Исповедь Арама Мнацаканова: от работы в такси (и при чем тут жена Эдуарда Лимонова) и спасения спектакля Виктюка до великого ресторана Probka

Главный редактор Собака.ru Яна Милорадовская отправилась в Probka, чтобы выпытать у Арама Михайловича, как прийти в жизни к такому же балансу, как великая котолетта алла миланезе, и где в пасте с ежами найти золотое сечение. Но узнав истории про крестных отцов Probka Пуччини и Верди и возвращение в родной Петербург после эмиграции в Париж жены Эдуарда Лимонова, утирая слезы восторга, сказала Мнацаканову так: «Я хотела поговорить о великом меню. Но гораздо лучше поговорить о великом тебю!»

Не лютый перфекционист и не Кончаловский! А еще мы узнаем, что крестные отцы Probka — Данте, Верди и Пуччини

Про меню Probka все говорят так: годы идут, а Арам гениально умеет держать высокое качество. Скажи, ты сам в жизни пришел к такому же балансу, как твоя великая котолетта алла миланезе?

Арам: Это что, ты хочешь, чтобы я философствовать начал? Ты вообще не веди меня в эти дебри, я не Андрей Сергеевич Кончаловский. А так — я гармоничный человек и с собой договорился. Я в ладу с собой. К счастью, решение многих проблем находится внутри нас: если в тебе есть конфликт, жизнь сама постоянно тебе его показывает. А дальше уже твоя ответственность — разбираться с самим собой или нет.

То есть тебя так просто ничем не удивить?

Арам: Перестройка застала меня взрослым человеком — удивить меня действительно трудно. Я не рефлексирую. И не сожалею.

А все уверены, что ты лютый перфекционист!

Арам: У меня такой опыт: если ты что-то решил сделать, неважно, кино это, стартап или ресторан, и у тебя получилось на 60 процентов от задуманного — это гигантский успех. Многие считают, что должно быть реализовано 90, а лучше 100 процентов. Не думаю! 60 процентов — уже огромное достижение. А дальше надо полюбить то, что получилось, понимаешь? Просто полюбить это всей душой! Так я всегда и жил.

Сейчас модно переосмыслять 1990-е. А как ты жил в то время? Probka — ровесница XXI века — открылась в 2001 году. Что было до того, как ты стал ресторатором?

Арам: Был президентом Федерации тенниса в Петербурге, директором матчей Кубка Дэвиса и сооснователем турнира Saint Petersburg Open. Представь: телевизионный сигнал с матча Россия — Австралия (с нашей стороны играли Кафельников, Волков, Чесноков, Ольховский) брали 120 стран мира!

По правилам Кубка Дэвиса страна-организатор могла придумать короткое шоу-представление перед началом турнира. И я придумал, что оркестр Ленинградского военного округа, в тот момент под руководством дирижера Александра Сладковского, сыграет Фредди Меркьюри Mr. Bad Guy. Получилось невероятно круто, но и очень дерзко по тем временам. Все-таки 1994 год был на дворе. Очарованный красотой музыки, мэр Петербурга Собчак повернулся ко мне и спросил: «Что это они играют такое?», я не растерялся и ответил, что это гимн Австралии. Анатолий Александрович удовлетворенно кивнул и заметил: «Красиво!»

Брускетта с помидорами, легендарный тирамису — что всплывает у тебя в эмоциональной памяти, когда ты вспоминаешь, как запускал Probka?

Арам: Эмоциональная память у меня, как у любого человека, есть. Но она больше связана с людьми, а не со жратвой. 

И кто все эти люди?!

Арам: Люди, которые повлияли вот на это вот все?! Это Джакомо Пуччини! Это Данте Алигьери! Это Джузеппе Верди!

Probka — это симфония, получается?

