В «Редкой книге из Санкт-Петербурга» вышло коллекционное издание (тираж всего 80 экземпляров!) «Эрмитаж земной и небесный». Это эссе директора музея Михаила Пиотровского за последние 20 лет, проиллюстрированные гелиогравюрами фотохудожника Юрия Молодковца, чью выставку сейчас можно увидеть в фойе Эрмитажного театра. Публикуем избранные места из размышлений Михаила Борисовича.
<...>
Задача музея — воспитывать вкус у людей. Хороший вкус в понимании истории и в понимании того, что такое современное искусство. Рецептов представления современного искусства нет. В нашем проекте «Эрмитаж XX–XXI» мы стараемся найти форму такого представления. Это взгляд и отбор музея. С ним можно спорить или соглашаться. Провокация — побуждение к мысли, один из способов привлечь людей к искусству вообще и к современному в частности. Пусть спорят.
Классический пример — Венера Таврическая. Петр Великий привез ее в Россию и силой заставлял петербуржцев смотреть на статую обнаженной языческой богини.
В музее эксперименты допустимы, там можно делать то, что невозможно, к примеру, в церкви или на улице. Поэтому не стоит торопиться в выражении чувств по поводу того, что показывает музей, спешить активно выражать свое недовольство. Нужна цивилизованная дискуссия.
Надеюсь, выставки современного искусства опять вернут время, которое я безумно люблю, — время дискуссий. Как это было после выставки Пикассо в Эрмитаже в середине прошлого века, когда толпы людей собирались вместе и спорили друг с другом об искусстве.
Современное искусство отражает боли современности, поэтому раздражает. В свое время и старое искусство раздражало. Острые конфликты гасятся, когда предстают в историческом контексте. Не всем посетителям нравится, когда в экспозиции появляется что-то новое, особенно если это современное искусство. Но они не замечают, что в музее все время что-то меняется, мы вещи переставляем, заменяем, устраиваем диалоги.
Провоцируя, искусство заставляет людей задуматься. С одной стороны, мы объясняем: то, что показано в музее, правильно, это искусство. С другой стороны, в рамках музейных правил мы вызываем к диалогу. Мир разнообразен. Художники показывают его разнообразие, как по-разному его можно трактовать.
В музее есть места, где можно получить покой. Современное искусство — вызов. Если не хочешь его понимать, не возражай. Не понимаешь, не нравится — это нормально. А в «Лавках» Снейдерса все понимаешь, а в голландских натюрмортах? А на картине «Петр и Павел» Эль Греко понимаешь, о чем идет речь?
<...>
Сегодня, когда обсуждаются проблемы, связанные с архитектурой, с новациями в строительстве, часто говорят: «Конечно, Петербург — город-музей, но в музее жить нельзя». На мой взгляд, это неправильно со всех точек зрения.
Музеи украшают города и в значительной степени определяют жизнь многих из них — скажем, Венеции, Парижа или даже Нью-Йорка. Значительная часть туристов приезжает туда ради музеев. Музеи часто бывают градостроительными объектами.
У нас принято говорить: раз в городе-музее жить нельзя, его надо перестраивать и отдавать памятники в частные руки. Деньги, вложенные в реставрацию, город сохраняет. Новое строительство в историческом центре, как показывает практика, памятники убивает.
В целом динамично живущий город-музей использует культурное наследие для создания атмосферы оптимизма. Жить в городе-музее выгодно. Если об этом не думать, привлекательность города для тех, кто здесь живет, и тех, кто сюда стремится, будет значительно меньше. Города, где есть история, культурное наследие вместе с динамичной экономической активностью играют особую роль.
Петербург всегда ухитрялся совмещать в себе разные функции, оставаясь привлекательной диковинкой — «парадизом», каким задумывал его Петр.
Петербург — город видов и настроений. Он воспитывает эстетический вкус, который влияет на отношения между людьми.
Агриппину Ваганову спросили, почему она не перевозит балетное училище в Москву. Она сказала, что ее девочки по дороге в училище проходят мимо зданий, воспитывающих вкус.
Нам достался город с архитектурными функциями, не предназначенными для современной жизни. Здесь много дворцов, это проблема. Сохранение и восстановление памятников в Петербурге — проявление общественной потребности. Город сохранил исторический центр благодаря умело найденным компромиссам. Мы сумели найти способы сохранять памятники и научились их использовать. Но борьба между необходимостью развивать город и сохранять наследие идет постоянно.
