18+
  • Развлечения
  • Музыка
Музыка

«Ни фига себе! Что это было?!» — Стинг о том, как впервые услышал Джими Хендрикса и The Beatles

В издательстве «Бомбора» 17 августа выйдет автобиография Стинга, ставшая бестселлером в США. В ней музыкант откровенно рассказывает обо всем: как наблюдал за изменой матери, начал играть на фортепиано, потерял друга детства, встретил первую жену, основал группу The Police и многом другом. Публикуем фрагмент книги «Сломанная музыка. Автобиография» о том, как Стинг узнал про Джими Хендрикса и The Beatles.

«Бомбора»

Спустя две четверти обучения в средней классической школе я почувствовал, что еще больше отдаляюсь от родителей. Ни мама, ни папа не прочитали в жизни ни одной книги и не знали ни одного слова на иностранном языке. За исключением службы отца в армии, никто из них не был за границей. Я же мог склонять латинские глаголы, составлять и писать простые фразы на французском, знал основы физики и химии, много читал прозу и поэзию. Мои родители не понимали и не могли мне помочь с выполнением домашних заданий. Я совершенно их в этом не виню, просто хочу сказать, что, овладев минимальным багажом знаний, я превратился в страшного сноба. Мое образование стало очередной преградой между нами, этакой берлинской стеной теорем, книг, философии и языков, что наверняка их не особо радовало.

Мои родители были отнюдь не глупыми людьми, но я, чувствовавший себя всезнайкой, начал относиться к ним как к таковым. Я чувствовал себя одиноко, не общался с ними, был мрачным и нетерпеливым, ощущал себя запертым в доме в небольшом городке без возможности поделиться с кем-либо своими бедами. Позиционная война между родителями продолжалась, что высасывало силы у всех членов нашей семьи.

Я полностью потерял контакт с приятелями из старой школы. Однажды вечером по пути из школы я увидел Томми, который продавал свежий выпуск Chronicle. Он заметил, как я бреду по улице в школьной форме и с ранцем за спиной. Шесть лет мы были лучшими друзьями, но перестали видеться с тех пор, как я начал учиться в средней классической школе. На Томми синие джинсы и блестящие ботинки со скошенным «кубинским» каблуком. Я одет в школьный форменный пиджак, серые брюки и совершенно невыдающиеся, вышедшие из моды ботинки. Я уже издалека узнаю Томми и вижу, как на его губах появляется саркастическая улыбка. Подхожу ближе. Он осматривает меня с ног до головы с такой усмешкой, что у меня пропадает всякое желание с ним здороваться. Я злюсь, мне стыдно. Наши взгляды встречаются, и мы оба смущенно отводим глаза. Я прохожу мимо него и чувствую, как он смотрит мне вслед.

С тех пор я стороной обхожу угол, на котором он продает Chronicle. Чтобы избежать встречи, я выхожу из другого выхода железнодорожной станции и делаю большой крюк, чтобы добраться до дома. Пройдет много времени, прежде чем я увижу Томми в следующий раз, и больше мы с ним уже никогда не заговорим.

Спустя почти десять лет, уже будучи учащимся колледжа, я услышу от отца вопрос, слышал ли я что-нибудь о моем приятеле Томми Томпсоне. Отец по-прежнему считает, что мы дружим, хотя я не видел Томми уже несколько лет.

«В субботу вечером он вернулся домой из паба Penny Wet, наверное, в состоянии сильного алкогольного опьянения, включил газовую плиту, но забыл ее зажечь и заснул. На следующее утро его нашли мертвым».

Чтобы переварить это известие, я отправляюсь к реке и с паромной пристани смотрю на расположенный на другой стороне закрытый туманом городок Хебберн. Тихо плещется серая вода, словно хочет меня утешить. Когда я был гораздо моложе, часто путал название города Хебберн со словом «рай» (англ. heaven. — Прим. пер.) , когда слушал проповеди ирландских священников, произносивших его с ужасным акцентом.

«Значит, вот куда ты попал, Томми?» — шепчу я, словно он может меня услышать. В ответ — тишина.

