В «Манеже» последние 10 дней идет проект «Немосква не за горами» — самая обсуждаемая выставка русского современного искусства в этом году (что? да!). Редактор рубрики искусство «Собака.ru» Генералова Александра поговорила с куратором проекта Алисой Прудниковой, основавшей в родном Екатеринбурге биеннале мирового значения, о том, как она справлялась с резкой критикой «Немосквы», и каково это — быть ролевой моделью для тысяч юных кураторок.
Вы — руководитель стратегических проектов Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина, куда теперь входит ГЦСИ, комиссар индустриальной биеннале, комиссар проекта «Немосква», топ-менеджер в иерархии институций российского современного искусства, и относятся к вам примерно как к локальному Путину, который виноват во всех проблемах. Каково это ощущать себя в таком амплуа?
Крутой вопрос. Ужас, я локальный Путин! (Смеется.) Саша, вы мне сделали не только название выставки, но и перевернули самосознание! (цитата «Опять ничего не происходит» из статьи Александры Генераловой стала рабочим названием выставки. — Прим. ред.) В 23 года я стала директором ГЦСИ-Урал и совершенно не понимала, как управлять институциями, что такое планирование. Но у меня есть одна черта, которую я понимаю как свою внутреннюю миссию: я не боюсь брать на себя ответственность. Если я тяну эту повозку, значит «за базар» и свои действия отвечаю.
Что такое платформа «Немосква»?
«Немосква» — это программа поддержки современного искусства в российских регионах, которая родилась в 2017 году с 28 обзоров художественной сцены в провинции от местных исследователей — своеобразной «Энциклопедии русской арт-жизни». Годом спустя по маршруту Москва — Владивосток в месячное путешествие отправился поезд «Немосква» с пассажирами уровня куратора 10-й Берлинской биеннале современного искусства и передвижной выставкой. Алиса Прудникова — инициатор и комиссар платформы. Среди этапов большого пути «Немосквы» — школа в Сатке (Челябинская область), куда приехали кураторы, ж елающие реализовать свои проекты в регионах, выставка в арт-центре Bozar в Брюсселе (создавали в том числе европейские кураторы) и, наконец, выставка «Немосква не за горами» в «Манеже» — как промежуточный концерт «Фабрики звезд». Перед открытием выставки разгорелся скандал: двое победителей кураторской школы обвинили организаторов в том, что их региональные проекты не были профинансированы— это поставило вопрос о коммуникации и «новой этике» в арт-сообществе.
Ваши действия — это в том числе ладить с бизнесом, спонсоры «Немосквы» — фонд Потанина и «Сибур».
Я работала и с бизнесом, и с чиновниками еще в Екатеринбурге, а сейчас пытаюсь масштабировать эту ситуацию на всю страну. Каждый город хочет быть классным, многим корпорациям хочется зайти в культурный проект и быть к нему причастным, но коллаборацию с креативными индустриями сделать непросто. Проект «Немосква» и призван был стать той точкой сборки интересов художников, властей и корпораций. Знаете, когда я работала в ГЦСИ в Екатеринбурге и мы делали первые биеннале, то мне очень часто «стучали по башке» за то, что у меня в приоритете — интересы художника и искусства, а не VIP-гости.
Может ли такая дипломатия не противоречить «новой этике»? Весь август и пол-сентября арт-сообщество обсуждало заявление Елизаветы Кашинцевой и Олега Устинова — участников кураторской школы «Немосквы», которые возмущены тем, что их локальные проекты, победившие на конкурсе, не получили финансирования, зато оно нашлось на выставку в Петербурге.
Я считаю, что я хорошо понимаю художественное сообщество, могу его слышать и чувствовать. Ситуация с Олегом и Лизой — не про обман и намеренное ущемление институцией интересов художников, а про проблемы в организации проекта. Меня удручает риторика, которой пользуются наши коллеги, но считаю что если мы, как организаторы, позволили себе двусмысленность, то должны реализовать проекты и пошли в этом навстречу кураторам.
