18+
  • Здоровье
  • Здоровье
Здоровье

Поделиться:

Почему равнодушие к окружающим — новый феномен, и чем индивидуализм грозит обществу

В своей книге «Моральная слепота. Потеря чувствительности в текучей среде» два выдающихся философа современности Зигмант Бауман и Леонид Донскис объясняют, что не так с понятием свободных отношений и почему мы переносим привычную концепцию «товар-потребитель» в личные сферы жизни.  

Когда мы применяем понятие «моральной нечувствительности» к черствому, непреклонному и бессердечному поведению или к невозмутимой и равнодушной позе, выбранной и провозглашенной людьми по отношению к злоключениям других (подобно Понтию Пилату, умывающему руки), мы используем «нечувствительность» как метафору, восходящую к анатомическому и физиологическому феномену — сбою в работе органов чувств, зрительных, слуховых, обонятельных или осязательных, приводящему к неспособности воспринимать раздражители, которые в «нормальных» условиях вызывают зрительные и слуховые образы или другие впечатления.

Порой такая органическая телесная нечувствительность становится желанной целью и искусственно вызывается и регулируется с помощью обезболивающих средств во время хирургических операций и единичных приступов или хронических проявлений мучительных болезней — но никогда для того, чтобы обеспечить пациенту постоянное отсутствие боли. Медики сочли бы такое состояние опасным: в конце концов, боль — важное оружие, необходимое организму для того, чтобы уберечься от смертельной опасности, — это сигнал о том, что нужно, пока еще не поздно, немедленно принять меры. Если бы боль не подавала вовремя сигнал о нарушении работы организма, пациент откладывал бы поиск лекарства до тех пор, пока его болезнь не стала бы неизлечимой.


Сложнее всего поддаются лечению те болезни, которые на начальных стадиях, когда еще можно что-то предпринять, не причиняют человеку заметной боли.

Тем не менее перспектива перманентной невосприимчивости к боли (эдакой длительной анестезии) не отпугивает нас как однозначно нежелательная и тем более опасная. Обещание вечной свободы от боли — будем честными — это соблазн, которому мало кто способен противостоять. Но свобода от боли — сомнительное благо, если вообще благо… Она спасает от дискомфорта и на короткое время ослабляет жестокие страдания, но может стать и ловушкой для «довольных клиентов».

Функция боли как предупреждения, тревожного сигнала и профилактики совершенно забывается, когда понятие «нечувствительности» переносится с органических и телесных феноменов на вселенную межличностных отношений и приобретает таким образом моральное измерение. Невосприимчивость к первым сигналам о том, что в сфере человеческого единения и жизнеспособности человеческого сообщества грозят возникнуть — или уже возникли — некие трудности, и что если не предпринять никаких мер, то ситуация только ухудшится, означает, что мы упустили опасность или недооценивали ее так долго, что связи между людьми — важнейший фактор коллективной самозащиты — в значительной мере ослабли и стали поверхностными, хрупкими, непрочными. 

В конечном счете к этому сводится процесс, называемый «индивидуализацией» (что в наше время кратко характеризуется модной фразой «мне нужно личное пространство», выражающей потребность избавиться от навязчивого вмешательства других). Индивидуализация, процесс по своей сути не обязательно безнравственный, приводит к состоянию, в котором для моральной оценки и морального регулирования нет необходимости и, что еще страшнее, нет места.

Отношения, в которые люди вступают друг с другом, сегодня описываются как «чистые» — имеется в виду, что они не подразумевают никаких привязанностей, обязательств и потому не требуют заглядывать в будущее и что-то планировать. Единственное основание и причина продолжать отношения —это, как принято считать, высокая степень взаимного удовлетворения. Появление и широкое распространение «чистых отношений» воспринимается многими как огромный шаг по пути эмансипации личности (этот процесс можно с некоторой натяжкой определить как «освобождение от оков, которые накладывают на нас любые обязательства перед другими людьми»). Однако подобная трактовка кажется сомнительной из-за понятия «взаимности», которое в данном случае сильно и беспричинно преувеличено. Тот факт, что обе стороны испытывают от отношений удовлетворение, не гарантирует «взаимности», а подразумевает лишь, что это удовлетворение испытывается одновременно. Достигнуть подлинной взаимности невозможно из-за порой утешительного, а чаще тревожного и мучительного осознания, что конец отношениям будет положен в одностороннем порядке, — это тоже ограничение личной свободы, которое не стоит преуменьшать.


