Паулина Андреева: «Сейчас главным навыком стало умение жить в состоянии неопределенности»

Креативный директор Собака.ru Ксения Гощицкая, приобняв Сартра, Барта и Кэрролла, отправилась узнать, зачем Паулина Андреева поступила на философский факультет МГУ и что происходит со сценарием ее собственной жизни. Как всегда, все, к счастью, пошло не по плану, а по движениям души — вместо симулякров и симуляции Паулина рас­сказала про путь героя, то есть о себе: собственные трансформации, инициации и открытое сердце. Ну, наша!

О парадоксе времени, триумфе скорости и границах

После трех лет творческого отпуска ты играешь Герцогиню — ту самую, ко­торая «От уксуса — куксятся» в мюзи­кле «Алиса в Стране чудес». Наконец-то можно легально поговорить с тобой о том, что, куда ни глянь, всё странь­ше и страньше. Кажется, мы все по­гнались за белым кроликом и те­перь живем в гостях у сказки Льюиса Кэрролла.

Точно. Мы, как и Алиса, оказались в Зазер­калье, где все перевернуто. Раньше ты точ­но знал алгоритмы: скажу это — получится то, нажму сюда — будет так. А сейчас все это не работает и, точно по Кэрроллу, ста­новится «все чудесатей и чудесатей».

«Нужно бежать со всех ног, что­бы остаться на одном месте, а что­бы куда-то попасть, нужно бежать в два раза быстрее» — как у сцена­риста у тебя в октябре вышла корот­кометражка про театральное заку­лисье «Спасибо. Хорошего вечера!», как актриса ты снимаешься с Да­нилой Козловским в трагикомедии «НиктоКакТы» и с Юрой Борисовым и Иваном Янковским в спортивной драме «Битва моторов». А совсем ско­ро выходит драмеди-сериал «Мамин сын» — кинодебют театрального ре­жиссера и актера Александра Алябье­ва с Евгением Цыгановым в главной роли. И там ты не только актриса, но и шоураннер. Круто! Но как это?

Шоураннер — пока еще довольно экзотическая профессия для нашего кинематографа. И отвечает шоураннер за все: производство, сценарий, режиссуру, креативное решение проекта, общение с заказчиком. «Маминого сыны» мы делали со студией Сергея Бондарчука и Алексеем Киселевым. Меня захватывает возможность собирать и вести такие конструкции, и я охватываю своим вниманием гораздо больше сфер: если нужно, то могу снять, написать, сыграть. Я очень мультизадачная.

А быть шоураннером собственной жизни — это вообще возможно? Ска­жи честно, ты написала такой сце­нарий для самой себя? И как обстоят дела с его продюсированием?

Мы оказались в таком положении, где глав­ным навыком стало умение жить в состоя­нии неопределенности. Еще недавно у меня было четкое представление, как все долж­но быть. Но оно рухнуло, как и все планы. И самое фундаментальное изменение в моей жизни состоит в том, что я перестала наста­ивать на определенном сценарии своей судь­бы. Я учусь «принимать, то, что я не могу изменить, стараюсь иметь мужество менять то, что могу, и иметь мудрость отличать одно от другого». Очень трудно осилить та­кой подход, потому что довольно болезнен­но иногда осознавать свое бессилие, что не все в моих руках. Только моя жизнь.

Один из важнейших парадоксов Лью­иса Кэрролла — время. Петербургский культовый киножурнал «Сеанс» как-то выпустил номер с темой «Триумф скорости», где главным словом совре­менности, собственно, и была названа «скорость».

Я думаю, это абсолютно спра­ведливо. Поэтому я выбираю замедление и как будто делаю неплохие успехи. Мне хочется проживать жизнь, слышать лю­дей, ощущать еду, миром интересоваться глубоко, а глубина требует замедления. Для это­го пришлось смириться с тем, что я не буду всего знать, воз­можно, не посещу всех стран и не узнаю всех самых интерес­ных людей. Осознание своих пределов дается мне непросто. Я все еще срываюсь на скорость, но это тоже иногда необходимо.

Любопытно, что, осознавая свои гра­ницы, ты в то же время видишь точ­ку роста. А значит представляешь, как эти границы можно расширить. Мне кажется, Кэрролл был бы доволен таким парадоксом.

