Мария Элькина: «Новая петербургская архитектура вторична и провинциальна»

В Москве на месте Бадаевского завода собираются построить комплекс на гигантских колоннах по проекту прославленных швейцарских архитекторов Herzog and De Meuron. Там, конечно, сразу развернулись дискуссии, в основном относительно того, что столица вроде как живет кумирами десятилетней давности. Впрочем, понятно, почему в России периода стабильности любят вчерашних звезд: в неколебимости их авторитета можно быть абсолютно уверенным, что и представляется залогом удачи.

Другое дело, что из Петербурга это обсуждение выглядит совсем потусторонним, будто из другого мира. Лет семь назад здесь прошел период, когда в отношении градостроительства и архитектуры были если не грандиозные планы, то по меньшей мере амбиции. Но их давно нет, и город прозябает в окружении все новых многоквартирных жилых комплексов, не приближающихся к реализации планов по освоению промзон, в то время как прилегающие к центру земли застраиваются зданиями, представляющими собой редкую смесь скандинавской и курортной эстетики.

В Петербурге активным проектированием и строительством занимается дюжина архитектурных бюро, входящих в частную организацию под названием «Объединение архитектурных мастерских». Аббревиатура ОАМ, к слову, расшифровывается еще и как общий анализ мочи – что намекает нам на невнимательность учредителей организации. Эти самые бюро раз в два года устраивают выставку-смотр, где на планшетах выставляют свои, в общем-то, редко выдающиеся произведения. Чаще всего – с обязательным добавлением как бы классических элементов, арок или балюстрад, а то и эркеров, по виду напоминающих средневековые башни. Высший пилотаж для петербургского архитектора – сделать такой проект, который будет напоминать средний североевропейский сдержанностью и качеством деталей, но все равно ему безнадежно уступать и в том, и в другом.

В то время, как изначальная амбиция предполагает конкуренцию не меньше, чем с Парижем, в Петербурге не работают не то что иностранцы, но даже москвичи. Ситуация настолько тотальна, будто город забыл, что архитекторы существует еще где-то на планете. Оставим в стороне подозрения в коррупции, в конце концов, в России она почти всюду, и искать ее в некотором специальном сегменте неинтересно. Да, сами же петербургские архитекторы заседают в градостроительном совете и совете по сохранению наследия, и лучше других знают, как нужно пройти все стадии утверждения проекта в инстанциях – так что не приходится отрицать наличие у них возможности лоббировать собственные интересы. Странно не это, а те формулировки, которые служат неизменным объяснением невозможности пригласить в Петербург бюро с пропиской за пределами административных границ города. Сводятся они к тому, что, кроме жителей, этот город никому не понять и не прочувствовать.

Местные зодчие позиционируют себя как отцы-хранители красот, и им удается удачно обходить стороной то обстоятельство, что реальные их постройки мало кто считает образцом хорошего вкуса и деликатности. Бог с ним, что многие из лучших произведений строительного искусства здесь создали люди с иностранными фамилиями. Дело в том, что архитектура всегда была и остается деятельностью интернациональной. Без обмена опытом она непременно чахнет – чего не скажешь, например, о литературе, которая как раз вполне способна существовать в сравнительной изоляции и не становиться от этого негодной. Поэтому даже те города, где находятся сильнейшие архитектурные офисы мира – в Лондоне или Роттердаме – никогда не замыкаются в себе и приглашают работать условных конкурентов.

Чем плох изоляционизм в архитектуре, легко понять, если представлять себе, что речь идет не в последнюю очередь о прикладной деятельности, которая сродни одновременно и производству, и науке. Опыт, накопленный через многочисленные ошибки, развитие технологий играют здесь огромную роль. Представим себе, что кто-то убеждает нас, что для сохранения патриотического духа следовало бы пользоваться персональными компьютерами по функционалу близкими к модели «Ассистент». Мы сразу бы заподозрили вредительство, ведь выжить в современном мире с такой машиной очень трудно, выдерживать конкуренцию – тем более.

Разница между архитектурой в Петербурге и в остальном мире близка к разнице между персональным компьютером образца 1980-х и современным ноутбуком. Можно, конечно, до последнего стоять на позициях самодостаточности – мол, нам и так хорошо – но разрыв от этого будет только нарастать. Уже то, что строится сегодня, в лучшем случае оказывается подражанием европейским городам, в худшем – необъяснимым провинциальным явлением, представляющим интерес для социальных психологов и этнографов. Страдает в итоге все – виды, экономика, экология. Неудачную страничку в истории архитектуры нельзя сократить как главу в учебнике. Ошибки сегодняшнего дня – в лучшем случае на десятилетия, а то и на века.