«Ленфильм» отмечает сегодня 95-летний юбилей. В честь этого «Собака.ru» публикует отрывок из цикла «Новейшая история», посвященный старейшей российской киностудии и написанный кинокритиком Михаилом Трофименковым. Полная версия материала будет опубликована в одном из ближайших номеров журнала.
Здесь снимали Георгий Козинцев и Алексей Герман, Илья Авербах и Александр Сокуров, играли Людмила Гурченко и Юрий Никулин, Олег Даль и Владимир Высоцкий. Фильмы «Человек-амфибия», «Белое солнце пустыни», «Собачье сердце» вошли в коллективное бессознательное и разошлись на цитаты. Другие, как «Мой друг Иван Лапшин», «Прошу слова» и «Пацаны», показали время, человека и страну куда ярче, чем было дозволено цензурой. При этом ни те, ни другие не впадали в официоз и не прибегали к эзопову языку. Последние лет десять в разговорах о студии не было ни слова о кино, как вдруг посыпались новости: реорганизация, концепция развития, пришествие Федора Бондарчука. Накануне больших перемен самое время написать элегию о золотом веке «Ленфильма» и вспомнить всех его титанов, как знаменитых, так и оставшихся за кадром.
...
«Жители ближайших от „Ленфильма“ домов все были немного чокнутые, — вспоминал режиссер Виталий Мельников, - они подрабатывали в массовках, постепенно втягивались в киношную жизнь и уйти с „Ленфильма“ уже не могли».
«Ближайших домов»! «Немного чокнутым» был весь город — совсем другой, не тот, что сейчас. В 1970-х на моем Васильевском острове было как минимум семь кинотеатров. В одном из них, «Кинематографе», постоянно крутили мировую классику, а в зал документального кино школьников водили на «Обыкновенный фашизм». Сейчас — один кинотеатр со сплошной «Кунг-фу пандой».
Я почему-то вижу тот Ленинград преимущественно зимним. Снежный фон усиливает физически ощутимый жар свечения, праздничного, загадочного и тревожного, исходящего от «Ленфильма», и не только. От ТЮЗа Зиновия Корогодского, от БДТ Георгия Товстоногова, от Театра комедии, еще помнящего Николая Акимова. Даже от сюрреалистических акимовских афиш в подземном переходе на Невском. От Союза художников на Герцена в дни вернисажей стариков, верных «формализму» 1920-х. От Дома кино с его пряной аурой «запретного плода»: вход только для членов Союза кинематографистов, ну, или по блату, для которого надо было быть не меньше, чем директором Елисеевского гастронома; показы недоступных западных фильмов, светские премьеры всех советских фильмов. Это свечение творческой жизни — чрезвычайно напряженной, по-петроградски рефлексивной, но очень яркой.
«Ленфильм» светился ярче всего по банальной причине: кино — синтетическое искусство, затягивающее таланты любого профиля. В «сценарно-редакционные коллегии» творческих объединений входили Ольга Бергольц, Александр Володин, Вера Панова, Юрий Герман.
Титулом «кинокомпозитора» — и престижным, и доходным — гордились Олег Каравайчук, Андрей Петров, Александр Кнайфель, Исаак Шварц. Вадим Биберган в фильме «В огне брода нет» (1967) Глеба Панфилова выпустил на волю подземный гул гражданской бойни, какой мог бы слышать Данте в аду. Пара нот Владимира Дашкевича, открывающие «Шерлока Холмса» (1979), воплотили в себе весь викторианский миф. По распространенной легенде, Олег Каравайчук, возмущенный тем, что гонорары за музыку начисляют в зависимости от ее длительности, и халтурщики получают столько же, сколько гении, стал швыряться в кабинете директора «Ленфильма» только что полученными купюрами. Начальство, не привыкшее к такому обращению, отлучило гения от студии к радости москвичей, заваливших его заказами. Поездки в Москву омрачало то, что на эксцентричного композитора делали стойку все столичные менты, принимая его за сумасшедшего террориста. Говорят, что у Василия Шукшина выработался условный рефлекс: сразу бить в морду менту, подходящему к ним с Каравайчуком.
Да что там Шварц с Петровым! Музыку к «Гамлету» (1964) и «Королю Лиру» (1970) Козинцева писал Дмитрий Шостакович, художником на «Дон Кихоте» (1957) работал Исаак Альтман.
Звание сценографа не было цеховым клеймом. Художники театра и кино слыли высшей кастой, которая в силу специфики профессии плевала с высокой башни на соцреализм. В их числе были Марина Азизян, Марксэн Гаухман-Свердлов, Валерий Доррер, Игорь Иванов, Исаак Каплан.
