В последней премьере этого года Театра оперы и балета все смешалось – Вивальди, вербатим, избыточная роскошь и пресыщенность XVIII века, импровизации на клавесине, латекс. Терапевтическое пастиччо (от итальянского «смесь, мешанина») «В состоянии аффекта» вместе с оперным драматургом Ильей Кухаренкопоставила в Нижнем художница с мировым именем (и начинающий режиссер уже почти с дипломом ГИТИСа) Саша Фролова – в портфолио работа с Dolce&Gabbana и Николь Кидман. Выяснили, что происходит с оперой, если за нее берется художник, и как с помощью костюмов (не обошлось без надувательства!) создаются «слепки эмоций», позволяющие в синтезе с музыкой прислушаться к собственным чувствам.
Саша, почему эта коллаборация с нашим оперным театром случилась именно сейчас? Когда и как вы решили (и решились) создать такой неочевидный проект?
В Нижегородском театре оперы и балета сложился уникальный состав музыкантов с высоким уровнем исполнения барочной музыки и великолепными солистами, нижегородское барокко известно на всю страну, и мне очень хотелось реализовать этот проект именно здесь.
Я сейчас завершаю обучение на факультете режиссуры музыкального театра в ГИТИСе, в мастерской Александра Львовича Федорова, и этот спектакль станет моей дипломной работой.
Моя любовь к опере началась в 2017 году благодаря работе на проекте «Большая опера» телеканала «Культура» – была художником трех его сезонов. После первого сезона меня пригласили создать костюмы для спектакля «Волшебная флейта» в театре «Геликон-опера», за который я позже была номинирована на «Золотую маску» как художник по костюмам.
Как образовался ваш дуэт с Ильей Кухаренко?
Мы давно знакомы с Ильей по театральным проектам, но впервые работаем вместе. Он предложил сделать пастиччо, не выстраивая его в нарратив, а сделав акцент на конкретных аффектах, дополнив каждую арию личной историей. В театре этот жанр называется вербатим – документальный театр, вид театрального представления, основанный на реальных монологах и диалогах реальных людей, целью которого является желание передать личные истории людей через живую речь.
Главная особенность вербатима – использование не выдуманного, а подлинного материала, что позволяет передать личные истории и переживания напрямую.
Когда тема аффектов впервые возникла в вашей жизни?
Меня уже много лет увлекает эпоха барокко и теория аффектов. В этом спектакле я и художник, и режиссер. Это направление можно назвать театром художника. Меня давно вдохновляла эстетика утонченного и роскошно-избыточного XVIII столетия. И в 2018 году я создала серию костюмов для перформанса-променада в Садах Этрета во Франции. С этой белой серии костюмов началось мое увлечение барокко. И эти костюмы стали основой спектакля, в них выступают артисты балета – они переносят нас в атмосферу эпохи, ими открывается и завершается спектакль.
Костюмы воплотили в себе черты XVIII века с его свободой, праздничностью и пышностью форм, но в новом современном и оригинальном прочтении. Силуэт и форма отсылают к пышным многослойным юбкам и корсетам, акцентирующим изгибы фигуры. С этими костюмами я начала делать перформансы с участием балетных танцоров. Отточенные движения классической хореографии усиливают образ и являются важным элементом в перформансе. Перформанс стал очень популярным, и за последние годы я с ним объездила весь мир – от Венеции до Лос-Анджелеса. Выступала после кутюрного показа Dolce & Gabbana на вилле Ольмо на озере Комо. Позже – на карнавале в Венеции, и участвовала в съемке Тима Уокера для W Magazine вместе с Николь Кидман.
Тут мне удалось предугадать тенденцию – совпасть с глобальным интересом к XVIII веку, эстетике искусственности, пресыщенности, гипертрофированным формам, решениям, и поэтому костюмы из этой барочной серии принесли мне популярность во всем мире.
Важную роль в спектакле играет еще одна – цветная серия костюмов, в которых работают солисты. Они отражают не образы персонажей, а образы эмоций.