Он был моим лучшим другом, и после его гибели я впервые понял, что после смерти близкого человека можно начать стыдиться того, что ты сам продолжаешь жить. Бесспорно, в душе радуешься тому, что смерть обошла тебя стороной, но при этом стыдишься и жалеешь, что не смог возвести новые мосты в отношениях с человеком, которого так близко знал, а теперь уже слишком поздно.

История успеха битлов вселила надежду в целое поколение музыкантов

Музыка всегда помогала мне забыть грустные мысли. На гитаре, доставшейся мне в наследство от дяди Джона, натянуты новые струны. Я уже не играю «сломанную» музыку, которой в свое время расстраивал бабушку. Я стал играть гораздо лучше и чувствую, что мне нужна новая, более качественная гитара. Старая слишком примитивна, есть целый ряд вещей, которые я на ней просто не могу исполнить.

Заработанного за помощь в развозе молока хватает на покупку новой акустики. Три месяца назад я уже положил глаз на инструмент в магазине Braidford’s, и его пока еще никто не купил. Каждый вечер после школы я захожу в магазин музыкальных инструментов и проверяю, осталась ли гитара в наличии. Это замечательный инструмент из светлого дерева, со стальными струнами, грифом, выложенным пластинами из слоновой кости, и ненавязчивыми инкрустациями вокруг резонаторного отверстия. Гитара стоит шестнадцать фунтов, и для меня это большие деньги, но впервые в жизни я влюбился.

The Beatles я впервые услышал в последний год обучения в предыдущей школе, в раздевалке... Мистер Лоу сводил нас на шумный и маловразумительный урок плавания, где, слава богу, никто не утонул. Мы топчемся в раздевалке, вытираемся и, как обычно, развлекаемся, лупя друг друга полотенцами по гениталиям. И вот в этот момент из транзисторного радио в углу начинает звучать Love Me Do. В выдержанной разреженности саунда есть что-то, от чего все мы резко перестаем валять дурака. Звук губной гармошки Джона и игра Пола на басу с двукратными повторами, а также переходы вокальной гармонии туда и обратно от одной пятой до минорной одной трети и снова к голосу одного певца в припеве. Не то чтобы я в то время был в состоянии выразить вышесказанное именно этими словами, но в сознательной сдержанности и экономичности звука не только я, но и все остальные моментально признали что-то не просто значительное, но и революционное.

К тому времени, когда сингл She Loves You вышел на первую строчку в хит-параде, я уже учился в средней классической школе. В этой песне меня впечатлил не столько уверенный примитивизм припева yeah yeah yeah, сколько аккорд соль мажор с добавленной большой секстой в конце коды для придания дополнительного колорита. Это известное клише обслуживающих танцплощадки музгрупп, но в том, как этот прием использовали The Beatles, чувствовалась доля скрытой иронии. Опять же, в то время я точно не смог бы выразить эту мысль, но инстинктивно почувствовал, что в поп-музыке появилась утонченность, о которой я ранее даже и не подозревал. The Beatles исследовали разные музыкальные формы: классику, фолк, рок, блюз, индийские раги и водевиль. В их творчестве присутствует прекрасно сочетающаяся и широкая палитра идей, а также культурных ссылок и влияний. Это была музыка без границ, саундтрек для поколения, считавшего, что оно в состоянии изменить этот мир.

В своей прекрасной (за исключением одного эпизода) биографии «Рассказ о Стинге» Джим Берриман писал, что я был на концерте битлов в 1963 г. и урвал локон с головы Маккартни. Это, конечно, чистая выдумка, потому что такая идея никогда не пришла бы мне в голову, так как в то время я считал себя молодым интеллектуалом. Тем не менее не буду отрицать огромное влияние, которое The Beatles оказали на меня в молодости. Жизненные обстоятельства юности членов ливерпульской четверки очень схожи с моими, что, бесспорно, повлияло на то, что у меня были довольно туманные мечты о славе и возможности вырваться из тех обстоятельств, в которых я находился. Леннон и Маккартни учились в средней классической школе, и все битлы выросли в простых семьях в Ливерпуле — портовом городе, достаточно похожем на Ньюкасл. Битлы покорили мир песнями, которые написали сами. История успеха битлов вселила надежду в целое поколение музыкантов и стимулировала нас на новые достижения.

