Галина Синцова: «Я шестидесятница, во мне всегда жил бунтарский дух свободы»

Ваша девичья фамилия — Громадская, хочется спросить о ваших корнях.

Мой дедушка, поляк, был садовником в имении князей Гагариных и там познакомился с моей будущей бабушкой, эстонкой, — они были высокими и красивыми, как и мой отец. Мама — из семьи железнодорожника. В 1933 году родители одновременно приехали в Ленинград поступать в Текстильный институт, где и встретились. Оба пережили блокаду, а я с бабушкой почти всю войну на­ходилась в эвакуации, сначала на Урале, потом в Москве. Помню, как в 1945 году мы на проспекте Обуховской Обороны встречали с цветами возвращающихся домой солдат. Папа после победы стал директором ситценабивной фабрики имени Веры Слуцкой, а мама была начальником цеха на текстильной фабрике «Рабочий». Вы хотели пойти по их стопам? Нет, мечтала стать врачом. Но я была такой худенькой, что на меня невозможно было ничего купить, и тогда я решила научиться шить, чтобы быть красивой, — так и оказалась в Текстильном институте. (Смеется.) Училась я на инженера-технолога и после вуза в 1962 году попала в ателье на Невском, 12, известное всему городу как «Смерть мужьям». Это была фактически трикотажная фабрика индпошива, на которой трудилось семьсот человек. Как в модном доме, можно было заказать одну из десятков представленных моделей, которые создавались замечательными художниками. У нас были потрясающие закройщики и вышивальщицы, мастера добивались великолепной посадки по фигуре — несмотря на высокие цены, от клиентов отбоя не было. Там я проработала шестнадцать лет, дослужилась до должности главного инженера, а потом меня пригласили директором фабрики детской одежды «Весна». Сначала я долго отказывалась — убедил муж, который был ученым, занимался разработкой источников питания для космической промышленности.

Чего опасались?

Это была совершенно другая, нежели в ателье, незнакомая работа, но прекрасный главный инженер Марк Яковлевич Фельдман за год меня всему научил. В те времена евреев не ставили во главе предприятий, вот и когда директор «Первомайской зари» ушла на пенсию, на ее место не назначили тамошнего толкового коммерческого директора Иосифа Григорьевича Румша, а стали уговаривать меня, и в 1979 году я согласилась. Сверху нам спускали план по штукам и по валу, никого особо не интересовало качество, все за нас решали в Москве до такой степени, что мы немогли купить ткань для производства платьев на той фабрике, на которой хотели, — разнарядки не было. Наши изделия продавались где то по стране, так что в Ленинграде их было почти невозможно купить, а всю прибыль забирало министерство. Я пыталась с этим бороться как могла, ведь я шестидесятница, во мне всегда жил бунтарский дух свободы.

Перестройка стала вашим временем?

Абсолютно, мне хотелось перемен. Ни в какой коммунизм я, конечно, не верила, еще в институтские годы прочла романы Теодора Драйзера «Финансист», «Титан» и «Стоик», которые стали для меня первым учебником рыночной экономики. К тому же в ателье на Невском, 12, мы всегда работали на полной самоокупаемости, поэтому я давно была готова к новым реалиям. Рабочие мне доверяли, я ведь никогда их не обманывала, и в 1991 году мы взяли фабрику в аренду, через год выкупили все предприятие, затем акционировались, придумали бренд Zarina, открыли свой первый и очень успешный магазин на Дровяной улице. Продавцами в нем были наши же технологи, директором стала председатель профкома, а ее сын десантник, только что вернувшийся из армии, создал охранную структуру, чтобы защищаться от бандитов. Казалось, вот вот наступит процветание, однако к середине 1990-х дела пошли совсем неважно: торгующие продукцией «Первомайки» оптовики все чаще разорялись, банки выдавали кредиты под двести процентов годовых, а погашать долги было нечем. По нашим расчетам, фабрика должна была стать банкротом к марту 1996 года. Спас положение шведский бизнесмен Дэвид Келлерманн, который купил пятьдесят один процент акций, вложил средства в развитие сети магазинов Zarina, а позже убедил разделить модный бизнес и управление недвижимостью. В 2002 году Дэвид привел нового инвестора в лице фонда «Ист Кэпитал», а еще спустя четыре года мы преобразовались в «Мэлон Фэшн Груп». Теперь у нас три бренда: женственная Zarina, молодежный befree, рассчитанный на парней и девушек возраста моей младшей внучки, а также сексуальная марка Love Republic.

Как у брендов появляются известные лица?

Мне кажется, это неизбежно для современной фэшн-компании. Так, Рената Литвинова серьезно улучшила имидж Zarina. Много работала, целыми днями сидела с нашими дизайнерами, вплоть до того, что рекомендовала меховой воротничок к конкретному пальто. А сотрудничество бренда с фондом «Обнаженные сердца» и его основательницей Натальей Водяновой вылилось в благотворительный проект «Мода со смыслом», задуманный не ради роста продаж, а для помощи людям с особенностями развития, — именно им поступит часть средств от реализации изделий, разработанных при участии топ-модели.

Текст: Виталий Котов
Фото: Наталья Скорцова