Арам: Probka — это совершенно точно не только еда, хотя я досконально знаю, кто, где и когда производит лучшие продукты, и главное, знаю, как их не испортить. И Probka — это не только вино, хотя надо прожить целую жизнь в вине, чтобы собрать такую коллекцию, как у нас. Такой проект, как Probka, мог появиться только у человека, который вдоволь поиздевался над собой: много ел, много пил, много путешествовал, приобрел кое-какое видение и понимание, нащупал какую-то золотую середину — и готов этим поделиться.

И твоя напробованность к запуску Probka была…

Арам: …Огромная! Она сложилась из многолетних путешествий в Италию: оставив теннис, я ушел в вино и как коммерческий директор виноторговой компании «Марин Экспресс» объездил огромное множество хозяйств по всей Италии, практически во всех провинциях. А ты понимаешь, кто такой хороший винодел? Это человек, который ногой открывает любую дверь! И главные виноделы Италии приводили меня в лучшие траттории в самых шикарных деревнях от Тосканы и Пьемонта до Сицилии. Ты спрашиваешь, как это было? Да я испытал культурный шок! Многие русские рестораторы в конце 1990-х вели бизнес так, что кошмар! У нас ведь как часто? Ты в ресторане рассчитался — и тебя больше не существует, давай, до свидания. А в Италии, помимо того что еда фантастическая, хозяева лично тебя встречают, лично выносят счет, сами провожают, передают твоей маме привет и дают с собой гостинец в дорогу — и все это никто зазорным не считает.

И какие выводы ты тогда сделал?

Арам: Любой ресторан в Италии — это клуб по интересам, это постоянные гости и это общность людей — почти семья! Сделать такое комьюнити в Probka стало моей мечтой. А еще мне было важно, чтобы команда Probka принимала гостей на равных — чтобы не было такого, как в 1990-е: клиент — хозяин жизни, официант — раб. Уверяю тебя, наши люди катаются на лыжах в тех же горах, что и наши гости. И тоже ездят на хороших машинах. Я скажу больше: в Probka работают только звезды! Звезды-сомелье, звезды-повара, звезды-официанты, звезды гостеприимства — чтобы быть звездой, знаешь, необязательно быть певцом.

Бронь на вителло тоннато и тирамису: как Probka стала главной точкой сборки всего светского Петербурга

Классные бароло и брунелло, отличная светская явка и дико модные официанты: когда в 2001 году открылся винный бар Probka — он сразу прогремел на весь Петербург. Как ты репетировал свой дебют?

Арам: В начале нулевых был такой на улице Белинского «Ле Клуб», а при нем сигарная лавка — стоял он вечно пустой, и суд да дело, как-то я хозяев этого «Ле Клуба» уломал — сдали они мне эту лавку под винный бар. Так у моего дебюта в ресторанном деле, винотеки Probka, появилась первая прописка. Меню собрал сам — буквально на коленях. И даже ввел в наше лаконичное меню венгерский гуляш, очень я его любил! Закуски брали в компании «Фрико» у Володи Баканова: салями, сыры и дико дорогую замороженную чиабатту, которую мы выпекали на глазах у гостей. Качество всей этой снеди было просто безумное — люди аплодировали, когда мы хлеб, вино и оливки на стол ставили.

У вас в Probka было не сесть! Мэрил Стрип и Валерий Гергиев, Андрей Кончаловский и Даррен Аронофски, Анна Нетребко и Мик Джаггер!

Арам: Да, народ повалил. И вот представь: в Probka все пьют, гуляют, танцуют, а «Ле Клуб» стоит одинокий и печальный. В общем, крепились хозяева «Ле Клуба», крепились, да и пересдали мне все помещение. Так что то самое «великое меню», как ты говоришь, появилось только тогда, когда в 2002 году дверь в дверь с винным баром я открыл ресторан Il Grappolo, который мы позже назовем Probka, и привез туда итальянских поваров — сначала Роберто Напини, а потом уже Вальтера Бизоффи, с которым мы счастливо проработали почти десять лет. Именно с Вальтером мы собрали, докрутили и ввели все мои самые любимые блюда — от вителло тоннато с классическим соусом, как его делают в Пьемонте, до тортелли с бурратой и черным трюфелем. Почти в полном составе они до сих пор фигурируют в меню Probka на Добролюбова и в московской Probka на Цветном

Блюда-долгожители, которым больше 20 лет, — как такое вообще возможно?

