18+
  • Развлечения
  • Театр
  • ТОП 50 2021
Театр

Как «Упсала-Цирк» придумал психотерапевтический спектакль «Перья», сочетающий смертельные трюки, техно и фотоархивы XX века

Единственный в мире цирк для хулиганов и лауреат премии «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга» в номинации «Театр» выпустил спектакль-лабораторию «Перья» и провёл коллективную театральную терапию — в своем шапито на берегу лебяжьего пруда в парке в Полюстрово. Команда во главе с режиссером Ларисой Афанасьевой смешала на сцене смертельные трюки и танец, фотоархивы XX века и декорации из оргстекла, фольклор Псковской области и низкочастотное техно — все для того, чтобы прожить историю страны и вспомнить свои корни.

Наталья Скворцова

Сюжет

Новый спектакль «Упсала-Цирка» впервые за всю историю проекта заходит на территорию документального театра. Пользуясь все теми же приемами акробатики и танца контемпорари, команда отстраняется от привычного для себя фантазийного мира. Сюжет «Перьев» построен вокруг детских воспоминаний артистов, а шире — травм России XX века. Личное, от коммуналок и лета в деревне до дворов-колодцев и гаражей, здесь встраивается в исторический контекст. Зритель вместе с труппой проживает потрясения страны и знакомство со своими корнями: ГУЛАГ сменяется сенокосом, поезд в ссылку — хороводом кумушек, мужицкие пьянки — ритуалами староверов. Соединяясь со своими воспоминаниями, в конце спектакля герои получат освобождение: в финальной сцене они танцуют под музыку культового «АукцЫона», обливаясь водой из жестяных ведер. Сценография спектакля не менее эмоциональная, чем его идея. Главная декорация — конструкции из мутного оргстекла от художника Николая Хамова, работающего с физическими театрами AXE и DEREVO. Его модули издают раздражающий скрип и все время двигаются: они становятся то кроватями в общежитии, то нарами в тюрьме, то полупрозрачной стеной. Визуальный фон «Перьям» создал видеомэппинг из фотографий труппы и фотоархивов с лицами предков. Но самым важным было запустить в артистах процесс осознания своих корней. Для этого режиссер и сооснователь цирка Лариса Афанасьева отправилась с командой к антропологам — в Пропповский центр, где изучают культурное и социальное наследие страны и то, как оно трансформируется сегодня.

Антропологи удивились вашему появлению у них в центре?

Почему-то нет. (Смеется.) Когда мы начали разбираться с понятиями «память» и «корни», стало понятно, что они огромные и до сути нам самим не докопаться. Антропологи откликнулись с пониманием. Начали рассказывать нам о старинных ритуалах и фольклоре и как все это сказывается на нас сейчас. Мы открывали себя не просто как отдельных людей, а как часть большой семейной истории народа и страны. В том же центре мы обнаружили много фотографий, на которых зафиксированы русская повседневность, жизнь общины начала XX века и семейный быт разных времен. Это все стало частью спектакля — коридором, наполненным памятью поколений, куда встроились и фотоархивы самих артистов, и летопись цирка фотографа Евгения Мохорева: он снимал нас с самого основания проекта.

Главный образ спектакля — перья. Что он означает?

Когда птицы болеют или их выдергивают из стаи и сажают в клетку, они запускают процесс самоуничтожения и выщипывают себе перья. В России мы все немного такие птицы и переживаем момент своего самоистребления. Нам сложно зацепиться за прошлое: войны, репрессии, ГУЛАГ, голод, нищета, несправедливость, жестокость — где-то наша память болеет, где-то она совсем вырыта, где-то мы сами ничего не хотим помнить. Да, мы выходили с личными историями, но нам было важно сделать высказывание не только про себя.

Как благодаря Игорю Водопьянову у «хулиганов» из «Упсала-цирка» появился постоянный дом

Такая терапия была для вас болезненной?

