Звезда русского андерграунда Александр Петлюра — про старт карьеры, тусовку панков и арт+фэшн, созданный из мусора

Про старт творческой карьеры

Внутренний надрыв, наверное, начался с интернатовского детского периода, с тоски по родине, дому, маме и полного безделья, поскольку в интернате делать особенно нечего. В субботние дни все дети разъезжались, а я жил далеко, и забирали меня только по большим праздникам. Поэтому выходные превращались в мрачное время. Отрывался я в спортзале, но поскольку время все равно оставалось, то еще и рисовал постоянно. От скуки и безысходности заполнял временные пустоты театральными постановками.

Уже к шестому классу я произвел свой первый художественный продукт — игральные карты. Потихоньку собирал календарики со всякими тракторами, а на обороте рисовал голых баб. Вызвали мать, поставили в известность, что сын рисует карты, ну а мать, как все матери, проявила адекватную реакцию: «О, це мой Сашко так гарно малюет?!» Ей говорят: «Вы посмотрите, что там нарисовано!» А она отвечает: «А какая мне разница, гарно же рисует»... Так мать и стала первым ценителем моего творчества.

Не она единственная меня поддерживала. Как-то раз я ехал в город Камешково домой со студентами Суриковского института. Посмотрели они мои почеркушки и на станции, когда я сходил, сказали матери, чтобы она обязательно послала меня учиться. Мать задумалась и отправила меня во Владимирское художественное училище. Было это где-то в 1972 году. Меня приняли, а через год выгнали. Застукали нас за тем, что рисовали мы своих же однокурсниц в трусах и лифчиках, и обвинили в производстве порнографии.

Потом было Харьковское художественное училище, где я тоже долго не проучился. На этот раз выгнали за то, что не прочитал «Малую землю» Брежнева, и еще из-за баламутства. Потом подался в столицу. Мол, вот столица, ура, жизнь, Строгановка. Но и здесь не больше года... И я вошел в такой ритм: год учусь, год отдыхаю..

Про знакомство с тусовкой

Шел 1985 год, расцвет неформальщины. Появилась рок-лаборатория. Моя подруга из Строгановки Маша Круглова пригласила меня оформить рок-концерт скульптурами в ДК имени Горбунова в 1987 году. Идея была такова: внизу стоял мент огромный, потом Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская, Космонавт, и вся эта композиция получила название «Белый балет». Скульптуры были сделаны из бумаги и связаны красной нитью, которая тянулась от первого до третьего этажа. И тут началось «Эльдорадо»: я познакомился с кучей офигительных людей. Встретил Гарика, известного как Асса, познакомился с Гором Чахалом, Катей Рыжиковой, они сами пришли, как уже сложившаяся труппа. Так я и попал в московскую тусовку иной молодежи, которая высосала тонну времени. С плюсами и минусами, но убегать было уже нельзя. Как поговаривал Гарик: «От нас не уходят, от нас уносят».

Про создание культового сквота «Свободная академия искусств»

Гуляя, я наткнулся на один симпатичный дворик на Петровском бульваре, 12. Там была прописана одна только Броня (бабушка перформанса, олдушка, которую Петлюра вывел на подиум. — Прим. ред.) и ее муж — Абрамыч, и я понял: это чудо, это и есть тот самый знак, который я искал. Я стал заботиться о стариках, и когда начали приходить хитроватые мужички, я им открыто заявил, что мы опекуны. Бронина прописка неоднократно нас спасала от нападок ментов и чиновников. А поскольку мы числились ее опекунами, то и в дурку ее списать никому не удавалось. Мы обозначили себя коммуной, чтобы просто закрепить за собой место.

Начались фестивали, выставки, перформансы, праздники. При этом было два основных праздника, на которые сходилась вся альтернативная Москва и подъезжало множество делегатов из близкого и неблизкого зарубежья: день рождения Петровского и день рождения Брони, которое я называл жертвоприношением. И эгоистичные художники, типа Германа и Кати Рыжиковой, отрабатывали перед нашим талисманом пани Броней. Помимо перформансов, на Петровском была представлена живопись Паши Лилы, который делал стеклянные многослойные картины — он потом разбивал их вдребезги кувалдой; Таня Морозова писала картины, Аристарх Чернышов занимался синтезом искусств, делал инсталляции, сочетая несочетаемое. Музыкальный спектр был охвачен Лешей Тегиным, Славой Пономаревым, которые занимались урбанистическим этно, и, в первую очередь, Германом Виноградовым, который перформансил и играл на своем железе. Позже появилась мастерская у Оли Солдатовой, которая делала хорошие объекты и инсталляции. Ей дали комнату. Галя Смирнская приходила к Солдатовой, Дина Ким, они там организовали свою женскую тусовку. К тому времени мы существовали по схеме, придуманной нами в «Свободной академии». Каждый занимался на своем факультете.

Все творческие группы представляли собой отдельные клубки коммуникаций, объединенные фестивальной деятельностью в течение нескольких лет. Меня в России все еще боятся, думаю, из-за этого. Это была почти что субкультура, целое движение нового русского молодежного авангарда, и почему-то стали считать, что весь абсурдизм, который в искусстве возник, связан с моим именем. «Петлюра нашел безумных стариков. Петлюра по мусоркам собирает вещи. Петлюра — некрофил». Люди несли бред. А я считаю, что тогда сложилась коммуна лучших художников того времени. Сорок пять человек, чьи имена и сейчас на слуху.