Арам: Да, 25 лет (почти!) — много для ресторана. Но тут без вариантов: и в первый год, и на 25-й — необходимо держать качество. Чтобы люди, которые обожают, например, твой фирменный бургер Probka, приехали к тебе через год, два, три, взяли свой бургер и не разочаровались. Он должен быть точно таким же, каким был, когда они впервые с ним познакомились — и впервые его полюбили.

Кстати, про любовь. Твои фирменные блюда, а также, например, дизайн твоих меню искренне любят рестораторы по всей России. До такой степени, что не могут не повторить. Расскажешь твой любимый случай копипаста?

Арам: Про копипаст не буду рассказывать — не запоминаю все это. Но есть милая история про наше знаковое сезонное блюдо — карамелле с тыквой: мы уже лет 20 его делаем, и в петербургской Probka, и в московской. Это довольно редкая паста в виде конфеток — ее и в Италии не часто встретишь. И вот как-то наш друг, который жил в Австралии, пошел в сиднейский ресторан на гастроли шефа из Новой Зеландии. И главным блюдом, которое ему подали, были карамелле с тыквой. Друг в шоке, зовет шефа и начинает издалека: вы знаете, я, мол, сейчас вроде бы в Сиднее, а вроде как и в Петербурге! А шеф ему в ответ радостно так заявляет: «Конечно! Я буквально две недели назад был в России, в Probka, и мне так понравилась паста из этого итальянского ресторана, что я решил ее повторить!» Эти карамелле, говорит, чистое вдохновение!

Но все-таки, если по-честному, копипаст — это норм или стрем?

Арам: Бывает, и у Прокофьева промелькнет Малер. Вот и рестораторы как композиторы — нет-нет да и позаимствуют друг у друга. Это не обязательно копипаст: мы проживаем внутри себя чужое искусство — и рождается новая, хотя и вдохновленная другим человеком вещь. Мы все пользуемся какими-то красивыми решениями и идеями друг друга. Не вижу в этом ничего зазорного. Есть люди, которые задают тренды: аккумулируют в себе какую-то энергию и выдают в виде продукта. А есть — которые копипастят. В целом это приводит к тому, что появляется больше красивых вещей — выходит, и те и другие молодцы.

Но, наверное, ни одному ресторатору в России не удалось повторить твои выдающиеся дирижерские навыки — ты умеешь объединить очень разных, талантливых и харизматичных людей в одну команду.

Арам: Я до сих пор уверен: ресторан — это про команду. Ты можешь сколько угодно изобретать новые экзотические пасты и делать private label на винах, но если ты не можешь вокруг себя собрать людей, которые любят тебя, любят то, что ты делаешь, и любят то, что делают они сами, то все бессмысленно. У тебя не будет ресторана, в котором есть душа. Только с такой командой твой гость почувствует себя самым желанным и обласканным: в Probka может сидеть хоть 50 человек — но так должен чувствовать каждый!

Прайваси картофеля, чуйка и икра Арама — и при чем здесь Массимо Боттура, Умберто Эко и одна счастливая женщина

К столу в Probka, который все в Петербурге знают как «стол Арама Михайловича», подходит Наталья Малиновская, жена Арама и маркетинг-директор Probka Family. Наталья просит Арама снять пробу с новой партии черной икры, которую специально для ресторанов Мнацаканова под брендом Aram Mnatsakanov Selection добывают в Вологодском крае. Арам охотно берет ложку. 

«Великое меню» Probka — это действительно не только великий осьминог по-сицилийски и перчики тоннато. Твоя команда общается с гостями так, что кажется, тебя встречают не менеджер Гоша Исраелян или управляющий Саша Пастернак, а родная бабушка. Это сейчас студентам преподают основы коммуникации. А где учился им ты?

