Алексей Воронин: «Наша задача – научить публику не только слушать классику, но и слышать ее»

Вы родились не в Башкирии. Как оказались в Уфе?

Я родом из Оренбурга – города на границе Европы и Азии. Благодаря географическому расположению он отличается самобытностью, богатой культурой и традициями. Там я окончил музучилище у прекрасного педагога Людмилы Рафаэльевны Швец: она заложила во мне основы скрипичного мастерства и помогла сформировать музыкальный вкус. После четвертого курса я решил продолжить обучение в Уфимском институте искусств.

У вас музыкальная семья?

Можно сказать, да. Моя бабушка, приехав в Оренбург из Тюмени, играла в любительском театре: об этом говорят сохранившиеся в семейном архиве фотографии. Из рассказов мамы известно, что бабушка обладала прекрасным музыкальным слухом, хорошо пела и играла на гитаре. Возможно, все это на генетическом уровне повлияло на мой выбор профессии. Кроме меня в семье музыкантом был мой брат, который прекрасно играл на домре, – его, к сожалению, уже нет с нами. Музыкальное поприще выбрала и племянница, став пианисткой.

Детство скрипача включает что-то, кроме ежедневных многочасовых занятий?

Мое детство не было тяжелым. С выбором инструмента я определился еще в раннем возрасте, до того, как начал заниматься.

В остальном же был не лишен простых мальчишеских радостей – например, увлекался радиоэлектроникой. Кстати, у меня есть удивительная, в чем-то знаковая история, связанная с этим инструментом. Неподалеку от нашего дома сносили квартал со старыми домами, и соседи купили у отъезжающих жильцов запасенные дрова. Когда они вернулись, на куче дров лежала скрипка: кто-то оставил ее в опустевшем доме. Соседи, зная, что я учусь играть на этом инструменте, везли ее специально для меня. Она была совершенно целая, в идеальном состоянии, только без струн. Как оказалось, это скрипка работы итальянского мастера из Палермо Винченцо Панормо, датированная 1793 годом. Скорее всего, трофейная. В Оренбурге мы нашли хорошего мастера, который ее отреставрировал. Помню, мама спросила его, хватит ли инструмента на время моей учебы в училище. Он ответил: «Хватит и на училище, и на консерваторию, и на филармонию...». Так и получилось: я играю на ней до сих пор, больше сорока лет.

Помимо игры в оркестре театра, вы играете в квартете Anima. Как он появился?

Идея создания квартета давно витала в воздухе. В число участников вошла моя супруга – заслуженная артистка РБ Светлана Воронина, а также наши близкие друзья, заслуженные артистки РБ Айгуль Муратова и Татьяна Амельченко. Это профессионалы высочайшего уровня, талантливые музыканты, лауреаты всероссийских и международных конкурсов. Anima в переводе с латыни означает «душа». Для меня это очень символично: наш коллектив собрался не в силу необходимости, а благодаря взаимному притяжению. И к выбору репертуара мы подходим так же: искренне, с душой.

Кто ваш любимый композитор?

На протяжении своей творческой деятельности я стал замечать за собой, что любимым композитором для меня становится тот, чьи произведения я исполняю в данный момент, вдохновляясь в процессе изучения и погружения в музыкальный материал.

Сейчас, например, слушаю швейцарскую скрипачку Патрицию Копачинскую: у нее очень яркая, смелая манера исполнения, и Рэйчел Поджер – британскую скрипачку, специализирующуюся на музыке барокко.

Что самое сложное в вашей работе?

В театре я работаю сравнительно недавно, это новый для меня опыт. Первая сложность здесь – это отсутствие визуального контакта с публикой. Когда зритель сидит в зале, он видит солистов, балет, хор, массовку. Визуальная эмоциональная отдача оркестра остается в тени. Кроме того, в репертуаре театра есть спектакли, идущие чаще остальных. Очень важно, чтобы их исполнение не превращалось в рутину, а оставалось творчеством.

Как исполнителю не выгореть?

Прежде всего, творческий процесс не должен быть поставлен на конвейер. Как исполнители мы должны постоянно самосовершенствоваться. Нужно помнить, что в зале могут быть люди, которые пришли на концерт впервые – дети, подростки. И во многом именно от твоего исполнения зависит впечатление, которое останется у них от классической музыки. Наша задача – научить публику не только слушать классику, но и слышать ее.

Классическая музыка – в каком-то смысле элитарное искусство. Как сделать ее ближе обычным людям?

Возможно, именно в силу своей элитарности классика подталкивает человека к поиску ответов на многие вопросы, которые, возможно, и не возникли бы у него до похода на концерт. На классических музыкантах лежит определенная ответственность. Сквозь призму своего творчества, исполнения мы должны погрузить слушателя в атмосферу исполняемого произведения, порой перенести в другую эпоху.

Академическим исполнителям нужно расширять аудиторию?

Безусловно, но этот вопрос скорее должен быть адресован работникам медиа-пространства. От себя могу сказать: когда я вижу полный зал, то понимаю, что еще не все потеряно. Тогда я вспоминаю, ради чего учился, работаю и занимаюсь творчеством. 

Текст: Эльвира Галиева

Фото: Евгений Кузнецов