Продолжая пользоваться сайтом, вы принимаете условия и даете согласие на обработку пользовательских данных и cookies

18+
  • Развлечения
  • Искусство
  • Арт-дроп_2025
  • Ярмарка искусства 1703
  • Коллекционировать искусство
Искусство

Поделиться:

Настя Ливаднова: «Я не продаю предмет, я продаю свой образ. Я буквально продаю воздух»

Художница Настя Ливаднова из Ростова-на-Дону — верховная сверхновых. 24-летнюю Ливаднову уже (дважды!) показала одна из важнейших московских галерей XL Gallery, причем в 2024 году — с первой персональной выставкой «Смотреть в стены и представлять, что за ними»: инсталляцией из автопортретов с документацией перформанса из общественного туалета. Еще Настя сняла клип для группы СБПЧ и сделала коллаборацию с брендом Ushatava, став арт-директором кампании Paper Street для подиумной линии Research.

Но Ливаднова не любит возвращаться к прошлым работам, поэтому для арт-дропа Собака.ru она сняла специальную серию фотографий (дикий эксклюзив!) с собой в главной роли. Настя настаивает, что она не мультидисциплинарный артист, а внежанровый автор, который работает с перформансом, видео, фотографией, скульптурой. В апреле поговорить с художницей отправилась арт-эдвайзер, автор канала DailyPlease Мария Крупнова, и вот что из этого вышло.

«Я живу в очень странном и скользком состоянии вечного ожидания следующей мысли»

Внежанровый автор, как называет себя дерзкая и красивая девушка Настя Ливаднова, с которой редакция Собака.ru поручила мне сделать панк-интервью, — сосредоточенный на себе интроверт. Решаю разобраться, как и почему она начала завоевывать чарты.

Панк немедленно превращается в сюрреализм, а точнее — в гиперреализм: интернет-связь так себе. Мы пробуем Zoom, потом «Телемост», в какой-то момент вообще остаемся без видео. Но Настя успевает показать мне свой новый проект (названия нет, «пока секретная история»): на ее платяном шкафу висят рядами распечатанные фотографии с инсталляцией из похожей на зонтики борщевика туалетной бумаги. «Весь проект держат два снимка. Там, где я пропадаю из кадра и волосы закинуты назад, и еще один. Мне нравится, как точно они транслируют многогранность образа. Такое “смотрите, я могу быть разной”. И моя женственность тоже разная». Спрашиваю, кто помогал снимать. «Мама, раз в полгода она становится моим ассистентом».

Ливаднова не любит прошлое. «Я хотела бы его забыть, но, к сожалению, этой возможности пока нет». Прошлый фотопроект она разлюбила. Зато спустя шесть месяцев вернулась с новым к Елене Селиной (работы Насти представлены в XL Gallery— одной из самых уважаемых галерей-долгожительниц отечественного совриска. — Прим. ред.).

Еще Настя все время напевает что-то трогательное, мурлычет под нос, как кот. По­этому я чувствую себя профессором Венской академии изящных искусств Даниэлем Рихтером, на курс к которому Ливаднова поступала (и пела на собеседовании), но не поступила. Зато без портфолио поступила в класс к трем другим профессорам на факультет живописи, но решила не продолжать обучение. Настя вообще старается не пользоваться «пошлыми путями мозга», а когда не получается, просит у себя прощения. По ходу нашей Zoom-пьесы оказывается, что ее работа мечты на данный момент — записать хорошо продуманный музыкальный альбом. Ведь, вообще-то, профессор (и художник!) Рихтер — выходец из музыкальной индустрии. В юности он владел собственным лейблом в Гамбурге. Услышав демозапись своей студентки Ани Пляшг, сказал, чтобы она сконцентрировалась на музыке и не тратила время на живопись. В итоге сейчас солистка полуакустической экспериментальной готичной группы Soap & Skin — одна из самых больших артисток в Австрии. Настя, поступая к Рихтеру в класс, хотела послушать, что он ей скажет про ее фокусы. «Но никак не заниматься вонючей живописью, которую я искренне ненавижу». Ливаднова тоже человек-оркестр.

