Пронизывающий до костей ветер и редкие солнечные дни, мигрени и вечная бледность лица – в Петербурге непросто жить, особенно, неся почетное звание «коренных» в противовес многочисленным «понаехавшим». Мы начинаем серию статей об автохтонах города: тех чьи предки не покинули его, несмотря ни на что. Первым историю своей семьи нам рассказал Борислав Неупокоев, менеджер Высшей школы экономики и петербуржец в седьмом поколении.
Польский поэт Мицкевич в шутку говорил, что Петербург построили черти. В этом что-то есть: город красив и одновременно суров. На самом деле, я очень люблю Петербург, но жить здесь нелегко. Может, поэтому судьбы здешних семей часто трагичны. История моего рода связана с Петербургом, начиная с 80-х годов XIX века. Именно «связана», так как город оказал на мою семью немалое влияние. К сожалению, нередко именно трагическое.
В конце 19 века из Тверской губернии приехал мой прапрапрадед Михаил Лысов. Благодаря тому, что город был столицей и стремительно рос и развивался, он смог из ямщика стать владельцем извозчицкой компании. Его старшая дочь вышла замуж за Виктора Вышемирского, офицера знаменитой царской яхты «Штандарт». Это была любимая яхта царской семьи: на ней они ходили в Финляндию и по Черному морю. Виктор был награжден кортиком с надписью «За храбрость» и орденом святой Анны IV степени, который автоматически давал статус дворянина, если его еще не было.
Когда в 1930-х большевики начали арестовывать бывших дворян, это коснулось и моих предков. Был арестован муж младшей дочери Михаила Лысова ─ авиаконструктор Чижевский. Из-за необходимости проектировать самолеты, его не расстреляли, а ограничились ссылкой в лагерь, где он работал вместе с другим известным авиаконструктором ─ Туполевым. В начале 1941-го года арестовали моего прадеда Вячеслава Неупокоева. Вскоре его расстреляли. По сходному обвинению был расстрелян другой мой далекий родственник: его семье было приказано за сутки покинуть Ленинград и уехать в Среднюю Азию.
Моя бабушка, Людмила Андреевна Ананьева, родилась накануне блокады. В то время отпуска по уходу за ребенком не давали и ее мама, моя прабабушка, Екатерина Афанасьевна, продолжала работать на швейной фабрике на улице Блохина, где шила рукавицы для фронтовых солдат. Уходя на работу, она оставляла дочери хлеб, завернутый в марлю. Это делалось для того, чтобы мякиш можно было медленно рассасывать, а не проглатывать сразу. Папа Людмилы Андреевны был сержантом-связистом: всю войну он проработал в Ленинграде. После он стал директором Сенного рынка, но его арестовали после нескольких доносов.
Люди, которых я сейчас называю своими предками, жили рядом, работали, ходили по одним улицам, даже не представляя, что станут родственниками. Петербург ─ огромный город ─ их объединил. Это хорошо заметно по истории семьи. Моя бабушка Людмила после войны работала осветителем в ленинградском «Театре имени Ленинского Комсомола» (сейчас «Балтийский дом» – Прим.ред.). Там же машинистом сцены работал мой дедушка, Владимир Неупокоев. Их сын, мой отец Борис, учился в Педагогическом институте на историческом факультете, где во время археологической практики познакомился с моей мамой Надеждой.
Я петербуржец в седьмом поколении, а моя дочь, получается, уже в восьмом. Со временем город меняется, но не слишком кардинально. В детстве меня часто водили в Летний сад, по которому точно также гуляли мои предки. Как и я, они чувствовали этот особенный запах осени, который ощущается также в Павловском и Екатерининском парках. Есть мнение, что Петербург ─ маленький город. Это не совсем так. Просто люди одного круга посещают одни и те же места — те, что сохраняются неизменными и проходят сквозь поколения.
Текст: Камилла Джа
Фото: Камилла Джа, семейный архив Борислава Неупокоева
Комментарии (0)