Конечно! Но мы были рядом друг с другом и понимали, что это полезно и важно. Каждая встреча, на которую мы приносили семейные фотографии и рассказывали про себя, делала наши взаимоотношения доверительнее и тоньше. В процессе прорабатывания темы семьи мы оставляли детские обиды, ­принимали себя и становились старше. Вся история «Перьев» — это взросление: проекта, артистов, людей, а еще страны и нас всех.

«Упсала-Цирк» появился двадцать лет назад. С чего вы начинали?

В 2000 году мы вместе с актрисой бродячего цирка из Германии Астрид Шорн решили попробовать помочь подросткам из групп социального риска изменить свой жизненный сценарий. Мы ездили по спальным районам, вокзалам и гаражам и приглашали ребят учиться акробатике и жонглированию, которые в недрах «студии» срослись с уличным театром, паркуром и брейк-дансом. Результатом стали спектакли-лауреаты, в том числе «Золотой маски», а цирк начал гастролировать по всему миру — мы не единожды даже были на легендарном смотре искусств Fringe Festival в Эдинбурге. Сейчас у нас свой собственный дом-шапито, созданный строительным магнатом Игорем Водопьяновым на берегу лебяжьего пруда в парке на Пискаревском проспекте, и профессиональная труппа — она выросла из первого набора «трудных» подростков. «Перья» стали большим новым шагом.

Сейчас вы называете себя не «цирком для хулиганов», а «цирком для жизни». Что изменилось?

Жизнь поселила нас в определение «социального проекта», но мы заявили, что «Упсала-Цирк» — это не только про адаптацию: мы романтики с большой дороги и хулиганы. Это был свежий вызов и скорее обращение к своему внутреннему миру. С точки зрения 2021 года мы должны открыться, оглядеться и начать реагировать на происходящее за пределами нашего цирка как люди и как артисты. Сейчас наша задача — говорить про мир, в котором мы живем, разумеется, пропуская его через себя. Впервые мы решились на это в 2017 году в Эдинбурге, куда поехали со спектаклем-буффонадой «Эффект пинг-понгового шарика». Из всех релизов было упразднено слово «соцпроект» — мы впервые вышли исключительно как современный цирк и театр из России.

Как поменяется театр в XXI веке?

Мне кажется, театр скоро будет лишаться своей привычной формы: он будет выходить на улицы, во дворы, в вагоны метро, на вокзалы, в концертные залы тюрем — в странные места. (Улыбается.) Это уже так и происходит! Посмотрите, сколько появляется независимых андеграудных проектов вокруг! Мне кажется, театру нужно перестать стоять на больших котурнах и колоннах: ему нужно соединиться с жизнью и с людьми — быть честным перед ними.

Хореография

Тело — ДНК памяти. Взмах косой, широкий жест раздолья на поле или прядение на веретене — в процессе подготовки спектакля команда искала движения, которые мы неосознанно повторяем из поколения в поколение, или отказались от них, потому что они стали неудобными. В «Перьях» все собрано воедино и узнается в деревенских и городских сценах, драках и детских играх. Кроме этого, артисты прыгают на подкидной доске, освобождаются из оков в аквариуме, поднимаются под купол и вращаются на колесе Сира — делают все самое эффектное, что умеют в «Упсала-Цирке». За пластику в «Перьях» отвечает тандем постановщика трюков Ярослава Митрофанова и хореографа Елены Русиной. Ярослав присоединился к команде цирка в 2008 году в качестве тренера по акробатическим дисциплинам и жонглированию. Елена закончила Парижскую Высшую консерваторию драматического искусства, участвовала в постановках труппы Парижской оперы, физического театра DEREVO Антона Адасинского — пионера перформанса в России.

Как связаны память и тело?

Е.Р.: Тело — очень умный организм: оно помнит то, что мозг уже давно забыл. Например, если женщине, которая никогда не видела, как качают детей, дать в руки ребенка, инстинктивно она все равно будет делать правильные движения. В какой-то момент наши предки перестали рассказывать про то, что раньше переносилось автоматически: праздники, обряды, традиции. Сначала город стал разрушать общину, а потом и XX век, в нашей стране связанный с молчанием — о семье, расстрелах, замученных поколениях. Нам это либо не рассказали, либо мы забыли, либо не хотим помнить. Но все осталось в телесной памяти. С рождением мы получаем не просто физиологическую оболочку: мы несем в себе накопленный опыт предков. Его мы и пытались изучить.