Какой у вас был самый крупный фейл,после которого хотелось все бросить?
После каждой биеннале я думаю, что надо бросать. Самая кризисная была первая Уральская индустриальная биеннале — в 2010 году, когда кураторами были Екатерина Деготь, Космин Костинас и Давид Рифф. Я помню, когда на нее стало приходить мало людей, чудовищно мало — никто не умел нормально работать с аудиторией на тот момент. Я почувствовала бессилие, потому что весь этот адский труд был сделан по сути для очень узкого круга людей, тогда казалось, что вложенные усилия не оправдались. Ну и, конечно, адский дефицит бюджета, когда приходилось брать кредиты, чтобы расплачиваться по обязательствам. Честно говоря, было очень сложно делать и вторую биеннале, во второй раз входить в эту историю с пониманием всех нюансов и необходимостью не наступить на грабли.
Что делать после крупного фейла: исправить ошибки и развиваться дальше?
Все не такое черно-белое, конечно, первая Уральская биеннале стала грандиозным событием для кураторского сообщества и благодаря работе Деготь, Костинаса и Риффа о нас узнал профессиональный мир в России и за рубежом, я стала развивать биеннале в международной биеннальной ассоциации с 2012 года. А в 2015 у нас появилась программа арт-медиации, которая тотально изменила опыт посещения проекта, и сегодня это один из флагманских образовательных проектов по арт-медиации в стране.
Как правильно реагировать культурному менеджеру, когда другие участники процесса публично говорят о своем недовольстве?
У меня никогда не было подобного опыта до этого лета, попробуем решить вопросы за круглым столом.
Главное детище Алисы — биеннале в Екатеринбурге, основанная в 2010 году. Главная особенность — основные проекты биеннале проходят на территории памятников индустриальной культуры. Благодаря размещению экспозиций в бывшей типографии «Уральский рабочий» и гостинице «Исеть» памятники конструктивизма в городе вновь стали интересны локальному и мировому исследовательскому сообществу. Тема прошлогодней 5-ой биеннале — «Бессмертие», на ней были представлены работы пионера экспериментального кинематографа Стэна Вандербика, итальянского классика концептуализма Франко Ваккари и современных российских художников Арсения Жиляева, Александра Шишкина-Хокусая и Егора Крафта.
На каких людей вы смотрели и понимали, что завидуете?
Я всегда восхищалась Клаусом Бизенбахом — основателем KW в Берлине и Берлинской биеннале, сейчас он директор Музея современного искусства в Лос-Анджелесе. Впервые я попала на биеннале в Берлине в 2006 году, и это стало важнейшим опытом, когда конкретная выставка меняет полностью твое представление о художественном процессе. Тогда я боролась с тяжелой реальностью Екатеринбурга: там не было ни одной профессиональной площадки для презентации современного искусства, мы приходили с выставками в музеи или галереи и не могли полноценно моделировать под себя пространство. И вот я оказываюсь в Берлине и вижу, что вся биеннале сделана на одной улице, при этом она проходит вне выставочного центра: в церкви, в школе, в частной квартире. То, что это вообще возможно так свободно делать, взорвало мне мозг.
Реальность и динамика инфраструктурных процессов в Екатеринбурге неутешительна. В 2011 году ГЦСИ получил здание, я спросила у моего тогдашнего директора Михаила Миндлина: «Сколько его будут реконструировать?» Он ответил: «Ну, года три». Я помню, как рыдала тогда, думала, что вся моя жизнь пройдет, пока будет ремонтировать это здание. Сейчас 2020 год — оно все еще не отремонтировано. Та поездка подарила мне спасительную стратегию — вместо музейного пространства мы вышли в совершенно невероятные пространства заводских цехов и сформулировали собственную специфику.
В России вы на кого-нибудь ориентировались?
Для меня кумиром и непререкаемым авторитетом был Иосиф Бакштейн, сделавший Московскую биеннале — важный большой проект для России. Уральскую биеннале мне было важно назвать индустриальной, потому что было невозможно тогда спорить с Московской. Мне хотелось найти классную идентичность, чтобы занять свою нишу. При этом мне всегда хотелось вести диалог с Берлином, Токио, Нью-Йорком. Понимаете, я очень много путешествовала в начале 2000-х и меня часто спрашивали: Where are you from? — I’m from Yekaterinburg. — What? Saint-Petersburg? Чтобы поставить звездочку на карте мира, мне нужен был большой проект — с просто выставками и фестивалями этого не провернуть. Благодаря этой амбиции и получилась наша биеннале — теперь слово Yekaterinburg научились выговаривать.
Почему тогда «Немосква не за горами» открылась в Петербурге?
Мне было важно сделать этот этап «Немосквы» не в Москве. Нужна была точка сборки для разных кураторских подходов, большого коллективного высказывания, а Петербург это важнейший сегодня центр для разговора и о регионах и о центре. Я выбрала Петербург, потому что было нужно коллективное кураторское высказывание, важно собрать и зафиксировать этот срез. Дальше мы будем работать с разными территориями. Во Владивосток обязательно, в Бурятию и так далее. И я считаю, что мы закроем «Немоскву» тогда, когда исчезнет накал страстей и конфликт «Москва — немосква».
В одном из наших разговоров перед открытием проскочила фраза, что Петербург — столица провинций.
Это не я сказала, я вообще не люблю слово «провинция» и борюсь с ним долгое время, еще с университета. Я для себя выбрала позицию, что провинция — в голове. Мне кажется, Петербург обнажает многие общие проблемы. Москва — это какой-то другой мир со своей историей, а в Петербурге чувствуешь себя в общем поле с остальной территорией.
В начале разговора я сравнила вас с Путиным, но вы еще и ролевая модель для многих девушек-кураторов, которым в принципе сложно сделать карьеру, а у вас — получилось.
Черт, это, наверное так приходит возраст, когда на тебя начинают смотреть молодые. Мне сложно себя отделить от молодой тусовки, и я с удовольствием делюсь опытом и как раз рассказываю много про то, как не надо делать.
Согласитесь, когда люди читают: «Алиса Прудникова стала директором филиала ГЦСИ в 23 года», это звучит круто — такая блестящая карьера.
Надо все-таки осознавать что это была за реальность. В штатном расписании было 4 человека, офис из 2 комнат и желание менять ситуацию. Это бесконечный вызов: тебе дали печать с орлом, а вместе с этой печатью — ответственность за государственную культурную политику в сфере современного искусства. Кто бы хотел оказаться на моем месте? Никто.
Однокурсницы вам завидовали?
Однокурсницы мне не завидовали — престижно было писать диссертацию, делать карьеру в университете или идти работать в банк. А у ГЦСИ тогда была очень маленькая аудитория. Если говорить о деньгах, то меня звали руководителем в пресс-службу одного завода и предлагали зарплату в 15 раз выше. Часто посещало ощущение разрыва — что то, что я делаю, было интересно только 30 друзьям, а при этом я жила работой 24/7. Наверное из-за того, что я так рано начала работать, у меня как-то стерлась грань между собой и работой. Для меня не существовало нерабочего времени долгие годы — мой ребенок появился чудом. Пока я говорю с вами, мой муж катается с ребенком на самокатах.
Чем занимается ваш муж?
Он закончил филологический факультет СПбГУ, получил докторскую степень в Беркли, а сейчас занимается реформированием российских университетов в Центре трансформации образования Московской школы управления Сколково. А еще он директор Школы перспективных исследований SAS в Тюмени. Это исследовательский центр и самый международный бакалавриат в России. Сколково, в Центре образовательных разработок. Он лидер перспективных разработок в Тюмени — это самый передовой бакалавриат в России.
Что вы обсуждаете за ужином?
Мы обсуждаем, почему у нас такое расписание, что мы недостаточно часто встречаемся дома в Москве.
Стиль: Лима Липа
Фото: Наталья Скворцова
Мейк и волосы: Полина Еланская
Ассистент: Лина Либо
Ретушь: Жанна Галай
Комментарии (0)