Мне очень нравится мысль Шопенгауэра о том, что человеку свойственно принимать границы собственного кругозора за гра­ницы мира. Правда же, просто суперточно сказано? Наверное, то же самое происхо­дит с нашей психикой: сколько она вмеща­ет, столько тебе и доступно. Так что расши­рение любыми доступными способами нам необходимо, нужно ходить новыми доро­гами во всех смыслах. Сегодня иметь свою неангажированную, свободную от других точку зрения крайне трудно, много давления. В какой-то момент было столько ин­формации, что мне было уже трудно опре­делиться, а кто я, а что именно я думаю. И как только появились силы, я сфокусировалась на этих вопросах, чтобы вернуть себе себя и не сливаться с группами других сильных людей и их мнениями.

Какие инструменты ты используешь для расширения сознания? Речь о ле­гальных, разумеется.

В первую очередь, образование. Год назад я поступила в МГУ на программу по прикладной философии. Это моя попытка двигаться в сторону бо­лее глубокого понимания устройства мира, идей, контекста и себя. И еще очень важ­но работать с телом. В стрессе люди вооб­ще могут забыть про свои самые базовые потребности, вроде еды или воды. Поэто­му хороши все практики, которые помога­ют ощутить напряжение в теле и снять его. Спорт как насилие, вроде «еще немного поднажми, еще немного потерпи», никогда не был мне близок.

Как и марафоны. Я всегда спрашиваю себя: куда и зачем бегут эти люди?

Может, от себя? Тебя мотивируют ставить рекорды, а тело кричит: остановись, просто положи меня спать вовремя. Психика, душа и тело абсолютно взаимосвязаны — я за интегральный подход.

Как связаны боль и рост и почему бесполезно сопротивляться волне

Если читать «Алису в Стране чу­дес» с философской точки зрения, становится понятно: единственный путь становления героя — в движе­нии. Алиса не растет, не уменьшаясь. И наоборот. Можно интерпретировать это так: не бывает роста без боли.

Согласна. Я не встречала никакого ком­фортного роста. У детей скачки физическо­го роста всегда сопровождаются плохим настроением, иногда даже недомогани­ем. Любой рост дается через боль, ты дви­жешься из привычного в неизвестное, раз­ве не страшно? Надо принять неизбежность этого процесса, принять боль, пардоксаль­но, но становится чуть легче. Я так это вижу. И происходит релиз, расширение, высвобождение. Кстати, ведь и роды — это сжатие и расширение. И это все часть паке­та, который нам выдает жизнь.

Да, и на этой кассе не скажешь: мне пакет не нужен, не пробивайте, пожалуйста.

Никому не нравится рост через усилие, по­тому что хочется удовольствий, развлече­ний, всегда быть на гребне волны. Но при­рода волны — движение вверх и вниз, сопротивляться ей бесполезно. Что-то ка­жется в какой-то момент неприятным и даже трагичным, но только потом ста­новится понятно, насколько это глобаль­но было нужным. От боли часто пытают­ся сбежать — в трудоголизм, алкоголизм, наркоманию, лишь бы заглушить свои чувства, и ходят как переполненные боч­ки — непрожитые, невысказанные, непро­чувствованные. Да и я пока еще не могу полностью расслабиться и перестать со­противляться, но все же пью пузырек с надписью «Проживи меня!». Когда име­ешь смелость заглянуть в свой внутренний кошмар, в нем начинаешь ориентировать­ся, тогда и перестаешь сжиматься и просто кометой выстреливаешь на новый уровень. Ведь держать напряжение в себе — дико энергозатратно.

А ты сама чего-то боишься?

Кто ничего не боится, у того, наверное, плохая фантазия. Я из тех, кто боится, но делает. Поначалу все новое кажется слож­ным. Но я жадина в том отношении, что мне очень интересно жить. И будет пе­чально, если из-за страха я не познаю разнообразного классного опы­та. Нет времени бояться — впе­ред, вперед, вперед! Я, как и Алиса по Зазеркалью, путе­шествую по этому миру не то чтобы смело, но аккуратно.

Что в этом путешествии тебе важно сохранить в самой себе?

Я всеми силами оставляю за со­бой право никого не ненавидеть и, несмотря на любые внеш­ние ограничения, оставаться свободной внутри. Я занимаюсь тем, чтобы в моей го­лове было чисто, свежо, широко, чтобы там были добро, вера и принятие, тогда мир будет отвечать мне тем же. Бывает, с это­го пути люди тебя пытаются сбить, потому что им такой путь кажется серединным, не­героическим. Я эти чувства понимаю. Мне тоже раньше хотелось быть героем и требо­вать того же от других. Но когда я приняла свою слабость, то за ней открылась огром­ная сила. И сейчас я чувствую себя гораз­до более трезвой в психоэмоциональном смысле этого слова, чем когда-либо.