Почему язык пластики отражает это исследование лучше, чем вербальный?

Е.Р.: В словах я могу запутаться или ошибиться, а движение очень конкретно. Тело позволяет искренне ответить на вопросы, что мы помним, а что нет, как мы связаны с памятью прародителей и страны, и откликается ли это в нас. Мне же нужно было создать метафору из найденных в наших лабораториях архетипов. Так, отправной точной «Перьев» стал поезд — ссылки, революции, миграции. Потом вагон превращается в косяк птиц, ищущих дом. Он же трансформируется в детскую дружбу, деревенскую сцену «Кумушки», жестокую пьянку, свадьбу или гаражи.

Что мы получаем, если запускаем в теле процесс воспоминаний?

Е.Р.: С одной стороны, мы очень рискуем получить травму, но с другой — помогаем себе преодолеть боль. Вытаскивая себя телесно, ты можешь окрепнуть и духовно. У нас это сработало.

Если современный танец в «Перьях» — это память, какую роль в спектакле играет цирковое искусство?

Я.М.: Один из главных столпов цирка — это доверие к партнеру и к команде, потому что мы все время работаем в зоне риска. Через трюки и акробатику мы как раз показываем эту сторону человечности, которая особо остро ощущается на сцене и в зале, на фоне зачастую мрачной телесности «Перьев». А еще наше искусство развивает чувствительность к тому, кто рядом: без поддержки — физической и моральной — ни одного прыжка на подкидной доске не выйдет. Когда ты ответственен за жизнь человека рядом, тебя это меняет.

Работа с телесной памятью тоже вскрывает эту чувствительность к окружающим?

Я.М.: Да. На сцене в «Перьях» мы видим, что человек может убивать, а может летать, знакомимся с диапозоном возможной жестокости и радости, тепла и безжалостности. Наша же задача понять, что мы выбираем и как хотим жить.

Музыка

Музыку к своему спектаклю создатели называют саунд-дизайном. Шумы города, деревни, вокзалов и поездов перетекают в традиционные напевы Псковской области в исполнении Ольги Сергеевой: ее голос в 70-х стал символом родины в фильме Андрея Тарковского «Ностальгия», а теперь в спектакле «Перья». Фольклор продолжают композиции Владимира Высоцкого, низкочастотное техно и отрывки из песни «Пропал». Саундтрек составил Даниил Коронкевич, выпускник ИТМО и звукоинженер. До того как стать композитором, он много путешествовал, от Чукотки и Алтая до Норвегии и Прибалтики, записывая звуки лесов, воды и птиц. В спектакле «Перья» музыкант — полноценный участник действия: все миксуется вживую прямо на сцене.

Чья была идея взять песню «Пропал» у «АукцЫона»?

Идея Ларисина. Для нее это очень важная группа. Когда она ко мне впервые подошла рассказать о «Перьях», сразу сказала: «Все должно привести к словам “Никто мне не сказал, что я пропал”». Группа очень быстро откликнулась и разрешила нам использовать композицию. Песня, кстати, хитро нарезана: отдельные строки звучат все время на протяжении спектакля: в моменты прыжков на подкидной доске или в сцене «Гаражи». Для меня композиция «Пропал» — это символ освобождения, которое очень важно для нашего спектакля.

Почему в звуковом оформлении вы используете винил?

Мы очень много говорим о корнях, поэтому нам было важно использовать аналоговые носители звука, а винил еще и дает ощущение тактильности и тепла. Так возникло две пластинки фирмы «Мелодия», с усвятскими песнями (фольклор Псковской области) в исполнении Ольги Сергеевой и сборник «Алиса в Стране чудес», где всю музыку и тексты написал Владимир Высоцкий. Этот звук противопоставляется техно, которое подчеркивает агрессивную среду города, оторванность от прошлого и липкое состояние полупамяти.

