Телеграм-канал «0,1 ‰ (промилле) Химиляйне» взорвал среду российского совриска. В (дико) ироничных заметках коллекционера Дениса Химиляйне себя узнают (и иногда обижаются, но чаще нет) все участники арт-рынка. А по просьбе Собака.ru Химиляйне собрал бестиарий — типажи коллекционеров, раскрывающие тактику охоты за шедеврами (и не только). Проиллюстрировал все это 10-летний потомственный петербургский художник Гарт-младший, сын Александры Гарт и Юрия Штапакова, у которого в портфолио уже три персональные выставки.
БЕГЕМОТ
Амбиций больше, чем денег, денег больше, чем вкуса. Задача: всасывать все работы, до которых можешь дотянуться. Затем через фильтр циррозной печени арт-консультанта формировать коллекцию. Остальное
убрать в конюшню, раздавая подарки теткам из бухгалтерии, друзьям по охоте и китайским партнерам.
УДАВ
Искренней любовью и вниманием удав душит владельца работ (обычно это пожилой родственник почившего художника) так, чтобы, обессиленный твоими ласковыми объятиями, он продал их за пакет кефира, сушки и фальшивое сочувствие. Другой вариант — удав покупает на сдачу деревянную развалюху в районе пупка России. С помощью окрестных пьяниц, под любопытными взорами коз и коров, чутка ее подшаманивает. Применив волшебные слова «дискурс», «опен-колл» и «арт-резиденция», заманивает наивных художников, оплатив билет на автобус в одну сторону. Далее, используя пытку голодом, угрозу рабства и лесть, принимает работы «в дар» в свою коллекцию, скромно неся звание «меценат» и «кормилец».
ГРИЗЛИ
Он смотрит с грустной и мудрой усмешкой: ему вас жалко, он же не может передать вам свой ум. Вы мечетесь по миру искусства, как индюшка по двору перед Днем благодарения, а он спокоен: он нашел своего художника. Два-три года — и, по классике, «Ваша щетина превратится в золото»; Сергей Семенович будет советоваться с ним; Ксения Собчак будет сидеть у него на коленях; из-за права установить его бюст поругаются Третьяковка и Пушкинский. Его проницательность войдет в учебники по психиатрии. Щукин воскреснет, чтобы пожать ему руку. Он многое прошел и везде был успешен: ночной клуб в Ставрополе, дорожное хозяйство в Ростове, кукуруза в Краснодаре, сейчас перебрался в Москву — девелоперит понемногу, дружит с зампрефекта ЦАО и граппой. Как-то на благотворительном вечере, между шарфом Пиотровского и тапочками Гергиева, он стал свидетелем, как работа, ну, скажем, Клюкина, ушла на благотворительном аукционе в пользу детей-сирот Новой Риги за 10 миллионов рублей. Та-а-ак… он как подсолнух к солнцу — всегда был лицом к деньгам. Посетил галерею Шилова, посмотрел фильм «1 + 1», почитал интерьерный журнал. Все ясно! Если он перетер псковских бандитов, заработал на краснодарских помидорах, то здесь уж все просто — спартаковская двухходовка, Федор Черенков от искусства: 1. Снимаешь мастерскую художнику. 2 Забираешь у него паспорт. 3 Платишь по 200 тысяч рублей в месяц. 4. Забираешь все работы. 5. Продаешь каждую по 200 тысяч рублей. Если у тебя весь пул картин, то можешь дирижировать рынком, как Ельцин — военным оркестром. Важно, чтобы искусство было аморфное, но с женским станом, воздушное как вата (а если скульптура, то, наоборот, увесистое, как речь Лукашенко). Нужны размазанный фруктовым пирожным по тарелке мазок, большие формы, цвета как скатерть после банкета в ресторане «Узбекистан». От запаха денег запотели золотые коронки… От предвкушения Ксении Собчак заныла простреленная в 1990-х коленка… Сердце и ондатровая шапка запели в унисон от счастья… Радостно, когда в мир искусства приходят большие меценаты.
КРОКОДИЛ
Вещей хороших много — денег мало. Основной двигатель — лень, основная задача — надо ж чем-то заниматься, цель — не напиться. Сиди в засаде, закусывая бехеровку тиной, и жди: обязательно что-то хорошее и недорогое придет на водопой. Хватай — и снова в камыши, дожидаться смерти.