Про принцип работы над модными коллекциями

Принцип, по которому я стал собирать вещи, пришел после знакомства с Гариком (Гарик Асса — московский художник и авангардный модельер. — Прим. ред.). Мне очень понравилось название придуманного им стиля — «мертвый разведчик». И я стал ковырять названия из двух-трех слов. У меня были шляпки с цветами, и к ним пришло название «Солнечные цветы». Потом начал составлять блоки вещей, постепенно добавляя к ним новые.

К 1988-му у меня уже скопились четыре-пять тем и разработки в их рамках: «Солнечные цветы», «Шпионские страсти», «Мертвый разведчик». «Бриллианты для рабочих» появились после кооперативов. На создание этой коллекции меня вдохновила встреча с человеком, у которого были рандолевые коронки, имитирующие золотые зубы. Впервые я этот образ показал на фестивале «Что ты думаешь по поводу Америки», который проходил в Берлине в 1991 году. Там я сделал перформанс, в начале которого я появлялся в телогрейке, с собачьими орденами, в красных трусах с серпом и молотом, с как бы рандолевыми зубами (из фольги) и в шапке с зоны особого режима. А в конце выходил с татуировкой I love America, на трусах красовался американский флаг, с сигарой и весь облепленный долларами. Народ на показе ржал до слез, руки отбили хлопаньем.

Про участие в конкурсе «Альтернативная мисс мира»

В 1997 году Эндрю Логан (британский перформер и основатель шоу «Альтернативная мисс мира» — Прим. ред.) приехал в очередной раз в поисках красивых людей. И я передал через Андрея (Андрей Бартенев — российский художник и модельер — Прим. ред.), что, если он не против, мы бы хотели представлять «Мисс Альтернативу» от России. Он согласился.

Я взял с собой костюм тореадора, а что показывать, не знал. На первый выход нужно было «дневное» платье. Я вспомнил памятник «Родина-мать» Вучетича в Волгограде, который дал бабе меч в руки. И создал похожий образ. Броня вышла с мечом, в платье Кристиана Диора из золотой парчи, в маске, снятой с ее лица, а на голове у нее был скальп, отпиленный с детской куклы, и я ее в таком виде направил вместо подиума на жюри. Если сначала на нас смотрели с недоумением, мол, что это за вонючки такие, то после первого выхода все были в шоке, гадали, кто такая Броня. В жюри были Мик Джаггер и Сандра Буллок, близкая подруга Логана, такой же панк в жизни, как и он.

Для второго выхода, я одел Броню в костюм русалки, сшитый за ночь на квартире у друзей, а сам вышел в образе водяного. Получилось, что чувак в летном костюме и ластах вытащил откуда-то русалку в сетке. Костюм у нее весь был вышит золотом, парик из проволоки медной, во рту зеленая ветка. Наподобие тех, что вешали в бане. Цветы торчали отовсюду... Мой образ дополнили ласты. Нарастало безумие, а чего-то все равно не хватало.

Для третьего выхода я как раз использовал костюм тореадора. Купил шикарный плащ к нему, купил на Портабелло жабо. Практически из пустоты родилось название «Розовая мечта слепого музыканта», к которой осталось найти музыку. И, как по волшебству, слышу в магазине музон Gipsy Kings. И вот настал наш главный выход. Я в костюме тореадора, на ногах были розовые сапоги. На Броню надел дорогущее венчальное платье, натер огромный кок. Меня вывели под руку, как слепого, — в розовых очках — и посадили на стул. Я взял гитару, и тут заиграли Gipsy Kings. Вышла Броня, все увидели ее лицо и поняли, что это бабушка. И дите вечное неувядающее. И она пошла с таким наивом кружиться... Как кукла в пачке. Это был настоящий ***! Случился выстрел. Это был новый для них жанр — советский народный наивняк. И к нам все начали толпами подходить: музыканты, гости, кто-то говорил, но я даже и не понимал, о чем это они. Когда объявили, что «Мисс Альтернатива-98» — пани Броня, и Логан потащил ее на сцену, я опять ничего не понял. Вручили титул, фотографируют, свистят, хлопают...

Про подход к созданию искусства

Все выставки и спектакли — для того, чтобы показать развитие цивилизации. Больше половины вещей моей коллекции найдены на мусорках, в брошенных домах, рядом с контейнерами. Одежду обычно в контейнер не бросали, ставили рядом в пакете, в газету ли завернутую, в стареньком чемоданчике фетровом— всегда было кощунством выбросить одежду просто так, это как порог какой-то перейти. Но совдеп отличался своими нюансами: например, выбрасывали кучей затертые до ужаса, заштопанные до караула носки. Я вытаскивал и понимал — вот это пролетарщина! Вот аристократизм — в марлечке, в газеточке. Но определение культуры, чем живет нация, случается потом. Сначала — мусорка. Когда найдешь штопаные рейтузики или лифчик, выверни его, посмотри внимательно внутри — найдешь чью-то судьбу...

18+