Ася Желвакова: «В театре из артиста сделать подонка – три секунды, а вот чтобы создать героя, нужно постараться»

Ася, к вам пришла идея этой постановки восемь лет назад, когда вы учились в НГТУ имени Алексеева. Как же вы стали режиссером?

Я поступила на «Управление инновациями» и поняла, что мне близка еще и режиссура. Соединила две сферы, осознавая, что буду создавать в искусстве то, чего до меня еще не было. Когда я училась, я была очарована Алексеевым и не понимала, почему нет отдельного вводного урока про него. С первого курса у меня была мечта создать что-то про нашего великого конструктора. После четырех лет обучения на режиссера в Москве я поняла, что нужно возвращаться в Нижний и делать проект.

Инновация случилась, и до вас в нашей стране еще не ставили оперные байопики?

«Подводные крылья» – один из первых российских оперных байопиков о научном гении, и он задает новую траекторию музыкального театра. Герой-инженер в музыкальном театре – редкость, если не уникальность. О художниках, политиках, поэтах – да. О конструкторах – почти нет.
Все было как у Менделеева: закрываю глаза и вижу название – «Оперный байопик “Подводные крылья” о конструкторе, создателе судов на подводных крыльях и экранопланов Ростиславе Алексееве». Это было провидение – без поиска форматов и принципов «кради как художник».
Оперу воспринимают как элитарное и недосягаемое искусство. Мы же сделали абсолютно адаптивную форму – наши солисты пропевают текст таким образом, чтобы все было понятно, а мелодия воспринималась легко.
У нас точно не стояла задача написать оперу в формате соцреализма: труд, май, победа, «Ростик, мы с тобой!» Мы сделали современную постановку. Драматург предложила рассказывать историю Алексеева через его две главные роли – капитана и доктора. В бюро в СССР все было засекречено, во время работы никто не мог прямо называть имя Ростислава Евгеньевича. И все писали, звонили, обращались к «доктору», понимая, что это Алексеев. Этот момент подарил нам метафору, глубину, двойственность – и драму.

Как дочь великого Алексеева отнеслась к вашей идее?

Татьяна Ростиславовна нас поддержала и была очень тронута тем, что творческая молодежь Нижнего вспомнила о ее великом отце. Она воплощение любви к нему и продолжение его самого. Алексеева ведь до сих пор работает в конструкторском бюро отца. Благодаря ей нас пустили на все его секретные объекты.
Самым большим впечатлением для меня и композитора Екатерины Хмелевской оказалась верфь, где мы видели, как создаются суда на подводных крыльях. Мы оказались в обстановке, в которой работал сам Ростислав Евгеньевич. И по факту мы записывали звуковые подлинники для нашей оперы. Весь коллектив безумно уважает Алексеева, поэтому и помогал нам – работники остановили станки во время смены, чтобы мы сделали фото для афиши.

Вы готовились к постановке полтора года. Что стало самым сложным за этот период?

Мне кажется, мы вместе с командой прошли путь Ростислава Евгеньевича. На всей его новаторской дороге к мечте (от первых чертежей до открытия конструкторского бюро и создания экранопланов) он сталкивался с людским непониманием и страхом. Так и нас не принимали: «Какой еще оперный байопик?»
Эта история не про успешный успех. Мы показываем путь любого творца. Алексеев доказывал, рассказывал, убеждал, боролся с людьми, которые закрепощены в страхе, в сомнении, в нежелании принять новое.

Главные герои (после Алексеева) – Страх и Зависть. Почему вы решили в современной постановке обратиться к греческой мифологии?

Дочь Ростислава Евгеньевича поделилась очень личной стороной его судьбы. Она рассказывала, что отца не всегда понимали – его ритм, масштаб, открытость. Он мог просто позвонить главнокомандующему, не спрашивая разрешения, – и для кого-то это казалось дерзостью. Коллеги не были готовы работать так же самоотверженно, как он, им хотелось больше времени проводить с семьями. А кому-то было проще отстраниться или даже перейти на сторону завистников. Это не трагедия – это человеческое. Но то, как он это переживал – с достоинством, без озлобленности, – меня потрясло.
Страх и Зависть – собирательные образы, которые дают возможность зрителю задуматься над вечными вопросами: «Кто я и на каком пути?» И, кстати, эти характерные герои очень полюбились публике. Но в театре из артиста сделать подонка – три секунды, а вот чтобы создать героя, нужно постараться.

Какой факт из биографии Алексеева вас больше всего удивил?

Меня поразила история, как Ростислав Алексеев с достоинством и мужеством пережил свое отстранение от должности руководителя ЦКБ. Его понизили, а затем уволили, но он не оставил дело своей жизни. Он продолжал работать, создавать, верить в то, что фундамент его разработок будет востребован в будущем. Мне кажется, это невероятно современная история – про человека, которого система пыталась забыть, но он оказался сильнее.
Было много предпосылок и знаков отпустить все идеи, но он не мог. Ни чертежи и истории, ни в первую очередь себя. У нас такой красивый финал, когда хор олицетворяет его единомышленников и кричит ему: «Отпусти! Отпусти! Отпусти!» Это же реальная история, как Алексеев один держал конструкцию, которая весила несколько тонн. Все бросили, а он не смог – надорвался и уже не оправился. Но мы оставляем открытый финал – Алексеев не победитель и не побежденный. Он выходит в бесконечно вечное, потому что всегда был в отрыве от чего-то бытового и мирского.

Текст: Анна Горбунова
Фото: Дмитрий Гуричев
Макияж и волосы: SALON SVOBODA