Арам: В семье! У талантливых людей! И в путешествиях! Возьмем культуру отношений в Японии — это великий феномен: то, как японцы умеют выстраивать уважительные отношения с традициями, предметами, растениями, животными, детьми, продуктами, — это космос. Так я и вижу счастливую жизнь — уважительное отношение ко всему вокруг, одушевленному и неодушевленному, и к человеку, и к камню, и к картофелю. Японцы умеют соблюдать личные границы, уважать прайваси не только у человека — у картофеля.

А отношение к деталям! Вот чему нам всем стоит поучиться. Пыльный мешок немытой картошки — такое в Японии не увидишь. Ты приходишь в продовольственный магазин — и там продаются один помидор, две картошки и три виноградины. И все это упаковано так и на вкус такое, что ты можешь просто с ума сойти от восторга. Все, что попадает в руки к японцам — бумага, дерево или тунец, — становится высоким искусством, и получаются по-настоящему великие оригами, бонсай или суси.

Очевидно, Арам Михайлович, ты единственный ребенок в семье?

Арам: Единственный и неповторимый. И раз мы заговорили о самом главном, я сделаю заявление: все, что я делаю в жизни, я посвятил моей жене Наталье. И ресторан, который я в ближайшее время открою в Тбилиси, полностью посвящен именно ей. От первого до последнего гвоздя.

Наталья: Это вранье!

Арам: Вранье — часть моей жизни. Яна, скажи, ты видела когда-нибудь настолько счастливую женщину? Вот так вот!

Наталья: А знаешь ли ты, Яна, что мама Арама была заведующей в детском садике? Поэтому Арам — не просто единственный ребенок. Это единственный ребенок заведующей в детском садике, которая посвятила всю себя единственному сыну. Поэтому Арам абсолютно уникален.

С криком «Сейчас я проверю, как там паста с ежами» Мнацаканов стремительно удаляется на открытую кухню Probka. Милорадовская пытается воспользоваться ситуацией и поговорить с Натальей Малиновской об Араме Михайловиче за глаза. А также получить ответы на все вопросы, на которые Арам не ответил (а их примерно сто!).

Тут комментировать — только портить! Но про уникальность Арама нужен твой POV — для тех, кто не в курсе.

Наталья: Вот что отличает Арама от шеф-повара — ну, например, итальянского? Представь себе мальчика из деревни в Калабрии, Эмилия-Романье, Тоскане, Ланцо-Торинезе. Он растет на кухне у мамы или бабушки. В 14 лет устраивается работать к соседу в пиццерию. Потом переезжает в ближайший город, где есть пятизвездочный отель и даже, может, мишленовский ресторан. Оттуда его зовут работать в Милан, Рим, Москву, АбуДаби, Лондон. И это будет еще один пятизвездочный отель, где в один прекрасный день его самый преданный гость произнесет заветное: «Слушай, я так люблю твою пасту, давай откроем твой именной ресторан». Так рождаются лучшие итальянские шефы в мире. Они выросли на кухне и почти всю свою жизнь провели у плиты — и это их сильная сторона. Но также это все-таки говорит и об их кругозоре.

Да, есть исключения. Обладатель трех звезд «Мишлен» и хозяин ресторана-легенды в родной Модене Массимо Боттура — человек с широчайшим кругозором и дипломом юриста. Поварское дело было всего лишь его хобби, а стало профессией, главной страстью и принесло ему мировую славу. Сейчас главный шеф мира — Бруно Вержус, и у Бруно та же история! До 54 лет он был доктором, владельцем компании, торгующей медицинским оборудованием, а еще гастрономическим блогером. А потом взял и открыл в Париже сенсационный ресторан Table by Bruno Verjus. Сейчас у него две звезды «Мишлен», при этом все, что делает Бруно, вообще не похоже на мишленовский ресторан, и все равно это дико круто.