«Я чувствую, что самое сложное в моей работе — ее выпустить, совершенно точно зная, что это последний раз, когда она мне нравится. Больше таких волнительных чувств у меня к ней никогда не будет. Для меня это пока непонятное ощущение на грани. Можно ли это назвать одержимостью меняться? Это то, чем я озабочена постоянно, ежедневно. Я живу в очень странном состоянии вечного ожидания следующей мысли. Это состояние скольз­кое — ты постоянно вне меры и пребываешь в иллюзиях. А еще в конце дня ты ложишься спать и тебе не с чем себя сравнить». Спрашиваю, в какой она форме как художник, если все так непросто. «Я замечаю за собой феномен замедленной фантазии. Есть какие-то процессы, которые я не могу сразу озвучить. При всей моей внешней экспрессии я долго и много думаю. Про состояния. Мне нужно все нащупать, буквально. Это не ежесекундный пикет. Процесс».

«Я не продаю предмет, я продаю свой образ. Я буквально продаю воздух»

Долго ли коротко Настя думает, но публика хочет знать, сколько Ливаднова стоит как художник. «Я с каждым сезоном меняюсь, меняются цены. Мой съемочный день стоит одну цифру, фотография — другую, съемка в кино — третью. Плюс все зависит от обстоятельств». На ее первой ярмарке современного искусства организаторы спросили, сколько стоят скульптуры. Настя не знала, что ответить, и спросила, а сколько предложили бы они. Предложили 5000 рублей. «В итоге мои работы были ­САМЫМИ демократичными на той модной московской ярмарке. Скромнее этой цифры там не было. Тогда у меня ничего не купили. Зато через какое-то время мне начали писать жены богатых мужей с желанием купить работы». Настя озвучила 30 000, состоятельные женщины возмутились и начали торговаться. Я смеюсь и понимаю, что горнило современного искусства закаляет обе стороны сделки именно таким образом. На сайте XL Gallery, кстати, цен нет. Что логично, Елена Селина никогда не работала только ради продажи. Ее галерея культовая. Но и Настя продает не продукт, а себя. «Вы должны понимать, что меня не характеризует цена работы, ведь я не продаю предмет, я продаю свой образ. Я буквально продаю воздух». Я начинаю с Настей спорить: торговать собой и воздухом — разные вещи. Когда ты говоришь, что продаешь себя, значит, ты торгуешь своим ресурсом, который так или иначе должен быть восполнен. Как его восстановить и как определить, исходя из этого, стоимость работ? «Мои финансы сейчас зависят не от галереи. Есть проекты, где я проявляюсь иначе, не в предмете, который можно купить. Галерея — лишь процент дохода».

Конечно, работы должны Ливадновой нравиться. «Хитов не так уж много. Но есть работы, которые подводят к хиту. И когда я понимаю, что вот он хит — не могу отдать его за бесплатно». Настя снова мыслит категориями музыки. А я вспоминаю очень красивый и сильный кампейн подиумной линии Ushatava. Проект назывался Paper Street, и в нем модели вылезали из прорезей в бумажном заднике фотофона, частью которого были и платья. Настя разработала идею и срежиссировала кампейн. «Меня интересует разнообразие, и мне сложно соотносить себя с арт-индустрией. По возможности хотела бы с ней не ассоциироваться. Мои работы, которые искренне удивляли меня в моменте, — сегодня в топе моих нелюбимых. Так происходит со всеми проектами». Со всеми, но не со всеми. Видео, которое Ливаднова сняла для группы СБПЧ, ей не просто нравится: «Оно как мой ребенок. Не любить его — запрещено». Притом, что с солистом Кириллом Ивановым они лично не знакомы, он доверился ей и получил тот самый хит. «Когда на Кирилла смотришь, никогда в жизни не представишь, что этот высокий мужчина, не самый гибкий для сцены, с выдержанной мимикой скандинавских стран, может выдать строчки “для нежных и трепетных, для всех мягких сердцем”. Это то, что реально вдохновляет. Вдохновляет, что он сделал потрясающий фокус в виде смелого чувственного путешествия, оставаясь двухметровым собой. Маг?»