Тут одновременно в чат вошли Джозеф Кэмпбелл с «Тысячеликим героем» и ленинградец Владимир Яковлевич Пропп с «Морфологией сказки».

Путешествие архетипического героя по Кэмпбеллу было в списке обязательной литературы сценарного факультета шко­лы кино и телевидения «Индустрия», где я училась, ведь по «методичке» этой книги поставлено множество культовых фильмов, «Звездные войны» например. А вот с тру­дами Проппа я познакомилась уже в МГУ.

Структура мифа — наше все! У Кэр­ролла Алиса покидает обычный мир, проходит с помощью союзников ис­пытания, проживает метафориче­скую смерть, то есть инициирует­ся, и возвращается домой. А на какой стадии находишься ты в парадиг­ме «призыв — испытания — инициа­ция — возвращение»?

Скорее всего, на стадии инициации. Самое важное, что со мной произошло, — я взя­ла на себя ответственность за свою жизнь. Это было настоящее озарение, мощнейший инсайт, что только мои мысли, слова и еже­дневные, ежеминутные выборы ее и опре­деляют. Вообще-то, это ужасно неприят­но! Ты больше не можешь тыкать пальцами в разные стороны, указывая на тех, кто пор­тит тебе жизнь, или сваливать все на непре­одолимые обстоятельства.

О силе слова или как текст конструирует реальность

Что ты думаешь про слово как ин­струмент, который способен как конструировать реальность, так и становиться самосбывающимся пророчеством?

Я очень внимательно слушаю, что говорят люди — и что гово­рю я сама. Это еще и моя задача как сценариста. И я вижу зако­номерность: как ты говоришь, так и живешь. Я редко хожу на светские мероприятия, пото­му что не люблю смолл-токи и не умею их вести. Я устаю от тезисных разговоров по про­граммке. Мне интересно обме­ниваться, делиться, испытывать живое внимание к себе и чув­ствовать такое же к собеседни­ку. Эрудированные люди встре­чаются часто, парадоксально мыслящие — реже, а вот те, кто с собой в контакте и не проеци­руют тревожное или агрессив­ное, совсем краснокнижные. Я за таких держусь.

У тебя никогда не было же­лания написать сценарий про себя?

Нет. Писать про себя есть смысл только честно и откро­венно, не утаивая самого нели­цеприятного. Но самопознание для меня — тихий внутренний труд. Мне бы не хотелось де­монстрировать, как я себя пре­парирую. В сценарном деле я предпочитаю препарировать мир. Я замечаю, что хорошо по­лучается тот текст, что пишется не из головы, а из сердца. Я во­обще не из тех, кто докапыва­ется и берет усилием. В школе двоечницей была, мне многое из предме­тов просто не нравилось, поэтому я их про­гуливала. А вот когда нашла то, что прино­сит мне радость, то стала и трудолюбивой, и системной. И хотя у меня все в поряд­ке с логикой, я больше опираюсь на интуицию и чувствование. Кстати, как сценарист я чувствую себя намного увереннее, чем как актриса. Я всегда понимаю, когда на­писана хорошая сцена, в кино результат ак­тера более многосоставный. Сейчас вот с удовольствием работаю над большим про­ектом для кинокомпании «Среда».

Твой сценарный дебют — сериал «Псих» с Константином Богомоловым о жизни внешне успешного московско­го психотерапевта, который после про­пажи жены начинает злоупотреблять и вообще как будто нуждаться в помо­щи специалиста, — сразу попал в топ просмотров. Хотя критика была по­рой резкой, в частности из-за непотиз­ма, ведь режиссером был твой муж Фе­дор Бондарчук.

Это была лучшая критика в моей жизни, честно скажу. Интересная, умная, острая, разная. Как можно спорить с рецензией? Она же о том, кто пишет. Каждый смотрит кино из себя, поэтому не бывает правиль­ного или неправильного мнения. Можно совпасть и срезонировать с ав­тором, можно совсем его не по­нять. Мне было очень интерес­но читать отзывы и на «Психа», и на мою вторую сценарную ра­боту — сериал «Актрисы» о за­кулисных страстях вымышлен­ного драматического театра, который тоже снял Федор, — там находили вообще дру­гие смыслы, которые ни я, ни режиссер не вкладывали. И это ведь здоро­во! «Псих» остается моим любимым дети­щем, он был написан на основе моего ди­плома киношколы, в мастерской Андрея Золотарева. Когда я начала работать над се­риалом, то присылала ему фрагменты, а он делился советами. Вообще мне очень по­везло с преподавателями, наши тексты раз­бирали Жора Крыжовников (на его потоке я еще сняла и свой пока что единствен­ный режиссерский короткий метр «Плачу с вами») и Олег Маловичко (под его тью­торством я написала полный метр, но он пока лежит в столе).

