История в музыке

В одном из концертов минувшего сезона молодой петербургский скрипач Сергей Догадин сыграл с вами Первый концерт для скрипки с оркестром Дмитрия Шостаковича.

Я вновь поймал себя на мысли, что новое поколение музыкантов слышит трагичную музыку Шостаковича несколько по-другому, будто бы лишая ее тяжелого груза смыслов. Это-то и жалко. Потому что если груза содержания нет, тогда меняется смысл слов композитора. Но как раз Сережа Догадин, несмотря на разницу поколений, играет замечательно, все понимает.

Вы с молодым поколением оркестрантов проводите работу, рассказываете, какой смысл должна выражать музыка?

О музыке словесный диалог нельзя вести, можно только потрепаться, как мы сейчас делаем. Можно, конечно, сказать, нравится она или нет, но почему — сказать трудно. Когда в оркестр приходят молодые музыканты, они каким-то образом сливаются с традицией, как-то перенимают ее у тех, кто давно играет в оркестре. Это как будто в генах заложено. У нашего молодого поколения есть историческая память.

А вы от кого эту традицию перенимали? От Евгения Мравинского, может быть?

К счастью, я в жизни встречал много поразительных людей, того же Шостаковича, Хачатуряна, Свиридова, Кондрашина, да и Мравинского тоже. Атмосфера этих встреч, какие-то нюансы, что ли, остаются в памяти, обогащают ее.

С Шостаковичем довелось встречаться?

Нельзя сказать, что я с ним дружил, я все же принадлежал совсем другому поколению, и он для меня, молодого музыканта, был как Далай-лама. Я его много раз видел, но даже не осознавал всей историчности момента, лишь потом понял, как было важно встретить этого человека. О смысле музыки мы с Дмитрием Дмитриевичем никогда не говорили, иногда по телефону общались. Я ему рассказывал, как дирижирую то или иное его сочинение, и спрашивал, разрешает ли он мне сделать так-то и так-то. Помню, я дирижировал Десятую симфонию Шостаковича в Москве, а композитор лежал в больнице. Он по телефону сказал: «Делайте, как считаете правильным, а я буду слушать по трансляции».

Что может рассказать музыка Шостаковича современным слушателям?

Шостакович был Пименом ХХ века. Историки могут написать много вариантов, что Сталин был мерзавец или что он создал страну, победил в войне, напишут еще что-нибудь — и все будет неправдой. Как говорил Ежи Лец, если из истории выбросить всю неправду, останется ли правда? Может не остаться ничего. Потому что те, кто пишет историю, делают это с выгодой для новой власти. А Шостакович написал то, что переписать нельзя. Он передал атмосферу всей жизни, всех событий тех лет. Если хотите знать настоящую историю, нужно слушать музыку. Даже не читать. Потому что когда слушаешь Баха, понимаешь, как и во что люди того времени были одеты, как вели себя. Вы можете чувствовать запах времени. И это будет самая объективная история, которая только может быть, — история, изложенная в музыке. Ноты ведь как египетские иероглифы: их надо расшифровать и понять, почему они так написаны.

Под знаком какого композитора пройдет у вас новый сезон?

Под знаком того композитора, которого буду играть сегодня. Это так просто. Нельзя музыку играть по поводу чего-то. Сразу будет слышно.

Вы согласны с мыслью Юрия Хатуевича о том, что единственная правдивая история — это история музыки?

Да. Мне, конечно, сложно представить, какую одежду носили люди того или иного времени, но понять по нотам их внутренний мир, чем они жили, довольно легко. Классическая музыка, да и народная тоже, отражает состояние общественной жизни, общественной мысли. Особенно просто это проследить на примере сочинений советского периода. Какая музыка была в 1930-х годах? Восторженная и в то же время настороженная — вдруг завтра война, вдруг в поход? Вдруг темная сила нагрянет? С другой стороны — «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Послевоенные мелодии уже другие, умиротворенные — появляется даже аргентинское танго в переводе на русский язык, возникает тема гражданской и любовной лирики, которые во многом совпадают, как бы объединяя будущее страны и личности — «Не кочегары мы, не плотники». Примитивно? Может быть, но все равно тут смысла намного больше, чем во многих современных песнях. То же самое можно проследить в оперном и балетном искусстве. Недавно занесло нас на «Спартака» в редакции Якобсона в Кировский театр. Какое время постановки — такая и эстетика. Абсолютная героизация биографии Спартака, все делится на черное и белое. Если у Юрия Григоровича Фригия и Красс были сложными персонажами с человеческими слабостями, то в варианте Якобсона ничего такого нет. Даже музыка Хачатуряна обрывается, как только начинается любовная тема — доходит лишь до третьего такта, Якобсон ее не продлевает, потому что нет перспектив у этой любви. Нет и сцены плача — Спартак погиб, и все. Это отражение той эпохи, 1950–1970-х, постановка показывает, как тогда люди жили и к чему стремились. Мне очень понравилось, детям — нет.

У Шостаковича тоже достаточно маркеров времени?
 
Конечно, музыка Шостаковича отражает свою эпоху, но она была не только трагичной, но и очень героичной. Насколько современно она звучит над Невой во время праздника «Алые паруса»! Но какие-то детали, вложенные в произведения композитора, например, окончание войны или истребление еврейского народа, не представить из музыки, если не знать, о чем речь. У Шостаковича есть сложные для восприятия вещи. Его чем больше слушаешь, тем больше понимаешь. Начинаешь замечать, что некоторые отрывки похожи на нервные психопатические фразы из «Манфреда» и Шестой симфонии Чайковского, постоянно прослеживается тема рока и судьбы. Есть и простые — многие любят его мелодии из знаковых советских фильмов «Дети капитана Гранта», «Жюль Верн», «Овод», но даже не знают, что он их написал.
 
В чьем исполнении вам доводилось слышать произведения Шостаковича?
 
Мне повезло — слышал его в вариациях всех трех главных ленинградских дирижеров: Дмитриева, Мравинского, Темирканова. Однажды попал на концерт под руководством Иегуди Менухина, известного американского скрипача и дирижера. Его Ленинградская симфония была совсем другая, в ней очень ярко прозвучала еврейская скорбь — не знаю, как он это сделал.

Текст: Виктория Пятыгина
Фото: Алексей Костромин