Лидия Новикова: «Мама заваривала нам кашу из муки и воды — как же это было вкусно»

Бабушка, ты помнишь, как началась война?

В 1941 году мне было двенадцать лет. Мы с семьей часто ездили гулять на Острова, гуляли там по паркам, катались на лодках. Счастливые, нарядные — мама, папа, маленький брат, тетя и я в платьице. И в день, когда началась война, тоже туда поехали. После новости о начале войны у меня возникло ощущение, что случилось что-то очень страшное. И с каждым днем становилось все страшнее и страшнее, хуже и хуже. Папа был военнообязанным, его сразу призвали на фронт. Он быстро собрался и ушел, но еще какое-то время его часть находилась в Ленинграде, и мама водила нас с братом Юрой на свидания к нему — офицерский состав ходил в столовую на Садовой, и мы с Юрой сидели у него на коленях во время обеда. Потом мобилизовали папиного брата — перед самой отправкой на фронт он пришел к нам в гости, принес четверть мешка муки и охапку вяленой воблы, отдал маме со словами: «Пригодится». Голода тогда еще не было, мама растерялась, но подарок приняла, положила на печку-голландку. Та мука спасла нам жизнь. В голодные дни мама заваривала нам кашу из муки и воды по маленькому блюдцу на каждого. Мы ели ее и поражались, какая же это вкусная каша, вот кончится война, будем каждый день себе такую варить и досыта есть. Когда стало совсем туго, мы начали ходить на рынок на площадь Нахимсона, нынешнюю Владимирскую, и менять вещи на еду. Папины часы никому не понадобились, а вот его кожаные ремни пользовались большим спросом. В обмен брали дуранду — прессованный жмых подсолнечника, оставшийся после производства масла. Еще однажды мама скооперировалась с женщинами из нашего двора на Социалистической улице и пешком отправилась собирать подгнившие капустные листья, оставшиеся после уборки урожая. Те поля находились почти на самой передней линии обороны города, и я сходила с ума от переживаний весь день, пока мама не вернулась. Но самое страшное воспоминание о тех днях — когда мама не смогла найти в сумке наши карточки. Она рухнула на пол как подкошенная, и я даже на мгновение решила, что моя мамочка умерла. Карточки мы потом нашли, но тот ужас уже не покидал меня.

А бомбежки помнишь?

Конечно. Видимо, рядом с нашим домом находился какой-то важный объект, потому что улицу Правды бомбили постоянно, она вся была изрыта. Мама не оставляла нас с братом одних, поэтому даже за хлебом мы ходили втроем. Однажды во время артобстрела загорелся дом на углу Правды и Социалистической, и все люди из очереди в булочную грелись у полыхающей груды балок и кирпичей, бывших еще совсем недавно чьим-то домом. Поначалу с каждой воздушной тревогой мы спускались в бомбоубежище, но потом перестали. Мама сажала нас на стулья у капитальной стены и велела закрывать голову подушками. А сама спокойно занималась своими делами. Однажды мы с Юрой сидели так напротив окна, и вдруг ударной волной от взрыва распахнуло окна, и к потолку взметнулись белые занавески. До сих пор помню эту картину.

Когда вас эвакуировали?

В сентябре 1942 года нам пришла повестка, на вокзал явились сплошь женщины с детьми — иждивенцы. Рабочие кадры нужны были в городе. На поезде мы приехали на берег Ладожского озера. Там нас погрузили на пароход, мучительно мы перебрались на тот берег — судно сильно качало от обстрелов. Мы все были настолько истощены, что матросы на берегу передавали нас с рук на руки по живой цепи. Дальше почти месяц мы путешествовали на поезде вглубь страны. Высадили нас на станции Топки под Томском, и местные жители на подводах развезли эвакуированных по новым домам.

Как вы вернулись домой?

В 1943 году освободили Майкоп от фашистов, а там жили мамины родители. Они прислали нам вызов, и мы отправились к ним почти через всю страну — через Каспий и Баку. А в 1945-м после окончания войны мы вернулись в Ленинград. Бабушка продала дом в Майкопе, и мы купили дом в поселке Лисий Нос. Папа тоже вернулся — он побывал в немецком плену, был очень болен и вскоре умер. Я выучилась на химфаке Технологического института, затем на судостроительном производстве «Союзпроектверфь» разрабатывала систему очистки сточных вод. Вышла замуж за твоего дедушку — скульптора Виктора Сергеевича Новикова. Впоследствии он возглавил кафедру скульптуры в Училище имени Рериха и сделал множество памятников по всему Советскому Союзу.

После войны вы с семьей часто вспоминали те годы?

Никогда. Старались скорее забыть, оставив весь тот ужас в прошлом. Твой дедушка всю блокаду провел в Лисьем Носу, и первые годы после свадьбы мы совсем не обсуждали пережитое. Уже много лет спустя, когда он стал размышлять на тему блокады в своем творчестве, то начал понемногу делиться воспоминаниями о том времени, и я рассказывала что-то свое. Он все мечтал поставить памятник Малой дороге жизни — путям сообщения по льду, проложенным через Финский залив от Лисьего Носа через Кронштадт до Ораниенбаума. Монумент все-таки был открыт 8 мая 2015 года — через полгода после его смерти.

Фото: Сергей Мисенко