А среднестатистический итальянский шеф-повар, который, мы думаем, знает все о региональной итальянской кухне, на самом деле максимум знаком с кухней своей провинции и почти ничего не знает об Италии. И получается что? Получается, что армянский мальчик, единственный сын своей мамы, дико любознательный с детства, у которого 3% итальянской крови по ДНК-анализу, как мы случайно узнали, начинает интересоваться итальянской кухней, досконально изучает ее в сотне путешествий по Апеннинскому сапогу — и открывает ресторан, который любят и цитируют не только в России, но и по всему миру.

Арам Михайлович категорически отказывается со мной обсуждать, как он вводит новые блюда в Probka. Может, ты поделишься инсайдом?

Наталья: У нас дома — огромная коллекция кулинарных книг: мы привозим их отовсюду чемоданами. И хотя все вокруг давно пользуются диджитал-рецептами, для Арама книга — это бенчмарк высшего порядка. Так что если ему приходит в голову ввести какое-то новое блюдо, сначала Арам уходит в библиотеку, долго в ней роется, а потом читает, читает, читает, читает. Тебе знакома «Еда. Итальянское счастье» Елены Костюкович, переводчицы Умберто Эко? Это 600-страничный том, который Арам перечитывает все 15 лет, что мы вместе. И это, поверь, великая база: здесь, после предисловия Умберто Эко, собрано все, что можно и нужно знать об апеннинской кулинарии, от олея и оцета до спецпродуктов. Елена рассказывает нюансы кухни буквально каждой деревни, города, коммуны и региона в Италии, от Умбрии и Пьемонта до Рима, Венеции и Неаполя. Так вот, Арам знает эту книгу наизусть.

И уже с идеей, доведенной до ума в нашей библиотеке, Арам идет прорабатывать рецепт к итальянскому бренд-шефу Probka Симоне Гобби: потому что, как говорила мама Арама, кровь не водица — итальянцы чувствуют свою национальную кухню тоньше всех. Как, например, и наш итало-ливанский бренд-шеф Mina Джильберто Нассер — ливанскую: его хумус — шедевр, и точка.

А бывало так, что блюдо не заходит?

Наталья: Гораздо чаще случается так — Арам пробует и говорит: «Нет, это люди есть не будут», и все проработки отправляются на свалку истории. У Арама феноменальная чуйка: он отчего-то очень четко знает, что именно должно лежать в тарелке, чтобы понравилось нашему гостю — в Петербурге, Москве, Берлине или Ереване.

Арам материализуется из воздуха в компании десяти тарелок: тальолини с креветками и цукини, треска, запеченная с оливками и томатами, строццапрети с рагу из кабана и ндуей и та самая паста с морскими ежами — все тут. «О чем вы говорили?» — интересуется Арам, очевидно зная, о ком мы говорили. «А тут без сюрпризов, — отвечает Наталья, — о самом важном!»

Права на спектакль Виктюка, выдранные зубы Марлен Дитрих и пиво жены Эдуарда Лимонова

В начале нулевых это был шок для всего Петербурга: когда гости винного бара Probka понимали, что им вынес счет или подал пальто в гардеробе хозяин — то есть ты! — у них не сходилось, и они буквально превращались в соляной столп. Так что ты совершил революцию в городском хоспиталити: и с тех пор твоему примеру смогли последовать не так уж и много рестораторов. Как думаешь, почему?

Арам: Лучше спроси, а как случилось, что ресторанное дело стало делом моей жизни? А потому что я всегда любил принимать и кормить людей, разыгрывать и придумывать для них невероятные приключения. Чтобы у моих гостей, как у детей, открывались и переворачивались судьбы и чтобы они были счастливы.

Уметь принимать людей, кормить их и переворачивать их судьбы — понимаю, почему многие тебя без иронии и лести называют «учитель». Может, и у тебя были учителя, чьими именами ты бы мог поделиться?

