В издательстве «Лимбус пресс» переиздана книга Сергея Носова «Конспирация, или Тайная жизнь петербургских памятников-2». По этому случаю «Собака.ru» публикует отрывок из нее – о монументе Анны Ахматовой, который смотрит на «Кресты», где отбывали наказание ее муж и сын, и о его точной копии, находящейся внутри тюрьмы.
Она сама побеспокоилась о том, чтобы максимально затруднить воплощение ее образа в монумент. Знаменитое заклинание Ахматовой: «А если когда-нибудь в этой стране / Воздвигнуть задумают памятник мне...» – отягощает идею любого посвящаемого ей монумента – любой ваятель, хочет он того или нет, должен с этим как-то считаться. То есть создавать памятник Ахматовой, но как бы и не совсем Ахматовой, и так обходить завещание или, наоборот, следовать его неумолимой логике и тогда привязываться к определенному месту – «А здесь, где стояла я триста часов /И где для меня не открыли засов». Обычно под этим местом понимают Кресты, но скорее речь идет о Шпалерной, 25, где побывали и муж, и сын и где кроме прочего принимались передачи для заключенных. Памятники Ахматовой – не самые известные в городе. Более других, пожалуй, известен этот – не просто отвечающий ахматовскому завещанию, но и наглядно его иллюстрирующий.
Открыт в 2006 году. Пространство, отведенное под этот памятник, отчасти напоминает смотровую площадку. Смотреть, однако, здесь определенно не на что, кроме как на Кресты – мрачные тюремные корпуса, расположенные на той стороне Невы. Место под памятник Ахматовой действительно почти идеальное. Может показаться, что его специально берегли в ожидании соответствующего решения.
Что верно, то верно – место во многих отношениях не совсем обычное. Помню эту территорию заросшей травой в рост человека. Справа (стоим лицом к Неве) вместо элитного дома была военная часть. Со стороны набережной и частично улицы Воинова (ныне – Шпалерной) пустырь был огорожен, причем вдоль улицы Воинова тянулось барачного вида строение, закрывающее прохожим вид на Кресты. Слева на стене красовалось нетипичное «Гэндальф жив!» – в честь, конечно, «Властелина колец», только что изданного «Северо-Западом». Намека на литературную значимость места не будем искать, по большому счету она проявлялась в другом: дело в том, что сторожа, зачем-то охранявшие сей пустынный участок земли в 1992–1994 годах, все, как один, были поэтами. Литераторы в те годы часто шли в сторожа, но, пожалуй, это было единственное место в городе, где все сторожа, дежурившие сутки через трое, оказались поэтами. Их объединение так и называлось: «Литохрана» – скупые сведения о нем можно найти в прессе тех лет. Часто на охраняемой территории гостили друзья поэтов-сторожей, тоже поэты и прозаики, иногда оставались на ночь, а то и жили неделями, благо к тому располагали помещения в ныне не существующем бараке.
В ночь на 4 сентября 1993 года на этой богохранимой земле состоялся Первый съезд поэтов-сторожей Петербурга – информацию о нем дала газета «Петербургский литератор», редакция которой размещалась в Доме писателей неподалеку отсюда (через два месяца Дом писателей сгорит вместе с редакцией).
Иными словами, на этой заброшенной территории постоянно, как мало где еще в городе, читались стихи. И не только свои. Ничего не скажу о стихах Ахматовой, но отмечу самое невероятное в этой истории. «Начальником объекта», как его называли, или «старшим сторожем», здесь был не кто-нибудь, а поэт с редкой фамилией Ахматов. Алексей Ахматов – фигура известная в Петербурге. Кроме того что сам незаурядный поэт, он еще и персонаж «документальной поэмы» другого поэта – Геннадия Григорьева.
<...>
Зачем глядит Ахматова на тот берег, понятно. Это касается того «тогда», распространяющегося метафорой на непреходящее «сейчас». Но если взять «здесь и сейчас» в самом что ни на есть конкретном смысле, что же она сейчас там видит, что ищет глазами? Дело не только в муже и сыне, заключенных в Кресты – тогда. Дело и в том еще, что там, в Крестах – сейчас – обретается ее двойник. Самый настоящий двойник. Причем – и именно сейчас – он там пребывает отнюдь не метафорически, а совершенно буквально.
Через восемь дней после официального открытия бронзового памятника его двойник, отлитый в гипсе, был открыт непосредственно в Крестах – с освящением, цветами и словами, подобающими официальному случаю. Судя по сообщениям прессы, место для гипсовой копии памятника найдено в служебном коридоре. Если верить фотографии, помещенной в Интернете, коридор довольно узок и определенно для Ахматовой тесен, зато потолок высок, так что трехметровая Ахматова беспрепятственно глядит на стену поверх двери, ведущей в какое-то служебное помещение.
Не совсем понятен смысл открытия этого памятника в Крестах. Нет, не вообще памятника Ахматовой на территории Крестов (хотя и это не бесспорно, понятнее был бы там, скажем, памятник Хармсу, но ладно, почему бы и нет?), а именно этой гипсовой копии бронзового монумента, уже установленного на другом берегу реки. Все же тот, бронзовый, исполнен так, что и не может иначе глядеть на Кресты, кроме как снаружи: взгляд Ахматовой устремлен вдаль, через Неву. Гипсовый двойник, внешне отличающийся от главного памятника лишь материалом, принужден тем же взглядом упираться в стену служебного помещения.
Этой Ахматовой в Крестах тесно, в каком бы административном помещении следственного изолятора она ни находилась. Объясняют наличие двух Ахматовых идеей единого ансамбля, в который помимо этих двух должен был входить отдельным объектом мемориальный камень с ахматовскими стихами: установить его предполагалось на набережной со стороны Крестов как раз по линии взгляда внешней, дальней, главной Ахматовой... И все равно с этой копией не все понятно. Ну да – элемент мемориала. Согласно концепции. Но в чем же концепция? Может быть, просто подарок? Чтобы и в этом учреждении был свой памятник – для своих, посторонние все равно не увидят. И без всяких претензий на единый ансамбль…
С Крестами в целом все проще – вот они точно становятся частью ансамбля. И это действительно так – встаньте на левом берегу Невы рядом с пьедесталом, над которым возвышается бронзовая Ахматова, и поглядите, куда она смотрит – на эти мрачные кирпичные корпуса с одинокой трубой за ними, – и вам все станет понятно. Более того, бронзовая Ахматова, уверенно перечеркнув своим долгим взглядом ось, по которой шемякинские сфинксы играют в гляделки, переподчинила себе как бы оказавшийся у ее ног мемориал «Жертвам политических репрессий». Получается, что один мемориал как бы приватизирует другой, близкий ему по идее. Сама Нева становится частью общего мемориального комплекса. Без преувеличения – грандиозного комплекса. Но грандиозность эта скрыта от случайного взгляда. Потому что главный элемент в этом комплексе – направленный взгляд Ахматовой.
Комментарии (0)