В спектакле очень много шумовых эффектов. Они из вашей личной коллекции?

Практически. Мой основной род деятельности — это коллекционирование звука. Куда бы я ни ехал, беру с собой аппаратуру и записываю леса, вокзалы, поезда, площади. В «Перьях» очень много воды: трюков с аквариумами или просто ведер на сцене. Практически все озвучено семплами, получившимся в результате моего путешествия на Кольский полуостров, где масса ручьев. А аккомпанемент нашего поезда — это железная дорога на Мурманск. Таким образом, в ткань спектакля врезается и «гений места», только в виде аудио. 

Вам важно быть на сцене?

Когда музыкант внутри действия, а тем более существует в процессе с самого начала, как в моем случае, происходит очень важная «склейка» всех составляющих спектакля. На первом этапе музыка становилась продолжением сценографии и пластики. Она рождалась не из абстрактной задачи режиссера, а из конкретных образов: прозрачных кроватей из оргстекла, детских воспоминаний артистов, трюков на колесе Сира. Во время показов музыка становится таким же живым организмом, как танец, а не просто осуществляет внешнюю функцию.

Это часть лабораторной философии «Упсала-Цирка»?

Да, в которую включается и зритель. Мне вообще кажется, что сверхзадача театрального искусства — это коллективная психотерапия и проживание каких-то проблем, а не просто констатация факта. Пора уже окончательно сломать четвертую стену, тогда будет «склейка» между сценой и публикой. «Перья» как раз пытаются это сделать.

Артисты

«Упсала-Цирк» начинался как проект для подростков из неблагополучных семей, которых приглашали учиться цирковому искусству и ставить спектакли. Акробатика, воздушная гимнастика, паркур, капоэйра и брейк-данс стали здесь авторской методикой по адаптации «трудных» детей. Сегодня в студии занимается больше ста подопечных, в том числе с особенностями развития. Ребята первого набора выросли в профессиональную труппу и уже сами преподают: на карантине команда запустила онлайн-курс по жонглированию, чтобы исполнить давнюю мечту постановщика трюков «Упсала» — научить весь мир цирку. София Крылова — одна из участниц спектакля «Перья». В детстве друзья прозвали ее Каменной Сонькой — любимым развлечением девочки было бросать камни в окна. Когда ей было десять, они с мамой попали в «Упсала-Цирк» на спектакль «Город в чемодане», и девочка попросилась на первое занятие в студию — так и осталась здесь: сейчас ей 18.

Чем спектакль «Перья» отличается от других работ «Упсала-Цирка»?

Это наш первый спектакль с рейтингом 16+. Раньше все мои роли были завязаны на амплуа веселой задиристой девочки. Здесь же мы должны включаться в серьезный драматургический материал, заново искать себя и пытаться рассказать через физический театр то, о чем мы думаем. Нужно было очень многое перемолоть внутри себя, чтобы выходить на сцену осознанно, а не просто выполнять трюки или танцевальный порядок.

Что было самое сложное в этом?

Вторжение в чужое пространство и принятие его. Например, я впервые рассматривала архивные фотографии — для меня как будто не существовало предков и быта предыдущих поколений, а ведь это часть нас самих. Через наши лаборатории мы открывали себя и коллег заново. Вроде бы работали вместе много лет, а оказалось, что практически не знаем того, кто рядом. Узнали? Кажется, да, но мы еще в начале пути. (Улыбается.) Этот спектакль бесконечен и после каждого показа обретает новые смыслы, а мы, артисты, еще больше открываемся друг другу и зрителю. Приходите знакомиться с нами. И с собой!

Текст: Ольга Угарова

Фото: Наталья Скворцова

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнеров премии

«ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга 2020»:


ДЛТ

старейший универмаг Петербурга и главный department store города

и

ювелирную компанию Mercury

Следите за нашими новостями в Telegram
Теги:
ТОП 50 2021 СПБ
Материал из номера:
Июнь
Люди:
Лариса Афанасьева

Комментарии (0)