Арам: Я счастливейший человек! Я дружил — ну, как сказать «дружил»? Все-таки большая разница в годах и в положении, но тем не менее — с режиссером Романом Виктюком и с хореографом Юрием Григоровичем. 

О, сейчас будет история! Рассказывай!

Арам: С Романом Григорьевичем Виктюком мы познакомились в 1992 году. В польском садике при Молодежном театре на Фонтанке было два старых советских теннисных корта, и я ходил туда прокачивать крученые и резаные. И вдруг проходит слух: автор сенсационного спектакля «Служанки» поставит в театре пьесу «Фердинандо» как приглашенный режиссер. И действительно, на Фонтанку приезжает Виктюк, и всех, кто оказался по соседству, зовут: «Срочно в буфет театра, сейчас Роман Григорьевич устроит читку пьесы». И мы бежим, как были — в трусах, майках, мокрые после тенниса. Виктюк входит в буфет, перед ним ставят стол, на столе стопка листков. Он берет первый, начинает читать — и все собравшиеся буквально переносятся в другое измерение. Два часа отвисшей челюсти и тотальной тишины! Мы почти не дышали от восторга. Только когда Виктюк взял последний листок, все наконец глубоко выдохнули и разрешили себе пошевелиться.

Со мной был приятель, молодой талантливый теннисист, чемпион, который был так поражен, что сказал: «Если бы у меня был такой тренер, как Виктюк, я был бы первой ракеткой мира». С этими словами я и подошел к режиссеру: «Роман Григорьевич, зачем вам вообще актеры? Ставьте стул, берите листки — вас будет слушать, замерев, хоть стадион». Мы тут же подружились — с того дня Роман Григорьевич звал меня Арамка, и мы всегда тепло, не разлей вода общались, когда Виктюк бывал в Петербурге.

И вот как-то встречаемся мы, уже 1993-й настал, а Виктюк говорит:

— Знаешь, Арамка, а спектакля в Молодежном не будет.

— Как это вообще возможно, Роман Григорьевич?

— Деньги были, а теперь нет — так в театре говорят. А какая истинная причина — мне неведомо.

Тогда я пошел к директору театра:

— Сколько надо денег?

— Сумма немалая.

— А вы вообще хотите этот спектакль? Если достану деньги, премьера будет? — Да, да, хотим!

— Договорились! Только тогда вы переоформляете права на меня.

— Легко!

Звоню Виктюку: «Роман Григорьевич, театр отдал мне права, я им — деньги, спектакль будет». И спектакль был — три оглушительных премьеры подряд, приехал мэр Петербурга Анатолий Собчак, его жена Людмила Нарусова. Успех — потрясающий. Роман Григорьевич был так добр, что и меня на сцену вывел: «Выходи, — говорит, — Арамка!» В итоге показали «Фердинандо» в Молодежном три раза — и все на этом, дальше его уже только в других городах показывали, не в Петербурге. Почему? Роман Григорьевич так решил. Приберегу эту историю для мемуаров, если соберусь их писать. А права я ему на спектакль отдал. Мы были настоящие друзья. А Виктюк — величайший человек.

Ты гениально рассказываешь истории — и обожаешь гениальных сторителлеров, так ведь?

Арам: Обожал — и заботился о них всегда очень. Они рассказывают — а я, как маленький мальчик, сижу, раскрыв рот, и готов слушать их вечность. Я, кстати, дружил с великим рассказчиком Виталием Вульфом.

О, это тот самый театровед, киновед и автор культового шоу «Серебряный шар», который, изящно грассируя, говорил: «Грета Гарбо — была женщиной загадочной, манкой…»

Арам: При этом Виталий Яковлевич был остр на язык — и Грету Гарбо, как и свою приятельницу, ослепительного «голубого ангела» Марлен Дитрих, действительно обожал. Как-то одна девушка сказала Вульфу: «Марлен вырвала себе зубы, чтобы сделать себе выдающиеся скулы, и поэтому стала звездой!» На что Вульф тут же ответил: «Вырвите себе зубы — и посмотрим, какая звезда получится из вас!»

