Петербург — город у моря, но осознавать мы это начинаем только сейчас. Почему горожане 300 лет не ценили Финский залив?

Когда мы называем Петербург «городом у воды», мы подразумеваем, в первую очередь — у Невы. Это не досадная ошибка, а часть замысла. Во времена создания Петербурга близость к морю виделась как возможность вести войны и торговлю, а вовсе не наслаждаться романтическим видом. В то время как вдоль реки вырастали статные столичные фасады, берега залива были заняты либо промышленными портовыми зонами,  либо домами совсем небогатых людей, которым не досталось места поближе к дельте реки — вспомним Парашу из «Медного всадника».

В истории Петербурга был один момент, когда он мог бы стать городом во всех смыслах слова морским. При Петре как будто бы всерьез рассматривали план устройства центра будущей столицы на острове Котлин. Случись это, и мы научились бы такой же самоорганизации и самоограничению, как жители средневековой Венеции или Амстердама XVII века. Впрочем, как раз по причине непривычности России к дисциплине этот план и кажется до сих пор утопическим.

Залив стал восприниматься как источник повседневных приятных впечатлений и место для отдыха только к концу XIX века, тогда открылся санаторий «Сестрорецкий курорт». Некоторое время спустя инженер путей сообщения Федор Енакиев в рамках амбициозного плана преобразования Петербурга предложил превратить Адмиралтейские верфи в современный жилой район с видом на море. Проект не реализовался хотя бы потому, что ему помешали Первая мировая война и революция.

Первым настоящим идеологом Петербурга у залива стал Николай Баранов, занявший в 1938 году, в возрасте всего лишь 29-ти лет, должность главного архитектора Ленинграда. Тогда готовилась очередная версия генерального плана города, предполагавшая его беспрецедентно амбициозное расширение на юг. Речь идет прежде всего о хорошо известном строительстве Московского проспекта, происходившем буквально посреди полей. Николай Баранов, хоть и дорабатывал сам детали этого плана, был его идеологическим противником. Он считал, что, во-первых, город должен прирастать новыми улицами и площадями постепенно, по мере надобности, а, во-вторых, что Ленинград следует развивать как город у воды. Под водой он понимал не только Неву, но и Финский залив.  Эти идеи нашли свое отражение в плане послевоенного восстановления и развития Ленинграда 1948 года. Николаю Баранову мы обязаны Приморским проспектом и Приморским парком Победы, неосуществленным проектом Центрального городского парка, соединяющего невские берега с балтийскими в общий променад. Все это, заметим, за десятилетия до того, как проекты модных приморских районов появились в городах Северной Европы.

Николай Баранов в 1950 году был осужден по «Ленинградскому делу» и выслан в Среднюю Азию, в Ташкент. Все, что он задумал, реализовалось фрагментами и урывками, но все же достаточными для того, чтобы у жителей города появилась если не привычка проводить время у залива, то тоска по ней.

Дальнейшее развитие концепции приморского Петербурга проще всего проследить по судьбе намывных территорий на Васильевском острове. Они тоже были задуманы Николаем Барановым, но первая версия морского фасада Ленинграда обрела хоть сколько-то отчетливые черты только в 1970-е годы. По задумке тут должен был вырасти второй центр города — с учреждениями культуры, Морским вокзалом, яркими архитектурными решениями, всем тем, что сегодня включает в себя понятие многофункциональной застройки. Построили, однако, еще один спальный район. Жилье вроде как нужно было строить в любом случае, а до остального руки не доходили. Лучшее, что появилось на советских намывных территориях, — полоска пляжа напротив гостиницы «Прибалтийская», куда в белые ночи по пятницам приходили сотни людей посмотреть на море как на экзотику. Задуманный при Валентине Матвиенко проект Морского фасада потерпел фиаско схожим образом, разве что еще более оглушительно. В 2000-е годы представляли себе футуристический район с дорогими офисами, фешенебельным жильем и красивыми общественными пространствами, лицо нового Петербурга. Сейчас уже видно, что получилась сущая посредственность, то, что принято называть «человейниками», нагромождение жилых бетонных секций. Вероятно, что, в конце концов, появится и полоска пляжа.

У нас градостроительные неудачи любят объяснять недостатком денег: «надо же людям где-то жить», «у города нет средств на строительство здесь модных парков и музеев», «у нас выгодно строить только жилье». Но проблема в другом: упомянутые выше Венеция и Нидерланды научились этому вынужденно, в силу географического положения на крайне ограниченном участке суши, Петербург же избалован просторами, он раскинулся на огромной территории, а люди не склонны ценить то, чего у них в избытке.

Город думает о том, как с большей выгодой использовать берега залива, а должен решать задачу улучшения этих берегов. Правильно заданный вопрос был бы идеальным и очень простым фильтром, позволяющим отличать хорошие затеи от неудачных. Чистая вода в Финском заливе точно улучшила бы его побережья, а застройка допустима все же тогда, когда она создает месту какую-то дополнительную ценность, по меньшей мере и в первую очередь — эстетическую.

Очередная попытка выведения Петербурга к морю запланирована в Кронштадте. Мы пока не так много о ней знаем, в основном то, что это будет туристический кластер, эксплуатирующий военно-морскую тематику. Остальное — перебор эффектных идей: дайвинг-центр, гостиницы на воде, профессиональные образовательные программы для молодежи, аэролифт. Пока все это, пусть и не в таком грубом виде, как в случае с Васильевским островом — предложения относительно использования существующего потенциала. Какие-то из них, вероятно, неплохие, и в любом случае многое зависит от качества исполнения. Но что такого есть во всей этой большой задумке, что могло бы по самому большому счету считаться современным вкладом в Кронштадт, сообщало бы ему новые качества? Поиск ответа на этот вопрос придал бы всему проекту внятную логику и критерий стратегической успешности. В случае с островом очевидно, что попытка всего одна, так что едва ли стоит жалеть время на обдумывание.