Леонид Алексеев — авторитетный городской тейлор (и ситуационный кутюрье!) в собственном петиметр-бренде House of Leo, надежный поставщик свежих фэшн-кадров (куратор отделения моды в НИУ ВШЭ), а теперь еще и главный балетный визионер страны.
«Коппелия», премьера которого отгремела (с конфетти из пожарного шланга!) в 2024 году на Новой сцене Мариинского театра, топят сердца и срывают маски (даже с матерых балетоманов!). К дивертисменту весь зал расплывается в коллективной детской улыбке и хлопает в такт слегка неуклюжим движениям танцующих игрушек.
Котобалет-Гофманиада
Фиксируем феномен: из авторитетного городского тейлора и кузнеца фэшн-кадров в «Вышке» ты превращаешься в главного балетного сценографа и художника по костюмам в стране. Как так вышло?
Ты перечислила три мои детские мечты. Вся моя профессиональная деятельность про это — исполниться должны все! И когда ты слишком долго работаешь над одной, то пора заняться другой.
В детстве родители осыпали меня билетами и абонементами: в консерваторию, филармонию и, естественно, в Мариинский театр. «Щелкунчик», всё как надо. И я столкнулся с миром какой-то невероятной красоты — эфемерной и сияющей. Я заворожен всем этим с шести лет. Особенно прекрасным мне запомнился балет «Гадкий утенок». Во-первых, лебедь там был весь в блестках, а во-вторых, меня пустили за кулисы и показали огромный белоснежный веер из страусиных перьев. Я был готов отдать за него все.
А потом меня уже заинтересовал театр как практика: я поступил в театральную студию и занимался там бутафорией, декорациями, костюмами.
Играть меня совсем не тянуло, я уже тогда любил визуальную составляющую и даже планировал стать театральным художником. Но ближе к совершеннолетию меня захватила мода.
Я просто вынуждена поддать немного Бодрийяра! Он как раз понимал моду как перформанс и театральное действие. Настаивал, что это инсценировка реальности и театр идентичностей. И даже форма социального колдовства!
В концепции моды как театра самое привлекательное, что ты, дизайнер, — всегда номер один, ты как бы режиссер и все решаешь.
Я очень люблю делать одежду и обожаю детали, нюансы. Театр же куда более общим планом работает. И вот из моды я стал регулярно наведываться в театр, вначале драматический: делал костюмы для МХАТа, Театра Пушкина. И всегда мечтал делать еще и визуальные концепции, когда ты можешь определять все — от самой идеи, как будет выглядеть спектакль, до деталей афиши, мерча.
В пандемию я познакомился с солистом Мариинского театра и хореографом Сашей Сергеевым, мы оказались соседями. Первым нашим совместным проектом стал ремонт парадной. Следующим — балет «12» в Мариинском театре по мотивам библейско-революционной поэмы Блока. Здесь я уже участвовал в сценических решениях, световых схемах и, конечно, в фэшн-составляющей. Получилось такое неклассическое оформление балетного спектакля: оказалось, что Новая сцена Мариинского театра способна на невероятные чудеса. А когда Саша предложил заняться «Коппелией», я, конечно, со всеми своими мечтами, любовью к сказке, к какому-то балетному чуду, которое во мне с детства осталось, внутренне просто взвизгнул от восторга. Это лучшее, что может быть: балет-сказка. И мне очень хотелось, чтобы там каким-то образом жило, множилось и побеждало добро. Это то, что невозможно в жизни.
Как минимум невозможно в Гофмане! Ведь новелла «Песочный человек», только частично легшая в основу либретто «Коппелии» Лео Делиба, — это чистый хоррор. С одной стороны, страшная сказка про крадущего глаза монстра, а с другой — история безумия и суицида. Тогда как «Коппелия» Делиба — комедийно-сентиментальная притча о победе искренности над фальшью: юноша Франц, хоть и загипнотизирован механической куклой Коппелией, но его невеста Сванильда вовремя раскрывает обман и спасает ситуацию, возвращая Франца в реальность.
Именно: в Гофмане невозможно. А мне хотелось добра и чтобы тепло рождалось внутри. И когда обсуждали дивертисмент — это то, что происходит в конце балета, те самые свадебные танцы, — мне очень хотелось, чтобы это превратилось в феерию. Было дико весело придумывать танцующие игрушки: пожарных в коричневых мундирах с цветными манжетами, золотыми пуговицами и золотыми сапожками, Мишку, референсом к которому стал английский тедди с его гардеробом подрастающего мальчика — блузами с отложным воротничком и галстучками. Когда я принес эскиз Мишки, оказалось, что ткани в такую клетку нигде не найти, и в результате блузу расписывали вручную. Отдельное счастье — это наши котята.
Котята — просто фэшн-иконы!