Исторический анекдот! Автор балетов «Каменный цветок» и «Ромео и Джульетта», главный балетмейстер Большого театра Юрий Григорович тоже был такой острослов?

Арам: Юрий Николаевич вовсе не был завзятым рассказчиком. Но когда он, с его величественной осанкой, входил в комнату, пространство менялось. Ко мне великий балетмейстер был очень добр, и мы замечательно общались. «Ты, — говорил Григорович, — второй Арам в моей жизни. Первый был композитор Хачатурян! Помню, нам было по двадцать, я забегал к Хачатуряну во двор и кричал — Арам, выходи, гулять идем».

Тебе везло на встречи, выходит!

Арам: Со мной как-то произошла история — ну просто Люк Бессон встречает Бернардо Бертолуччи и Квентина Тарантино. Из армии я вернулся в 1987 году: с дипломом ЛИСИ по специальности «инженер по ремонту и эксплуатации автомобилей» я мог бы зарабатывать максимум 120 рублей, а у меня двое детей — что ж, пошел работать в такси. Пахал как вол, по Ленинграду за день проезжал по 300–500 километров (да-да, по Ленинграду — Петербурга в то время еще не было!). Выходные лежал пластом, но умудрялся зарабатывать 1000–1200 рублей в месяц.

И вот как-то приезжаю на заказ в Пулково. 1989 год. Садится ко мне женщина: лет 35, соболиная шуба, стройная, высоченная, и нереально низким красивым голосом просит отвезти ее домой, на Гражданку. Я поставил кассету моих любимых Dire Straits, и мы поехали по Ленинграду.

— Музыка у тебя клевая. Знаешь, я хочу по пути выпить пива какого-нибудь хорошего. И родственникам подарки купить.

— А вы чем занимаетесь? — спрашиваю.

— Я писательница, актриса. Ну и немного модель еще.

Боже, это же Наталья Медведева была, да? Жена Эдуарда Лимонова?

Арам: Да, и я был первый человек, который увидел ее, когда она вернулась из Парижа. В общем, заехали мы в гостиницу «Прибалтийская», в валютный магазин «Березка», купили какие-то подарки. А дальше — в пивной бар на Петроградской, на Каменноостровском, 54. И вот заходим мы с Медведевой — и в баре повисает громогласная тишина. Завсегдатаи напряглись — ну просто спагетти-вестерн. «Мальчик, принеси нам пива самого вкусного», — просит Медведева. Приносят. Наталья делает глоток. Все замерли, ждут — что скажет. И тут Медведева хорошо поставленным голосом, на весь бар: «Как вы это пьете? Это не пиво! Что за моча?!» Я ей тихо так говорю: уходим отсюда быстро, сейчас начнется. И мы мигом в такси. Только крики позади слышали! Так что лишь к ночи я Медведеву на Гражданку привез — мы еще долго по городу катались, и она рассказывала о жизни в Париже, болтали обо всем на свете. Я ведь и не знал, кто такая Медведева, да и вообще думал, что она все врет. Но энергетика у нее была такая, что разорваться — слушать рассказы Натальи можно было бесконечно. Говорила ли она о Лимонове? Да. Но я ведь даже не знал тогда, кто такой Лимонов!

Так, ИИ подсказывает нам, что, действительно, после эмиграции в США и Франции именно в 1989 году Наталья впервые за долгое время посетила СССР и родной Ленинград. А в 1992 году вернулась в Россию окончательно.

Арам широко улыбается и внезапно начинает громко петь. Кажется, это что-то из Бруно Марса. Но, возможно, и ария из «Риголетто».

Наталья: Нельзя Арама пускать до икры. Он ест икру как человек, выросший в Баку.

Это как?

Наталья: Как снег. Кладет в рот большими ложками.

Текст: Яна Милорадовская

Фото: Валентин Блох

Свет: Данил Тарасов, Артур Баширов Skypoint