СЛОН
Пытаясь мумифицировать себя в вечности, под змеиное шипение ненавидящих его родственников, не жалея денег, жизни и друзей, слон приобретает, на его взгляд, первоклассные вещи. Вкусы у него устойчивее, чем моральные принципы: за хорошую работу готов превратить соперника в шашлык по-карски. Окруженный толпой прилипал, приходит на ярмарки еще в момент монтажа, посматривая впоследствии с чуть снисходительной кривизной свысока на других коллекционеров. Наличие потомков, резво и с азартом пропивающих наследство, презюмируется.
ЦАПЛЯ
В прошлом цапля — девушка с любопытством суриката, живо интересуется совриском, горделиво отличая Мане и Моне. С живостью Наташи Ростовой и коварством Генриха Мюллера ведет долгие разговоры об оттенках цвета в творчестве Леонида Цхэ, намекая, что купит 8 работ в строящийся дом. Знающие галеристы, завидя ее, прячутся в подсобках, откуда она их накрашенным ногтем умело выковыривает, как немецкий солдат вошь под Москвой. Она член (не спрашивайте) всевозможных арт-сообществ и клубов; ходит на четыре выставки в день, доставая из «биркин» очки «картье», рассуждает о фактуре мазка Энгельке. Долго приценивается к графике за 15 тысяч рублей (бокал шампанского), просит скидку (еще один), уходит (и еще на посошок), сомневается (ну, куда без него), приводит супруга (четвертый), просит выставить счет (рюмка коньяку), приводит подруг (три бутылки), через полгода просит счет перевыставить (снова бокал), перезванивает, спрашивая, не продана ли работа (уже сбился). И в итоге покупает стопятьсотые туфли с пайетками. Из предметов искусства в коллекции только третий муж, клюшки для гольфа от второго и дети у бабушки.
ОРАНГУТАНГ
Он подсаживается ближе, хваткой Валуева берет тебя за плечо и, дыша смесью пельменей и дешевого табака, сипло бросает: «Давай быстро десять лучших современных русских художников!» (это вообще типично-сермяжное русское — только самое лучшее. Приезжаешь куда-то — сразу: лучший отель, лучший ресторан, лучший музей). Ты делаешь большой глоток виски, мысленно спрашивая себя: «Господи, за что опять я?» Отнекиваться бесполезно. Выдавливаешь из себя первые десять имен, которые случайно всплыли в голове, под его радостное: «Один! Два! Согласились! Три! Ну наконец-то!..» Заканчиваешь с трудом, как больной простатитом. Он сверяет твой список со своим, мрачно качает головой и смотрит на тебя как на школьника-двоечника. Молчит. Глоток вина. Потом вдруг взрывается: «А Кузькин?! Ты забыл Кузькина?!» — и мгновенно теряет к тебе всякий интерес, как мангуст к задушенной кобре. С лицом Савонаролы он уходит печатать имена художников на майках, оставляя тебя в состоянии культурного позора.
КИТ
Постояв у большой трубы и рядом с невысокими людьми, кит утащил на свой швейцарский счет по 20 миллионов долларов на килограмм живого веса. Лихо избежав кичи, заработав одышку и привычку не смотреть в глаза, пытается пробраться в интеллигенцию, оставляя за собой денежный след, как оставляет улитка дорожку из слизи. Денег настолько неприлично много, что кажется, уже и окей. У работников культуры, которых он обходит своей благосклонностью, как, впрочем, и у других коллекционеров, вызывает зависть до трясучки: они ждут божественного чуда — его банкротства. Патрон всего, что есть, и того, чего нет, в костюме на два размера меньше, похожий на последнего выжившего ламантина с туалетной улыбкой, восседает во всех культурных советах, фондах и прочих институциях, созданных специально, чтоб тянуть с него деньги. На мероприятиях, куда приходит последним и уходит первым (как, ему кажется, принято у великих особ), окружен толпой художников, галеристов, музейщиков и прочих культурников (без «физ-»), как корова слепнями в знойный день. Коллекционирует дружбу с легендами, любовниц и то, чем можно хвастануть перед, скажем, принцем Монако или индийскими партнерами. Сильно доволен собой. Вероятность присесть — высокая, к светлой грусти пары музейщиков и к вящему злорадству прочих.
Комментарии (0)