«Как можно быть счастливым, когда ты смотришь на себя и на людей вокруг как на рыночное мясо?»

«Даже вещь, которая тебя не впечатляет, нужно доводить до конца. Я бы отнесла себя — хотела бы отнести — к ответственным животным. Мне сложно понять тех, кто действует без серьезности намерения. Смысл что-то делать, если ты не одержим? Зачем встречаться с кем-то, если не хочешь завести семью? Я существую в парадигме “всё или ничего”. Разумеется, она достаточно опасна». Ливадновой всего 24 года, но она очень серьезна. «Мне нравятся строчки песни “Я злой человек, я твой человек, смотри на меня, падает снег”. Мне нравится, что она без прикрас, и в ней я нахожу себя. Я не про милое выражение лица, а про смелость быть живой, неудобной и гневной. Но это не отменяет мягкость и преданность по отношению к любимым людям. Время от времени я читаю Библию. В Новом Завете описывают одни и те же замыслы и заповеди. Нельзя завидовать, малодушничать. На каждой странице я ощущаю себя абсолютно плохо. Ведь у меня есть невеликодушные мысли, желание отомстить, не­умение прощать. Это не значит, что я отомщу, но значит, что не прощу. А это грех — я не умею прощать. И, читая, я чувствую свою слабость. В Библии меня поражает то, как четко очерчена система координат: сразу понимаешь, что истинно, а что — ложно. Мне нравится, как в каждой главе одна и та же мысль проговаривается разными словами».

У Библии есть один спецэффект: она проявляет ложность многих социальных концептов. «Из-за этого становится еще сложнее находить общий язык с кем-либо в поле моральных ценностей. Ты автоматически начинаешь чувствовать себя одиноко, продолжаешь быть вне конкурсной программы. В нынешних реалиях сложно соответствовать заповедям. Они будто бы больше общественно не котируются. Например, тот же секс до брака. Почему мы соглашаемся на страсть с кем попало и это считается новой нормой? Когда секс вне семьи, если в сухом остатке, это всегда про не­уверенность в себе и в своем выборе. Не надо быть гением, чтобы это понять. Если называть вещи своими именами, это — малодушие. Меня интересует именно этот социальный фокус. Почему поддаются сомнению законы морали, которые не просто так придумали миллиард лет назад и которые прошли “аккредитацию временем”? Какая система координат у нас есть взамен? Вокруг себя я не вижу ни одного счастливого человека. Как можно быть счастливым, когда ты смотришь на себя и на людей вокруг как на мясо на рынке? Конечно, здорово, что шашлык снова в моде. Мясоеды долго ждали этой эры. Но в целом это всё про глубокую внутреннюю потерянность. Такова новая реальность. Реальность, где люди боятся Бога, а не боли. И это то, над чем нам всем стоит подумать».

«Мне очень нравится ненависть как жанр, чтобы с нее начать путешествие»

Вечерами, засыпая, смотрю, как Настя танцует в весенней луже своего родного города Ростова-на-Дону. Красиво танцует. Энергия прошибает через смартфон даже без звука. Сотни лайков, комментариев. Оказалось, Ливаднова ищет агента. «К счастью, у меня до сих пор нет представления, как должны выглядеть актерские визитки. По­этому я решила сделать серию самопроб на роль так, как мне самой было бы интересно смотреть. Показать динамику своего образа в разных обстоятельствах. Больших ролей в кино у меня пока не было, но это и не важно. Важно то, как естественно ты чувствуешь себя на сцене, где сценой может быть все».