Я вслушиваюсь в альбомы The Beatles с таким же колоссальным вниманием, с которым ранее слушал Роджерса и Хаммерстайна. Разница лишь в том, что теперь у меня есть гитара — инструмент, при помощи которого я могу повторить волшебство структур аккордов и гитарных риффов, создающих песню. У битлов потрясающие песни и альбомы, один лучше другого. Я заучиваю их все подряд. Мне кажется, если не сдаваться, то все, что я не могу сыграть сейчас, я со временем обязательно одолею. Я снова и снова прослушиваю отдельные сложные пассажи, словно взламывающий сейф «медвежатник», и делаю это до тех пор, пока не разгадаю их секрет. Ни один школьный предмет не отнимает у меня столько времени и энергии. Я не буду утверждать, что вижу в музыке свое будущее, но в моем поведении есть что-то почти маниакальное, что-то, похожее на наваждение. Что-то в моем подсознании раз за разом повторяет: «Вот так ты можешь от всего этого убежать. Вот так ты...»

Shutterstock

Летом 1966 года Англия выигрывает у Германии в чемпионате мира по футболу. В стране наконец-то ощущаются последствия послевоенного экономического роста. Все, как странно выражались в ту эпоху, свингует. В Ньюкасле гедонизм свингующего поколения заметен разве что вокруг университетского колледжа. Публика и атмосфера в пабах, клубах и книжных магазинах вокруг колледжа становится более интеллектуальной и богемной. Говорят, что во время войны в нашем городе некоторое время жил Людвиг Витгенштейн. Я пытаюсь представить себе, как в каком-нибудь пабе в районе Хеймаркет в дыму сигарет Woodbine и за пинтой пива он объясняет наиболее сложные места из своего «Логико-философского трактата».

Клуб A Go-Go расположен над магазинами на Перси-стрит за районом Хеймаркет. Изначально это был джазовый клуб, который посещали продвинутые студенты. До того как стать суперпопулярными, резидентами этого клуба были Animals — живое свидетельство того, что успех The Beatles можно повторить в рамках Ньюкасла. В возрасте пятнадцати лет я слушал там свой первый концерт. Группа называется Graham Bond Organisation. Фронтмен группы Грэхам Бонд — крупный мужчина с длинными сальными волосами и китайскими усами. Он играет на органе Hammond и саксофоне-альте, а также поет хриплым и страстным баритоном.

В группе играют два человека, которые вскоре приобретут мировую известность как участники группы Cream: басист Джек Брюс и барабанщик Джинджер Бейкер. Кроме этого в ВИА есть и саксофонист Дик Хекстолл-Смит. Музыка жесткая и бескомпромиссная, не буду утверждать, что она мне очень нравится. Тем не менее складывается ощущение, что это тяжелая и серьезная музыка, которая позже станет предвестником хеви-метала, ее будут боготворить, а потом — над ней смеяться. Сам Грэхам Бонд вскоре увлечется оккультизмом и закончит жизнь под колесами поезда лондонского метро.

Кроме этого в клубе А Go-Go я видел Bluesbreakers Джона Мейолла. Не помню, кто из гитаристов, известных в будущем, играл в тот вечер. Точно не Клэптон, возможно, Питер Грин. Но самый запоминающийся концерт я увидел по ТВ.

Передачу Top of the Pops, выходившую в 19:30 каждый четверг, я просто обожал и смотрел почти с религиозным экстазом. Прошло уже практически сорок лет, а я как сейчас помню ведущего Джимми Сэвила возле списка двадцати самых популярных песен выпуска приблизительно 1966 года. Я по сей день могу спеть несколько строчек из каждой находившейся тогда в хит-параде песни. Но знание поп-музыки не подготовило меня к потрясению, которое я испытал, увидев выступление Джими Хендрикса.