Я начала их создавать в 2020-м для моей персональной выставки Fontes Amoris в Московском музее современного искусства. Тогда меня впервые увлекла теория аффектов, и я решила экспериментировать в этом направлении, попытавшись применить принципы теории аффектов к скульптуре, как художник, работая с формой похожим образом – я начала создавать скульптуры и костюмы как образы эмоциональных состояний, слепки эмоций.
Как ваш опыт художника и скульптора повлиял на режиссерское решение? Какой из этапов или моментов стали для вас профессиональным вызовом?
Пробовать что-то впервые всегда волнительно. И сначала было сложно адаптироваться к новым задачам и новому опыту. Но потом стало очень интересно. Оказалось, что творческий процесс художника и режиссера принципиально отличаются. Как художник я привыкла к тому, что все продумывается заранее – я создаю эскиз и потом его воплощаю, но творческий процесс режиссера происходит часто именно во время репетиций, многое меняется и от многого приходится отказываться, и, наоборот, придумываются такие вещи, которые ты не смог бы придумать до начала репетиционного процесса.
Плюс режиссерская работа во многом сопряжена с сотворчеством – с драматургом, хореографом, художником по свету, это обогащает процесс и дает возможность достичь более масштабного результата.
Планируете ли вы продолжать экспериментировать на стыке современного искусства и театра?
Да, я планирую дальше работать в опере и делать синтетические проекты, соединяя в них разные жанры. Этот проект для меня – начало нового пути и направления, выход в новый масштаб. Меня привлекает идея синтеза классического и современного искусства, новых интерпретаций и прочтений старинного материала, экспериментов в этом направлении.
Почему именно латекс – крайне неочевидный для театра материал?
Этот спектакль – итог многолетней работы и моего увлечения эпохой барокко и теорией аффектов. В нем использованы костюмы, видеоработы и скульптуры из моих выставочных проектов последних лет. Часть костюмов и видеоколлажей были созданы специально для спектакля.
Я работаю с латексом с 2008 года. Это неотьемлемая часть моего визуального языка. Латекс – мой основной и самый любимый материал для создания костюмов, скульптур и инсталляций. Меня привлекают его свойства – принцип формообразования, высокий уровень визуальной эстетики, пластичность, гладкость, блеск. Также латекс созвучен настроению XVIII века, с его тягой к излишествам, гипертрофированности образов, культом удовольствия и увлечением искусственностью.
Проявляются ли в этом спектакле ваши личные аффекты?
Специально для постановки мы сняли серию видеоинтервью. Эти видео, предваряющие каждую из арий, в сопровождении клавесинной импровизации Федора Строганова, стали современными речитативами спектакля-пастиччо. В нескольких из этих интервью я тоже делюсь очень личными, внутренними историями.
Большинство аффектов в спектакле так или иначе связаны с чувством любви, и рождаются из него, раскрывая разные его грани.
Сможет ли зритель примерить барочные мотивы на свою жизнь?
Как 300 лет назад, так и сегодня мы переживаем те же эмоции, мы так же любим, и нам бывает так же больно и сложно.
В сегодняшней реальности у нас появилась потребность развивать свой эмоциональный интеллект – понимание собственных эмоций, их причин и того, как они влияют на наши мысли и поведение. И так же мы стремимся научиться управлять своими эмоциями, контролировать импульсы, адаптироваться к изменениям и справляться со стрессом.
Но, несмотря на это, очень часто мы забываем обращать внимание на свои чувства, проживать их. Часто мы их не замечаем, стараемся не думать, не чувствовать. А иногда нам сложно понять, что именно мы чувствуем и почему нам больно, назвать эту эмоцию, определять ее.
Для кого-то спектакль может быть даже терапевтическим – поможет вспомнить, заметить свои чувства, рассмотреть их и через музыку прожить. Музыка лечит и помогает справиться с самыми сложными состояниями.
Комментарии (0)