То есть не за горами появление субличности Паулины-режиссера?

Я об этом думаю, постепенно к этому иду.

Зачем тебе вообще понадоби­лось учиться сценарному делу при сверхуспешной актерской карьере?

Это разные вектора. Как ак­триса я очень зависима: я ин­струмент в руках художников, доверяю себя им. Когда ты ав­тор — ты в полной мере сам ху­дожник. Я очень послушная ак­триса, кстати. Все глобальные вопросы решаю на подготовке, а не на площадке.

В книге художника по ко­стюмам Надежды Василье­вой «Придумай мне судьбу» тебя с восторгом описыва­ют как актрису, готовую все терпеть: прыгать со скалы в платье с фижмами в «Конь­ке-Горбунке» — пожалуйста, носить винтаж в «Цое» — без проблем.

Мне это очень приятно. И это вовсе не потому, что я такая ми­лая: я посвящу съемкам три ме­сяца своей жизни, только если за ними стоят реально талантливые люди, а если они талантливые, то зачем мне с ними бороться, я буду мягко участвовать в про­цессе. Иногда я вижу, как гриме­ры и художники поначалу очень осторожно общаются, потому что достаточно сильно напуганы другим поведением.

Кого ты могла бы назвать своими проводниками в про­фессию, которые, как Че­ширский Кот или Гусеница, изменили твой взгляд или пе­ревернули сознание?

Я бы сказала, что у меня была целая футболь­ная команда проводников. Когда я слышу, что кто-то говорит, что всего добился сам, мне это странно. Столько потрясающих людей протя­гивали мне свое знание, и была только задача суметь взять. Это мои мастера Роман Ефимо­вич Козак и Дмитрий Брусникин из Школы-сту­дии МХАТ, которые, к сожалению, очень рано ушли из жизни. Алла Сигалова — мой препо­даватель и хореограф, дала мне главную роль в своем танцевальном спектакле «Жизель, или Обманутые невесты» в учебном театре, после которой Олег Павлович Табаков принял меня в театр. Мой первый режиссер уже на службе в театре — Кирилл Серебренников. Дуня Смир­нова, к которой я пришла с запросом проверить меня на профпригодность перед поступлением на сценарный. Мой жизненный путь наполнен проводниками.

А какой ты зритель?

Добрейший! Не в том смысле, что мне все нравится. Но я смотрю кино из любви, из желания, чтобы у тех, кто его создавал, все получилось. Например, «Анора» принесла мне настоящее зрительское счастье. То, как жанр оборачивается то ромкомом, то драмой, то чуть ли не боевиком, просто потрясающе. Круто, что тебя не засовывают только в ко­робок слёз и страданий или только комедии, а ты видишь весь спектр, разнообразный, как сама жизнь. Еще недавно пересмотрела «Огни большого го­рода» Чарли Чаплина: настоящая духовная практика не только из-за сюжета, но и по удержанию внимания на два часа десять ми­нут. Трудно? Трудно!

Но мы пожелаем труда нашему…

…привыкшему к быстрому до­фамину мозгу.

Работы предоставлены галереей fābula. Работы художников: скульптура Вильгения Мельникова «Сухой фонтан» (дутый металл, сварка, 2025); полотно Анастасии Антиповой «Подойти нету сил, а в стороне не хочу!» (плащевая ткань, акрил, 2024).

Главный редактор Яна Милорадовская

Креативный директор и текст Ксения Гощицкая

Фото Максим Чуркин

Стиль Эльмира Тулебаева

Ассистент стилиста Кристина Логунова

Визаж Алена Моисеева

Волосы Роман Коверга

Продюсер Екатерина Кузнецова

Постановщик Татьяна Катранина

Ассистенты Дарья Цыганова, Дарья Егудина, Максим Карпов

Свет Сергей Соломатин, Сергей Бузин

Агент фотографа Илья Харламов

Ретушер Софья Якимова