Выступление Хендрикса на Top of the Pops в декабре 1966 г. изменило все. Своей элегантной и яростной игрой на гитаре он превратил старую фолк-песню Hey Joe в мощнейшую блюзовую композицию, его голос был сексуальным, слегка мрачноватым, а манера исполнения страстная и одновременно расслабленная. Группа в составе всего трех человек исполнила трехминутную композицию на одном дыхании. Мне кажется, что телезрители по всей стране просто обалдели.

Ни фига себе! Что это было?!

Хендрикс пробил грифом гитары дырку в штукатурке на потолке и на этом концерт был окончен

Спустя несколько дней после ТВ-выступления Хендрикс должен был играть в А Go-Go. В городе чувствовалось нечто особенное, молодежь не находила себе места в предвкушении шоу. Я еще слишком молод, чтобы меня пустили в клуб, но из-за высокого роста я выгляжу на все 18. Я взял в школу сменную одежду: джинсы Levi’s и белую рубашку Ben Sherman с пуговками на воротнике. Это самая красивая одежда, которая у меня есть, и в школьном пальто поверх нее я выгляжу вполне презентабельно. Я переодеваюсь в туалете на Центральном вокзале, стараясь не дышать. В кабинке стоит резкий запах мочи и безнадеги. Я переодеваюсь предельно медленно и аккуратно, чтобы не уронить одежду на грязный пол. На стене висит плакат министерства здраво охранения, предупреждающий об опасности венерических заболеваний. Я еще девственник. В нашей школе нет девочек, а во второй половине дня я долго еду домой на поезде и в автобусе, после чего надо делать уроки. Даже когда представляется редкая возможность пообщаться с девушками, я ужасно стесняюсь и не знаю, о чем с ними говорить. Кроме этого у меня уже есть страсть, отнимающая много времени, — музыка. Оставив рюкзак в камере хранения на вокзале, я быстрым шагом иду в сторону Перси-стрит, благодарно вдыхая прохладный воздух и предвкушая что-то исключительное.

Перед входом в клуб стоит длинная очередь. Я становлюсь в ее конец и жду. Скорее всего, я один из самых молодых в этой очереди, но из-за моего роста трудно об этом догадаться. В очереди в основном парни, некоторые из них денди в афганских кафтанах, полуботинках из замши и с висячими усами а-ля Запата. Все девушки в одном стиле: пробор посредине, волосы, спадающие на черные кожаные куртки или пальто. Все ведут себя очень сдержанно, словно собрались на высококультурное мероприятие. Хендрикс дает два выступления с небольшим перерывом между ними. Мне удается попасть на первое, и это большая удача, если бы я попал на второе, то не смог бы объяснить родителям свое позднее возвращение. Они понятия не имеют, где я, и у меня нет никакого желания им рассказывать. Важнейшим преимуществом моей отстраненности и закрытости является то, что мне вообще не надо ни в чем объясняться родителям, которые практически полностью оставили меня в покое. Помещение клуба очень небольшое, и я становлюсь где-то посредине между сценой и противоположной стеной. Сцену прекрасно видно. Концерт, как обычно, не начинается вовремя. Все терпеливо ждут.

Есть такая присказка: «Если ты помнишь шестидесятые, то тебя тогда не было». В принципе, то же самое можно сказать и про это выступление. Jimi Hendrix Experience — это волна оглушающего звука, которая бьет по голове и не поддается никакому анализу. Помню какие-то отрывки песен Hey Joe и Foxy Lady, но в целом концерт запомнился виртуозностью исполнения, убийственной громкостью, прической афро, дикими одеждами и нагромождением колонок Marshall. Я впервые в жизни увидел черного. Помню, что Хендрикс пробил грифом гитары дырку в штукатурке на потолке и на этом концерт был окончен.

В ту ночь я лежу в кровати, в ушах гудит, а в голове устойчивое ощущение, что мое мировоззрение сильно изменилось.

Следите за нашими новостями в Telegram
Рубрика:
Чтение

Комментарии (0)