Настя дружит с разными художниками. По ее определению всеми творческими людьми управляют демоны. За ними она и любит наблюдать. «Мне нравится общаться с теми, с кем мы не пересекаемся в одном поле. Это напитывает энергией и учит вертеть головой по сторонам. Такая интенсивная гимнастика для мозга». Попутно в переписке выясняю, что Ливаднова старается не возводить в культ кого-либо. Ей не близка система координат, где надо знать имена и быть «эрудированной». Она больше ценит внезапность. Это дает возможность быть сконцентрированной на себе и на всем мире одновременно. Но, конечно, она читает. Например, «Изнанку крысы» — трактат о языке писателя, математика, философа, сценариста и режиссера Романа Михайлова (он «как острые специи»). Или разговоры британского документалиста и киноведа Пола Кронина с режиссером Вернером Херцогом. «В этих беседах ценю прямолинейность, взгляд со стороны, не поучающий, а наблюдающий. Книга начинается со слов “Вернер Херцог ненавидит”. Мне очень нравится ненависть как жанр, чтобы с нее начать путешествие».

Настина литература та, где текст побуждает к действию. Ей интересно находить у других ответ на вопрос о времени (сколько его необходимо, чтобы создать значимое для себя высказывание; чтобы было «сказать как отрезать»). «Я замечаю за собой: то, что было в начале работы интересно, под конец может абсолютно не вдохновлять. Я уже давно впереди с новыми мыслями и новыми формами». Настя рекомендует мне интервью инди-певицы Кэролайн Полачек журналу November, где звезда делится невидимыми проблемами видимой жизни. «Я читала и думала: “Какая она крутая, какая она честная, спасибо вам большое, Кэролайн. Как в этом много жизни”».

Но жизнь изменчива, в ней много боли и радости. На всякий случай уточняю, рождаются ли лучшие произведения из любви или от глубокой депрессии. «Я бы хотела верить, что может происходить по-разному. В себе мне нравится способность превращать боль в сюжеты для работ. Но я бы хотела, чтобы эти работы никогда не создавались. В моем случае я годами переживаю сердечные раны, которые никогда и не пройдут, чтобы трансформировать их в не­ожиданное для себя высказывание где-то в будущем». Ей и самой очень интересно, что испытывают другие авторы, сколько раз им надо было внутренне умереть, чтобы вынести текст, над которым в будущем будут плакать или смеяться от абсурдности уже другие. «Ведь это со стороны выглядит так легко и чувственно, так глубоко и одновременно иронично, но все мы знаем, что наша любовь — это чья-то неожиданная смерть». Собственно, смерть любимых — один из ее главных страхов. Как и потерять веру и обрести вместо нее отчаяние.

При этом, по Ливадновой, если ты веришь в свой талант, то должен пройти испытание на терпение и силу. «Мне очень нравится текст в молитвах. В последнее время часто думаю об этом перед сном. Эти тексты отлично напоминают о том, что надо просить. Хочешь крепкую семью, проси не богатого мужа, а терпения и исцеления прошлых ран. Хочешь, чтобы твоя работа принесла плоды, проси не пиар-менеджера и просмотров, а сил и сфокусированности на деле. А еще желательно в неизмеримом количестве и шкурку потолще. Идти придется долго». Настю впечатляет, что наши бабушки и дедушки всё прочувствовали уже давно и всегда желали на дни рождения именно силы к характеру.

И вопросов к характеру Ливадновой нет. Я писала текст в самолетах, в кафе, когда Настя сидела напротив (обсуждения были страстными), в Tesla Cybertruck в горной деревне. Эстетику стимпанка сохранили, о вечном подумали. Через пять лет ей будет 29. Чего она хочет? «Завести семью. Я уже буквально шлифую свою концертную программу под названием “поведение”». Но пока девица-нож одна. «У меня сейчас замечательный период, внутри которого я общаюсь только с собой. Я называю его разговор по душам. Мне очень интересно, как далеко это может зайти».

Фото: Сулпан Акназарова.

Визаж и волосы: Майя Аскерова.

Свет: Никита Епрынцев.

Боди-арт: Селестия Диес Мартес

Теги:
Арт-дроп_2025, Ярмарка искусства 1703, Коллекционировать искусство

Комментарии (0)

Наши проекты

Купить журнал:

Выберите проект: