МУККА: «Хочу оставить после себя культурное наследие»

Ты из Выксы, как жилось там?

Прекрасно! Жил с бабушкой и дедушкой. Детство было обычным, без компьютеров, с палками и войнушками на улице.

А в школьные годы чем занимался?

Учился, как и все. В пятом классе открыл для себя рэп и пытался писать, мечтал быть похожим на Косматого в его лучшие годы. Слушал «Многоточие» и «Фактор-2» – мне казалось, что это рэп.

Что пошло не так? Почему переключился на рок?

Рэп меня не принял. Однажды гулял с панками, и один выксунский рэпер подошел ко мне и сказал: «Все, ты теперь говнарь». На этом моя рэп-карьера закончилась.

А как вообще ты познакомился с музыкой?

В армии. По воскресеньям нам выдавали телефоны, и я случайно наткнулся в паблике «ВК» на группу My Chemical Romance. Мне уже был 21 год, и, казалось бы, такая музыка должна была пройти мимо – ну, не мой возраст, но как-то зацепило. И тогда я подумал, что можно писать песни, а не делать рэп.

Так, ты сам заговорил про армию: тяжело было смэтчить дисциплину и строгость военной жизни с рок-н-ролльным лайфстайлом?

Ну, в армии-то никакого рок-н-ролла у меня не было – он появился уже после, когда пришла первая популярность. А к тому моменту я уже разорвал армейский контракт. Плюс человек же ко всему адаптируется. Дисциплина – норм, ее отсутствие – тоже. Вообще круто меняться и быть разным. Скучно все время оставаться одинаковым.

Этот подход ты применил и к музыке? Потому что если взять твои альбомы «Пижама с динозаврами» и «Мертвые цветы», то они диаметральны друг другу – почему?

В какой-то момент пришло осознание, что хочется создавать что-то по-настоящему профессиональное и вечное, а петь несколько лет одно и то же утомляет. Хочу оставить после себя культурное наследие. Многие думают, что прорыв случился после первого альбома, но по-настоящему все поменяли «Мертвые цветы», потому что этот альбом – результат командной работы, каждый внес огромный вклад в него. Сейчас этот уровень будет тяжело переплюнуть.

Тебе было легко расстаться со звучанием, к которому привыкла твоя аудитория?

Я постоянно экспериментировал и продолжаю этим заниматься. Сейчас нашел рабочий паттерн, и когда от него отступаешь – слушатели сразу это замечают и начинают негодовать, поэтому я очень точечно что-то корректирую, но, если прислушаться – разница заметна. На данный момент я скорее не меняю кардинально звук, а оттачиваю то, что уже работает. Хотя эксперименты – круто. Через альбом уже придется пробовать что-то новое. Это будет узнаваемый саунд, но с кинематографичным размахом. Представь: на концертах – живая рок-энергетика, а в записи – многогранный жанр, который сможет зацепить самых разных слушателей.

А что с тобой происходило между этими двумя релизами?

Я сидел на антидепрессантах, когда писал «Пижаму», был творчески выключен. Все делалось на автомате, без души. Постоянно гнался за надуманными концепциями – не про себя хотел рассказать, а сочинить другую историю, но получилось неубедительно. С «Мертвыми цветами» совершенно другая история. В моей жизни появился очень талантливый композитор Миша Чертищев. Музыка сразу же зазвучала интереснее. Я начал работать с профессиональными звукорежиссерами. А тексты… Я вспомнил, что умею хорошо их писать. И еще Федя Букер сильно помог – «Мертвые цветы» мы сделали очень быстро, примерно за месяц. Я поставил себе задачу: каждый день писать припевы, потом с Букером дорабатывали куплеты для нескольких песен. Это не было про «отдал и забыл» – мы постоянно работали вместе, поэтому все получилось живым и мощным.

Ты говорил, что «Мертвые цветы» писались в хорошем эмоциональном состоянии, но альбом получился меланхоличным и рефлексивным – почему?

Я же живу не только в моменты записи альбома. До этого было много событий, да и вообще за всю жизнь их накопилось – хватит на несколько пластинок вперед. Можно сколько угодно возвращаться к пережитому и писать об этом.

А ты вообще склонен к самоанализу?

Нет, я человек жизнерадостный. Я не вижу смысла копаться в себе без повода. Во время записи треков – можно. А так, чтобы просто втыкать в потолок и думать о себе – не моя история.

Почему интересуюсь: твою музыку и тексты, в частности, трудно назвать поверхностными, но есть трек «Сигмабой», который явно выделяется на фоне других твоих работ. У тебя не было внутреннего конфликта во время записи?

А почему он должен быть? Я же говорю, что хотел стать рэпером, мы постоянно фристайлили, джемили и накидывали панчи на студии. Репрезентативные тексты с заедающими куплетами мне в кайф писать. К тому же музыка Betsy (исполнительница трека «Сигмабой». – Прим. редакции) сделана профессионалами. Минималистичные, но мощные аранжировки, цепляющие мелодии – все это сделано на высоком уровне.

А ты мог предугадать, что «Сигмабой» попадет в мировой чарт Billboard?

«Девочка с каре» очень сильно взорвала азиатский рынок, поэтому я уже ничему не удивляюсь. В наше время все может выстрелить, даже спустя время. «Днями-ночами», например, стала хитом через два года после релиза. Любая хорошо сделанная песня может стать популярной, особенно если она изначально заточена под это. Помню, когда выпустил свой первый хит, я понимал, что это сильнейший трек на альбоме, но не ожидал, что именно он откроет мне дорогу в шоу-бизнес. С тех пор я многое понял, набил руку, и теперь, когда пишу песни с расчетом, что это хит – так и получается. Это уже не случайность, а осознанный процесс.

Ты уже упомянул, что тебе важно оставить наследие после себя. Зачем?

Это единственный путь к бессмертию. Цой жив? Да. Горшок? Жив. Кобейн? Тоже. Это и есть вечная жизнь через музыку. Но я понимаю, что этот процесс похож на бесконечную гонку. Когда я закончусь как Мукка – я начну писать для других, чтобы продолжить заниматься любимым делом. Потому что невозможно вечно оставаться актуальным в одном амплуа. Либо ты делаешь что-то настолько универсальное, что это цепляет всех, либо находишь новые форматы.

А каким будет конец Мукки?

Грандиозный прощальный альбом с первоклассными фитами.

Текст: Тимофей Макаров
Фото: Артем Шагалкин
Волосы: HUB