались выращивать коров разных пород. Ничего не получилось, но интерес императоров к этой теме поражает. Про лошадей и говорить нечего, недалеко от фермы находится первое в мире кладбище императорских лошадей.

Сейчас на самой ферме устроены конюшни, красивые и удобные, в них даже есть горячий душ для лошадей. И там постепенно складывается образовательный и творческий кластер, где будут лаборатории, мастер-классы, лекции, зал для конференций, апарт-отель буквально на четыре-пять номеров и выставочный зал для современного искусства. Вероятно, мы будем устраивать арт-резиденции, тематически связанные с музеем. В основном все это рассчитано на молодежь. Раньше люди в возрасте 17–30 лет почти не посещали музей, сейчас у нас очень много таких гостей.

Расскажите про проект «Криптоферма», который вы запустили с ИТМО.

Этот проект объединяет цифровые технологии и художественные поиски вокруг тематики Императорской фермы. Работы такие разные, что их даже не подвести под один знаменатель. Один проект исследует процесс образования молочного белка и его очень сложную зависимость от внешних факторов — и отсылает к тому, что когда-то здесь были молочная ферма и сыроварня. Другой проект показывает, как жили животные в наших парках.

Усталость не накопилась за 17 лет работы? Вы что-то знаете о выгорании?

Усталости нет нисколько. Как-то так в жизни получилось, что я все время связана с «Царским Селом». Я жила в Купчино в детстве и сюда ездила часто, гуляла с одноклассниками. Была замужем за предыдущим директором «Царского Села». Просто очень люблю это место. Кроме того, я учусь каждый день: то новые пространства, с которыми нужно работать, то новые идеи, то организационные задачи. Ощущения рутины совсем нет.

На личные увлечения остается время?

Они у меня очень тривиальные. Я люблю сажать цветы на своей даче. И еще мое увлечение — это моя собака, уиппет — малая английская борзая. Ей три года, и она любимица всей семьи. У меня даже есть теория, что любимицами Екатерины II были борзые, а вовсе не левретки.

Текст: Мария Элькина
Фото: Наталья Скворцова