«Аврора» – это новодел? Владимир Мукусев – о том, как он обнаружил подлинный крейсер в 100 км от Петербурга

В 1988 году я работал на Центральном телевидении, делал программу «Взгляд». Был ее ведущим и главным выпускающим редактором. Однажды в Ленинграде, после очередной творческой встречи со зрителями, ко мне подошел человек, представился капитаном первого ранга в отставке и сказал, что знает, где находится настоящий крейсер «Аврора». Я к тому времени привык, что после таких мероприятий в любом городе страны меня ждали как минимум два десятка людей, которых про себя я называл «городскими сумасшедшими». С таинственным видом они сообщали мне всякие «секреты». Чаще всего это были истории о создании ими вечного двигателя, «который работает уже 10 лет», либо об облучении их «специальными лучами КГБ».

Незнакомец, представившись, сказал, что понимает мое недоверие к его словам, но просит об одном: позвонить по телефону его товарищу. Он протянул мне листок, где было написано «Лев Львович Поленов. Историк, капитан первого ранга» и номер телефона. Первой мыслью было, вежливо попрощавшись, выбросить бумажку в ближайшую урну и забыть о странной встрече. Но смутила фамилия. Мне, ленинградцу, было хорошо известно, что одним из командиров «Авроры» был потомок старинного русского рода, родственник знаменитого художника Лев Поленов. И на следующий день я позвонил по указанному телефону, даже не предполагая, что с этого начнется история создания уникального журналистского материала. После выхода в эфир «Истории о погубленном корабле», как я обозначил свое расследование, ортодоксы-коммунисты объявили нам настоящую войну. А нашу программу иначе, как «антисоветской гадостью», которую делают «горбачевские гаденыши», не называли.

Когда я впервые оказался в квартире у Льва Львовича Поленова на Васильевском острове, то был поражен тем, что попал не просто в жилище настоящего питерского интеллигента. Я оказался в своеобразном филиале военно-морского музея. Свободных стен не было. Стеллажи с книгами уходили под потолок. Многочисленные шкафы были заполнены сотнями карт, схем, чертежей, на полках стояли макеты кораблей. А еще были различные предметы морского убранства: флаги, гюйсы, штурвалы, рынды, иллюминаторы, компасы и другие приборы. Но главной достопримечательностью в квартире была прекрасная старинная картина, на которой была изображена «Аврора» в боевом походе. Еще в 1948-м году, будучи курсантом Нахимовского училища, Лева Поленов попал на крейсе и всю жизнь посвятил ему.

«Нет ни одной заклепки, которую я бы не потрогал собственными руками», – начал свой рассказ Лев Львович. Незаметно прошло несколько часов. Передо мной на столе выросла целая гора самых разных документов. Я узнал многочисленные детали о боевом прошлом легендарного корабля, о его роли в боях с японской эскадрой при Цусиме. И о том, что пушки «Авроры» били по врагу и в годы блокады Ленинграда. Правда, они были сняты с корабля и установлены на лафеты в Ораниенбауме. Но многое из рассказанного Поленовым привело меня к мысли, что над «Авророй» висит какой-то злой рок. Ну как иначе объяснить тот факт, что уже спустя много лет после установки ее на «вечный прикол», когда корпус корабля дал течь (он был клепанным, а с момента спуска на воду прошло 60 непростых лет), вместо капитального ремонта подводную часть «Авроры» залили изнутри бетоном. Дескать, он абсорбирует воду и днище превратит в монолит. Реализация этой дикой идеи привела к тому, что течь стала еще больше. Горе-ремонтники не учли, что днище любого корабля подвижно, оно деформируется под воздействием внешних факторов: волн, течения, ветра, ледохода. Итог печален: корпус «Авроры» под бетоном стал стремительно ржаветь.

В начале 80-х стало ясно, что «корабль революции» в любой момент может утонуть. И в ЦК КПСС было принято решение срочно отремонтировать крейсер. Срочно – потому что приближалось 70-летие «великого октября». Поэтому к «Авроре» и к мавзолею, двум главным большевистским святыням, внимание и интерес был особый. Специалисты, в том числе и Лев Поленов, обследовав несчастный корабль, дали свое категорическое заключение: весь корпус надо расклепать, разобрать, заменить проржавевшие броневые листы и собрать корабль фактически заново. Подсчеты показали, что для этого нужно не менее пяти лет, а до юбилея оставалось лишь три года. В Смольном приняли другое решение: наплевать на мнение специалистов, сварить быстренько новый корпус и перенести на него все, что было на старой «Авроре», то есть пушки, надстройку, мачты, трубы, якоря, механизмы. На протесты партийное начальство не обращала никакого внимания. Ведь за неисполнение приказа «починить «Аврору» в срок», можно было потерять партбилеты, а значит власть.