Мы освобождаемся от оков, которые накладывают на нас любые обязательства перед другими людьми.

Неотъемлемой особенностью «нетворкингов» — слово, заменившее устаревшие, как считается, «сообщество» и «объединение», — является именно право на одностороннее расторжение отношений. В отличие от сообществ, нетворкинги собираются и распускаются по инициативе одной стороны и опираются на волю одного человека, которая становится единственным, но ненадежным фундаментом таких отношений. Однако в отношениях должны участвовать две стороны... Личность, утратившая моральную «чувствительность» (то есть способность и желание думать о благополучии окружающих), немедленно, нравится ей это или нет, становится жертвой моральной нечувствительности тех, к кому она морально нечувствительна. «Чистые отношения» предвещают не столько взаимную эмансипацию, сколько взаимную моральную нечувствительность. «Двустороннее взаимодействие» («party of two»), о котором говорит Левинас, перестает быть источником морали. Вместо этого оно становится фактором адиафоризации (то есть исключения из сферы моральной оценки), специфического текучего типа, дополняющей, а зачастую и вытесняющей ее твердый, бюрократический, тип.

Адиафоризация текучего типа повторяет модель отношений «товар–потребитель», и ее эффективность зависит от перенесения этой модели на почву межличностных отношений. Мы, как потребители, не клянемся в вечной верности товару, который ищем и приобретаем, чтобы удовлетворить свои потребности или желания, — мы продолжаем им пользоваться ровно до тех пор, пока он соответствует нашим ожиданиям — и не дольше — или пока мы не найдем товар, который сможет удовлетворить те же потребности, но лучше. Все товары потребления, включая так называемые товары длительного пользования, чрезвычайно недолговечны. В условиях культуры потребления, т. е. культуры, вдохновленной потреблением и направленной на его обслуживание, промежуток времени между покупкой и утилизацией товара сокращается настолько, что человеку доставляет радость скорее покупка, чем использование, как это было раньше. Длительность использования товара тем активнее сокращается, а случаев отказа от приобретенного или его утилизации становится тем больше, чем скорее покупка перестает удовлетворять потребителя (и, соответственно, делается ненужной). Потребительство, вероятно, смазывает колеса экономики, однако в колеса морали оно, скорее, вставляет палки.


 Мы, как потребители, не клянемся в вечной верности товару, который приобретаем, чтобы удовлетворить свои потребности или желания, — мы продолжаем им пользоваться ровно до тех пор, пока он соответствует нашим ожиданиям.

И все же это не единственная беда, влияющая на морально насыщенную активность в ситуации текучей современности. Поскольку никакие материальные достижения не могут полностью подавить в нас нравственное начало, мы, игнорируя голос совести или пренебрегая ответственностью, возложенной на нас другим, согласно Левинасу, чувствуем горечь и досаду, которые принято называть «угрызениями совести». Однако и здесь культура потребления приходит на помощь: грех этической нерадивости может быть искуплен подарками, которые легко найти в магазинах, а их покупка, как бы эгоистичны ни были на самом деле ее мотивы, зачастую воспринимается как нравственный подвиг. Культура потребления наживается на этом этическом зуде, провоцирует и поощряет его, превращая каждый магазин или лавочку в аптеку, торгующую транквилизаторами и обезболивающими препаратами, — только в данном случае они рассчитаны на то, чтобы ослаблять и устранять не физические, а нравственные страдания.

Книга  Зигманта Баумана и Леонида Донскиса «Моральная слепота. Потеря чувствительности в текучей среде» выходит в апреле 2019 года в «Издательстве Ивана Лимбаха». Перевод Александры Самариной. 

По мере того как моральная нечувствительность распространяется и крепнет, потребность в болеутоляющих неизбежно усиливается, а потребление нравственных успокоительных приводит к настоящей зависимости. В конечном счете вынужденная и напускная моральная нечувствительность входит в привычку и делается «второй натурой» — постоянным и квазиуниверсальным состоянием, при котором нравственное страдание лишается своих предупредительных и активизирующих функций. Когда нравственное страдание подавляется до того, как начинает по-настоящему тревожить, тонкая ткань человеческий связей, сплетенная из моральной пряжи, истончается и рвется.

Следите за нашими новостями в Telegram

Комментарии (0)