Любой зритель — ребенок. Любой ленинградец мечтал заглянуть за экран, закрывающий вход не в очаг папы Карло, а в волшебную страну. За портик «Ленфильма», где плавает в дыму кафе, и за столовскими столиками титаны быстро едят биточки с картофельным пюре и неторопливо пьют коньяк.
Это кафе и эти коридоры, еще кипящие жизнью, Илья Авербах сохранил в «Голосе» (1982), фильме о том, как умирает, почти успев озвучить свою последнюю роль, актриса Юля (Наталья Сайко) — словно знал, что это не только его последний фильм, но и один из последних фильмов золотого века. Сохранил, не жертвуя студийной правдой ради романтического мифа.
«Съемочная братва не ведает о таких материях, как „поиск истины“, „творческий процесс“, — говорил режиссер Олег Ковалов, - и если бы какой-то стажер ненароком заикнулся бы о них по вгиковской привычке – какой хохот поднялся бы после краткого столбняка в этих прокуренных кабинетах, с каким сознанием превосходства отчеканили бы ему в лицо, отсмеявшись: „Мы производственники, молодой человек, вы эти ваши штучки бросьте“».
Вавилоном похотливых пижонов-режиссеров, курильщиков трубок, одетых в дефицитные кожаные пиджаки, «Ленфильм» в городской мифологии тоже числился. «Мама, мама, нас водили на экскурсию на „Ленфильм“!» — «Немедленно вымой руки! Мало ли что там можно подцепить».
Но вопрос «Девочка, хочешь сниматься в кино?», который задавали на каждом ленинградском перекрестке зоркие ассистенты, означал именно приглашение на кинопробы и ничего больше. «Да, хочу» — отвечали в разные годы Елена Цыплакова, Марина Левтова, Ольга Машная, Динара Друкарова. Любая девчонка из общежития, даже Инна Чурикова, могла стать — если выдюжит — Жанной д’Арк: об этом «Начало» (1968) Глеба Панфилова.
Наталья Медведева, сыгравшая крохотную роль в «Дневнике директора школы» (1975) Бориса Фрумина — сейчас ее только там и увидишь, пятнадцатилетнюю и скуластую — в романе «Мама, я жулика люблю!» сохранила в первозданной свежести эмоции ленинградской школьницы, услышавшей этот вопрос:
— Наташка, иди к телефону. С Ленфильма опять звонят.
— Что? Мне, с Ленфильма? Я хватаю трубку и несколько секунд стою, прикрывая ее рукой. Сердце так громко бьется.
— Это говорит ассистент режиссера Бориса Фрумина. Вы можете прийти завтра? Он хочет взглянуть на вас для роли в его новом фильме.
— Могу ли я прийти? Да вы с ума сошли! И почему завтра? Сейчас! Вы меня помните…
«Олег Даль пробежал, улыбнулся. А в фильме у Бориса будет сниматься Елена Соловей — любимица Никиты Михалкова. Проходим большую залу, увешанную фотографиями, но я никого не узнаю. Татьяна говорит: „Это те, кого зритель не видит“».
«Борис похлопывает меня по плечу. Я снимаю плащ, и он недоверчиво смотрит: „Слушай, а что, вам разрешают в таких коротких?“ — это он о школьном платье. Я уже в прошлом году из него выросла. Но киваю головой на его вопрос».
С таким же трепетом я сам ждал в вестибюле студии пропуск на фотопробы к «Сентиментальному путешествию на картошку» (1986) Дмитрия Долинина. Фотограф потряс меня. Вылитый Высоцкий, он точно, ловко, с видимой легкостью рулил потоком подростков. Работая, успевал парой слов обаять каждого, и в этом был сугубо практический смысл: чувствуя сообщническое доверие, мы расслаблялись перед камерой. Но, главное, он не просто держал себя, как звезда, а, безусловно, делал это по праву. Фотограф Самоэль Кацев — «Элик», один из тех, «кого зрители не видят», — и был звездой. На «Ленфильме» все мастера по гамбургскому счету являлись звездами, и не только цеховыми: их знал весь город.
Художник Белла Маневич. каскадеры Иосиф «Юзек» Крынский и мастер конных трюков Вячеслав Бурлачко. Алиакпер Гасан-заде — великий звукорежиссер с обликом Тамерлана и нечеловеческим слухом. Операторы Юрий Векслер, Дмитрий Долинин, Дмитрий Месхиев. «Редактор», «второй режиссер» — единицы штатного расписания звучат скучно. Но редактор Фрижета Гукасян, боровшаяся за запрещенные фильмы до слез, до «волчьего билета», была звездой Ленинграда. И Виктор Сергеев, «лучший второй режиссер» студии, сгоревший в борьбе за нее, тоже.
Текст: Михаил Трофименков
Комментарии (0)