Иногда говорят: если что-то построить, со временем все к этому привыкнут, так случалось не раз. Я никогда не привыкну к Дому книги, с крыши которого американский орел смотрит на Казанский собор. Я никогда не привыкну к Спасу на Крови. Конечно, это памятник истории, памятник убитому императору, его снести нельзя. Но этот памятник должен быть другим. Он закрыл потрясающий вид на канал, принес в наш город чужой московский стиль. И он стал одним из символов Петербурга, его облик воспроизводят на открытках, календарях... Меня это раздражает. Александру II подходит совсем другой стиль
Музеи в основном располагаются в центре города. Мы видим, как погибают площади, на наших глазах погибла площадь Искусств. Она забита автомобилями, по ней не проехать и не пройти. Возмущаться по этому поводу, увы, поздно. Погибла и Сенная. В результате реконструкции там появилась какая-то странная архитектура.
Когда мы говорим о Дворцовой площади, часто слышим: какое вам до нее дело, она вам не принадлежит, оставьте ее в покое! Однако уверен: Эрмитаж выполняет функцию защиты окружающей среды, и Дворцовую площадь нужно сохранить во что бы то ни стало. Сохранить ее необходимо потому, что это главная площадь Петербурга, в прошлом — главная площадь России. Это великий памятник, символ побед России в войне 1812 года: Триумфальная арка, колонна, залы внутри Эрмитажа. Отсюда церемониальная роль Дворцовой площади.
Площадь — огромное пустое пространство. На берегах Невы Петр начал строить Амстердам, потом он строил Рим. Наши площади — продолжение римских форумов. Величие Петербурга в его пространствах. Я не устаю повторять: у нас не так много архитектурных шедевров. Наши шедевры — ансамбли, набережные, улицы, площади. Мы их убиваем, если что-то пытаемся изменить.
Спор о том, что можно делать на Дворцовой площади, вечный. Первое, что приходит на ум, — парад. В Москве на Красной площади рубили головы, устраивали гуляния... Дворцовая площадь предназначена для парадов.
<...>
У Эрмитажа сегодня три задачи: хранение, глобальность, форум. Открытое хранение — наше ноу-хау. Глобальность — активное присутствие в разных местах. Третье и очень важное — музей как форум.
У музея свои функции, но одна из них — служить местом, где люди могут размышлять, встречаться, спорить. Нельзя устраивать в музее место для митинга. Но он может быть местом, где проходят обсуждения, споры. Так бывает у нас в Главном штабе.
Я не раз говорил: понятие «Большой Эрмитаж» включает в себя и то, что мы называем эрмитажным форумом, — общение не только с музейной публикой, но и, как любят теперь говорить, с обществом.
Сегодня один из обсуждаемых вопросов в музейном сообществе — кто кого учит: музеи людей или наоборот. Нынешняя идея: музей должен прислушиваться к тому, что хотят люди. Можно экспериментировать в сфере эрмитажного форума, участвуя в делах не совсем музейных.
Но есть территория искусства, которую музей оберегает. Территория, где свои права, куда никто не может грубо вторгаться. С одной стороны, в музее не должно быть цензуры, с другой — права голоса толпы. У территории искусства свои права. Как и права культуры, их надо защищать.
Музей доступен для всех. Но это территория, у которой есть особые права, они должны учитываться.
Собираясь в музей, люди не готовятся к встрече с ним. Мы пытаемся через социальные сети, сайт чем-то их заинтересовать, будь то экспозиция русских икон или выставка в Главном штабе. Посмотрев экскурсию онлайн, люди пишут, что придут специально что-то смотреть. Ставшее регулярным существование онлайн — тоже экзамен. Возникло «музейное телевидение». Каждый день идут специально подготовленные программы, задача которых готовить людей к посещению музея и сохранению памяти об этом.
В Эрмитаже есть социологические опросы и прекрасный способ общения — соцсети, где люди оставляют свои мнения о лекциях, экскурсиях и всем остальном. Кто-то пишет: хватит проповедовать. Кому-то не нравится, что слово «святой» не поставлено перед чьим-то именем... Одним мало указателей, непонятно, куда идти, обязательно нужен экскурсовод. Других возмущает, если не все залы открыты. Притом что идут в основном по второму этажу музея, дальше редко кто заходит. Как в анекдоте про необитаемый остров: «А вот там будет клуб, в который я никогда не хожу».
<...>
Первый этап проекта «Большой Эрмитаж» завершен: созданы открытые хранилища, эрмитажные центры, музей стал местом для общественных событий. Есть еще линия, которую необходимо развивать, — новейшие технологии.
Начался этап, который мы называем «Небесный Эрмитаж» — музей с новейшими технологиями. Множество событий будет происходить без перемещения подлинных вещей. Это модно и красиво. Эрмитаж вовремя и интересно провел аукцион NFT, открыл первые виртуальные выставки «в облаках».
Мы стараемся, чтобы в Интернете было как можно больше о жизни Эрмитажа — его резервная копия. Наша политика — максимальное оповещение о том, что делает музей. Это видят все.
6+
Комментарии (0)