Нас так все радовало самих — а давай вот это, а давай вот это, мы были прямо как дети: а давай еще побольше игрушек! И когда все это начало реализовываться, стало очевидно, что наша радость передается и другим. Я вот бываю очень доволен, когда вижу, как все начинают улыбаться и хлопать, когда все отпускают серьезные лица. Вначале же все с поджатыми губами, в Мариинский на балет пришли как-никак, а потом неизбежно понимают, что происходит какая-то игрушечная фантасмагория.
Как вообще речь зашла о котятах? Я сразу сказал: «Саша, если у нас есть девочка, должны быть и котики». И Саша как-то легко согласился. Я говорю: «Но они должны быть маленькими и толстенькими, потому что самые лучшие котята — это упитанные котята». Он возражает: «Но это же балетные дети, они не бывают толстенькие». Я отвечаю: «Ничего страшного, уплотним!» И когда появилась идея толстых котят, которые танцуют, держа друг друга за хвостики, всё, нам стало понятно, какой балет ставить.
Кошка, как мы помним из Буковски, — это мир, свернувшийся клубком у тебя на коленях! Ты просто достал весь сказочный мир из котят, гениально! А скажи, какая у тебя любимая игрушка в «Коппелии»?
Я очень люблю, конечно же, саму Коппелию. Она для меня собрала в себе самые прекрасные кукольные качества. Меня очень беспокоило, как она заработает, будет ли она живой. А Саша сразу придумал, что у нее должно немножко не получаться. Это такая любимая игрушка, которая как будто немножко ломается все время.
Мы с Сашей хотели, чтобы Коппелия была словно фарфоровая. Мы выбеливали материалы для ее костюма, у нее белые волосы, белая кожа, белая обувь, а когда она перегревается, из нее валит белый дым — как из Сикстинской капеллы. А в ее костюме, конечно же, читается моя любовь к аниме.
Ты погрузил собственную вселенную в мир Миядзаки до того, как это стало нейросетевым мейнстримом.
Да, конечно, но наша эстетика богаче, чем у ИИ. Помимо Миядзаки и аниме в референсах есть современные локальные кукольники и матроски дочерей Николая II. Да весь балет в некотором смысле про искусственный интеллект: как же выбрать между вот этим очень красивым искусственным и не всегда совершенным настоящим? И Сванильда, настоящая любовь и невеста Франца, которую он чуть не потерял из-за увлечения куклой Коппелией, не должна быть слишком красивая, не должна быть слишком правильная или слишком конфетная.
Маленький монарх: мем и бесконечная возможность
При этом все игрушки немного из винтажки, даже скорее из антикварного. Те же котята вроде упитанные, но как будто недочесанные. И дизайн как будто годов 1950-х.
Мы их специально ерошили. Особыми техниками добивались повышенной мохнатости котят! Бились над хвостиками — ведь они должны были стать полноценным художественным высказыванием.
Мы все, читая или вспоминая сказки, ностальгируем по какому-то моменту, который мы не застали или которого не было. Тут хотелось тоже, чтобы в мире игрушек было такое едва уловимое ретро.
Помнишь, в валлийском есть такое слово hiraeth, означающее тоску по дому или объекту, которого, возможно, никогда и не было, по какой-то утраченной сказке примерно.
Или по игрушкам, которых никогда у тебя не было.
Или балетам, которые ты не оформил. А какие балеты ты еще покажешь?
Следом за «Коппелией» прошло «Лебединое озеро» в Нижнем Новгороде. Мы привезем этот спектакль в сентябре на гастроли в Мариинский. Это очень сложный спектакль, он трагический, преимущественно монохромный. Если «Коппелия» была детская радость, то это — испытание. При этом работать с Александром Сергеевым — абсолютное, неподдельное удовольствие, потому что это какой- то великолепный человек. Он не только артист прекрасный и хореограф, он еще как будто тебя заряжает. И каждый раз, когда он предлагает мне вписаться в какую-то новую авантюру, я, конечно, сразу соглашаюсь, потому что знаю, что будет не только драйв, но еще и очень комфортно и надежно. Я все время хочу вернуться в эту ситуацию и состояние. Поэтому сейчас мы обсуждаем уже два новых балета: один — современный и минималистичный, а второй — еще одна известная сказка. Я не знал, что так можно: в моде мы же все единоличники, мы же сами по себе, а тут в тандеме, в соавторстве, в команде. И оказалось, что я — тоже командный человек!
Когда слишком долго обсуждаешь одну мечту, пора обсудить другую. Когда ты сделаешь в Петербурге фэшн-школу как наш родной St Martins?
Вот возьму и сделаю! Да, я хочу сделать в Петербурге самую крутую фэшн-школу. Вообще, единственное направление, в котором я развиваюсь стабильно, где все происходит своевременно, шаг за шагом, — это преподавание. Постепенно прошел путь от начинающего преподавателя к тому, что сейчас, спустя 10 лет, мне в Высшей школе экономики предложили запускать направление моды в Петербурге.
Я очень люблю преподавать, но я не думал, что это станет такой полноценной академической карьерой. Я думал, я буду просто вести какие-то лекции. А передача знаний — это в том числе и постоянный собственной рост. Ты все время должен оставаться в курсе того, что происходит, постоянно следить за изменениями, транслировать новое.
