Геннадий Устюгов

Когда вы начали рисовать?

Я всегда рисовал, иногда получалось, иногда нет. Еще до школы рисовал. Мы тогда жили в Киргизии, в городе Токмаке, — там я родился. После войны перебрались на Карельский перешеек, под Выборг, четыре года провели в поселке Хакама. Потом переехали на берег Невы, в деревню Новосаратовка Всеволожского района. Там я учился в сельской школе. В школе тоже рисовал.

Кем были ваши родители?

Отец мой, Афанасий Виссарионович, был плотник, мать, Мария Михайловна, работала швеей. Мать рисовала, вышивала коврики, отец делал гармони, свистульки.

Как же вы оказались в СХШ, школе при Академии художеств?

Не помню. Может, услышал о ней по радио? Жизнь тогда была тяжелая, нужно было получить какое-то ремесло. А в школе одежду давали, кашу. Я жил в интернате, а летом на даче в Юкках-2 — на гособеспечении. Я поступил в 1953 году, проучился до 1957-го, и меня исключили.

За что?

За увлечение импрессионистами, Ван Гогом. Рутина в школе была ужасная, и ученики мучились без пользы для себя. Нас посылали делать наброски на базары, в магазины.

Видимо, хотели, чтобы вы стали реалистами, как передвижники.

А я любил русских иконописцев: Рублева, Феофана Грека, Дионисия. Моя душа создана словно по образу русских икон.

В СХШ в то же время учились замечательные люди. Помните ли вы Олега Григорьева, Михаила Шемякина, Татьяну Кернер?

Олега помню, он жил в интернате, учился на два класса младше. Приходил ко мне, но не показывал свои работы. Таня Кернер была старше, у нее была картина с летящим ангелом. А Шемякина в школе не помню.

Какие картины вы стали рисовать после исключения из СХШ?

После СХШ я девять лет не писал. Не знал, как писать, в какой манере.

И откуда потом пришло это знание?

Ходил, смотрел, как рисуют, художников смотрел, книги. Стал рисовать картины грустные-грустные, похожие на Камиля Коро.

Когда вы впервые попали в психиатрическую больницу?

Это было в 1963 году. Я работал на заводе «Большевик» художником-оформителем и носил с собой на работу Библию. В больнице тяжело, отношение к больным очень плохое.

С кем из ленинградских художников вы тесно общались в 1960-х годах?

Ходил к Михаилу Шемякину, смотрел картины. Он немного мне помогал. Отвел к своему другу, который жил недалеко от Лиговки. Это, наверное, к Олегу Лягачеву, на Боровую. В комнате его матери в коммуналке иногда устраивали выставки. Я знаю, что и вы давали туда свои работы. А как вы попали на знаменитую выставку в ДК имени Газа?

Наверное, Саша Арефьев позвал.

Вы дружили с Арефьевым?

Да, он жил на берегу Невы, на улице Халтурина, у него под кроватью было два чемодана рисунков.

Ваши работы покупали коллекционеры: Семен Ласкин, Геннадий Гор. Этих средств вам хватало на хлеб насущный?

Коллекционеров мало, и давали они за живопись самую малую цену. На это даже красок было не купить, не то что просуществовать месяц.

На ваших картинах часто изображены прекрасные и печальные дамы. Это какие-то ваши знакомые или мечты?

Я никогда не был женат. Девушки проходят мимо.

А вот еще известная ваша картина, на которой изображена лестница в небо. Она называется «Где воля?». Почему такое название?

Я так думал, что на Земле очень тяжело. Много работы: работаешь, работаешь, работаешь. Может, на небе волю искать надо?

Вы думаете, небо так близко, что туда можно взобраться по лестнице?

Да, да. Не забраться. Воля — это плыть в лодке по реке. Гребешь веслами, отталкиваешься от воды. Куда-то стремишься, до чего-то хочешь доплыть — до моста или до дальнего берега, с лесом, с церквушкой белой. Когда плывешь в лодке, становится немного легче.

Вы часто рисуете лодки и все время оказываетесь рядом с водой: родились на берегу реки Чу, под Выборгом жили у озера Глубокое, а сейчас у вас квартира на улице Бабушкина, недалеко от Невы. А у вас была когда-нибудь лодка?

Была у отца, плоскодонка. Не знаю, сам ли он ее мастерил. В ней можно плыть вдвоем или втроем.

Текст: Нинель Рябова
Фото: Юрий Молодковец