И только когда «Аврору» поставили в док и разбили бетон, открылась главная сенсация. Нашли место, где должна быть закладная доска – своеобразный паспорт, а, вернее, свидетельство о рождении корабля, а ее не обнаружили. Тогда вспомнили, что у «Авроры» были две сестры-клона – «Диана» и «Паллада». Родилось предположение, что большевики еще в 1948-м, подменили «Аврору» на лучше сохранившуюся «Палладу». Ну, а раз «Аврора» не настоящая, то чего церемониться: «кораблю революции – революционный ремонт». И «Аврору» начали варварски пилить и буквально растаскивать по частям. Всем хотелось иметь у себя в квартирах, в кабинетах и на дачах, кусочки «пролетарской святыни». Когда «ремонт» был закончен и новодел пришвартовали к Нахимовской набережной, встал вопрос, а что делать со старой «Авророй». Сталь, из которой были изготовлены броневые плиты, была такой прочности и такого качества, что обычные газовые резаки ее не брали. Было решено не пилить, а на буксире оттащить обезображенный и разворованный корпус за 100 километров от Ленинграда в поселок Ручьи, где по планам должна была строится новая военно-морская база. Идея была проста: завалить «Аврору» щебнем, камнями и песком вперемешку с цементом, утопить ее и сделать основанием для будущего бетонного пирса. Так и сделали. Правда, не учли глубины: нос корабля с остатками броневых плит, защищавших когда-то от вражеских снарядов и мин внутренние помещения корабля, так и остался над водой.

Стало ясно, что обо всем рассказанном надо немедленно делать материал для «Взгляда». Но было также ясно, что без съемок останков крейсера материал будет неубедителен. Ни весной, ни осенью, как сказал Поленов, в Ручьи по берегу не добраться – болота. Стоял дождливый и промозглый типичный питерский октябрь. Выход был один – вертолет. Достать его взялись мои телевизионные учителя, знаменитые Тамара и Владимир Максимовы. Как им это удалось, я не знаю. Но, встретившись с летчиком, я понял, что проблема вовсе не решена. Нужно было разрешение на полет и съемки с воздуха. А учитывая, что вся зона Финского залива – это вотчина военных и пограничников, разрешение на это можно было получить только в Москве на Лубянке. Причем бумага должна была быть подписана самым главным чекистским начальником. По дороге в Москву я мучительно соображал, что писать в письме руководству Гостелерадио, чтобы оно поддержало мое обращение в КГБ. Писать об истории «Авроры» в качестве обоснования было немыслимо. Помогло мое комсомольское прошлое, а, вернее, тот факт, что наша молодежная редакция ЦТ, курировала и освещала работу всех комсомольско-молодежных строек страны, в том числе и строительство ленинградской дамбы. Именно об этом я написал в письме, употребляя через строчку пафосно-пламенные фразы о «масштабах грандиозного строительства, в котором принимает участие молодежь всей Страны Советов». К моему удивлению, разрешение Лубянки на съемку пришло очень быстро, и я поехал со съемочной группой в Ленинград. Заехав за Львом Поленовым, мы прибыли на аэродром.

Было ясно, что проблемы еще могут возникнуть. Летчик предложил нам следующее: мы оставляем одного из нас на земле, договариваемся о месте на берегу Финского залива (это была Сосновая поляна) и примерном времени. И на обратном пути снижаемся и сбрасываем ему пленки с отснятым материалом. Он садится на ближайший поезд и уезжает в Москву. Все получилось именно так. Но не могу не сказать о том, что мы увидели в Ручьях. Несколько раз облетев и сняв с воздуха то место, где лежало в воде, в полузатопленном состоянии, то, что когда-то гордо именовалось крейсер «Аврора», мы наконец приземлились. И я увидел, как Лев Поленов, не молодой уже человек, мужественный моряк, капитан первого ранга, подошел к своему родному кораблю, снял фуражку и опустил голову. Он стоял, как у раскрытой могилы своего друга и плечи его вздрагивали. Мы стояли у останков последнего, бывшего еще совсем недавно на плаву, русского крейсера.

В Москве мне уже никто не мешал — я показал этот материал в своем «Взгляде». Его увидела почти вся страна, а смотрели нас тогда 250 миллионов граждан. С этого момента началась наша серьезна конфронтация с КПСС, меня на три месяца отстранили от эфира. Мой рассказ об «Авроре» остался практически не замеченным. Инфляция, безработица, пустые прилавки, полыхающие окраины — страна сама шла ко дну. Прошло всего три года, и ее не стало.