Это омолаживает! Давай назовем отличников и юных передовиков фэшн-труда. Некоторые из них даже победили в конкурсе Собака.ru «Новые имена в моде»!
Я очень счастлив, что моих студентов замечают, потому что это реакция профессионального сообщества: значит, я что-то делаю правильно. Мне было важно, что одна из победительниц — моя выпускница Валерия Дорощенко, которая занимается кутюром, очень сложным для России жанром, очень много времени тратит именно на создание одежды, а не на маркетинг и личный бренд, например. Еще один победитель — Даниил Объюхов, человек и баскетболист, который пришел, ничего не зная и не умея в моде. А через два года вы в его пальто с уточками фотографируете Дмитрия Нагиева, и это просто хит.
А я тебя самого отлично помню студентом. Когда мы жили в Лондоне, я просыпалась и засыпала под стрекот твоей швейной машинки! Я, если честно, предполагала, что с таким темпом ты выгоришь за несколько лет, но где там. Как устроен этот твой феномен функционального трудоголизма?
Это вообще никуда не делось, я все там же — стрекочу как молодой! Я даже сам иногда сдам целый балет, выпущу курс, сделаю дроп и думаю: как я это делаю? А так: приходится умещать в день больше дел, вставать раньше, ложиться позже. До 12 я преподаю, с 12 до двух или до трех занимаюсь своим фэшн-бизнесом, с четырех до шести у меня театральные проекты, а вечером я чаще всего делаю что-нибудь легкое: читаю лекции либо выступаю где-нибудь или даже просто хожу куда-нибудь. Все, что связано с поиском и накоплением, происходит в сапсане. Я там почти никогда не сплю, я всегда что-то читаю или смотрю.
Да, насыщенно, но по-другому никак. Ты хочешь восхищения, а для этого нужен результат. Результат этот трудный. Какая у всего этого цель? Оставить след. Мне это важно.
Со следами в театре и образовании разобрались, а что происходит в моде — в House of Leo?
В моде я нашел свою нишу, в которой мне очень комфортно, мне очень нравится работать в формате локального люкса, делать дорогие сложные предметы мужской одежды, которые можно носить очень долго, которые интересно рассматривать и осмыслять. Мне нравится, что у меня есть слаженная команда и мне не нужно контролировать каждую деталь. У меня есть видение, я разрабатываю модели. Вначале все думают: ой, что-то наш придумал какое-то странное. А потом это начинает продаваться.
Мне нравится идея человека одевать целиком, как бы взять его под свое могучее черное фэшн-крыло. В идеале у него есть дом. У него есть одежда, которую он носит дома, в которой он путешествует, в которой он принимает гостей. Дом сразу отправляет гардероб на другой уровень. Вот я хотел бы полностью одевать человека, у которого большой дом, где можно предлагать: «Смотри, а здесь ты можешь выходить в халате, комплекте, пижаме, а здесь ты можешь гулять по своему парку в сапогах с галифе, а здесь можно принимать гостей в курительной комнате, а здесь можно на ужин спуститься».
В идеале — особняк или дом с флигельком и городской усадьбой. Но дворец всегда лучше!
Да, пожалуй, я хочу одевать короля! Я когда сейчас принца Зигфрида для «Лебединого озера» придумывал, то такие решения удачные нашел. Надо монаршим особам обратить на меня внимание, потому что все у Зигфрида вышло продуманное, удобное, функциональное, взаимосвязанное. Хочешь — на романтический бал, хочешь — на коронацию. Молодой король — вообще легко! Я все знаю, что делать. Нужно, чтобы все было и ярко, и не вызывающе, и классически, и элегантно, и главное, надо всего много! Вот как счастливы, наверное, были сэр Харди Эмис или Анджела Келли со своей королевой Елизаветой II. Представь, профессия — одевать королеву. Вот у нас здесь синее, здесь голубое, а давай кислотное тебе сделаем! Или давай из тебя сделаем хромакей, чтобы на тебя все мемы проецировали? Это же бесконечная возможность — маленький монарх!
Текст: Юлия Машнич
Фото: Наталья Скворцова
Свет: Данил Тарасов, Skypoint
Благодарим Мариинский театр за помощь в проведении съемки
Собака.ru благодарит за поддержу
партнеров премии
«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2025
Rendez-Vous — мультибрендовую сеть магазинов обуви, сумок, аксессуаров и одежды
Ювелирный бренд Parure Atelier
ASKO — мировой скандинавский премиум-бренд по производству бытовой и профессиональной техники
«Моменты. Repino» — клубный малоэтажный жилой комплекс ООО «СЗ «Ленинское» входит в группу компаний «RESPECT»
Valmont — всемирно известный швейцарский бренд уходовой косметики
Сhateau Tamagne. Вина бренда создаются в современном винодельческом комплексе — Центре энологии Chateau Tamagne.
Комментарии (0)