18+
  • Развлечения
  • Книги
Книги

Как Ахматова гостила у Мандельштама – отрывок из мемуаров Эммы Герштейн «Вблизи поэтов»

В издательстве «АСТ: Редакция Елены Шубиной» выйдут мемуары Эммы Герштейн – литературоведа, лично знавшей Мандельштама, Гумилева, Цветаеву, Пастернака и Ахматову. В честь 130-летия Анны Андреевны «Собака.ru» публикует отрывок из книги, в котором рассказывается, как она приезжала в гости к Осипу Эмильевичу.   

Ахматова

К приезду Анны Андреевны Осип Эмильевич заготовил шуточное длинное послание, в котором были такие фразы: “…Если у вас закружится голова, обопритесь о господствующий класс”; “Вы будете говорить, а мы будем слушать — слушать и понимать, слушать и понимать…”

Анне Андреевне отвели кухоньку (без плиты), и эта маленькая келья прозвана была “капище”, следующие комнаты тоже получили соответствующие названия, но я их не помню.

С Осипом Эмильевичем у Анны Андреевны были свои отдельные разговоры — я при них не присутствовала. Только однажды, заглянув по какой-то надобности в “капище”, я застала их вдвоем. С детским увлечением они читали вслух по-итальянски “Божественную комедию”. Вернее, не читали, а как бы разыгрывали в лицах, и Анна Андреевна стеснялась невольно вырывавшегося у нее восторга. Странно было видеть ее в очках. Она стояла с книгой в руках перед сидящим Осипом. “Ну, теперь — вы”, “А теперь вы”, — подсказывали они друг другу.

 


Наденька, как хорошо, что она уехала! Слишком много электричества в одном доме

Как-то, веселые и оживленные, вернулись они вдвоем из гостей. Осип Эмильевич сделал за один вечер несколько “гафф’ов”: не так и не с тем поздоровался, не то сказал на прощание и, главное, скучал, слушая чтение нового перевода “Эдипа в Колоне”. Переводил С.В. Шервинский вместе с В.О. Нилендером, кажется, именно Нилендер и читал в этот вечер. Домашние смешки и словечки вылились в шуточное четверостишие Мандельштама:

Знакомства нашего на склоне

Шервинский нас к себе зазвал

Послушать, как Эдип в колонне

С Нилендером маршировал.

 

Анна Ахматова. 1920-е годы

Анна Ахматова. 1920-е годы

Ахматова дружила с Шервинским, но для Мандельштама поэты и деятели искусств подобного склада были противопоказаны. Так как я слышала много восторженных отзывов о Шервинском от его учеников, в частности от моей подруги Лены, от артистов-чтецов, студентов ГИТИСа, от переводчиков, я спросила Осипа Эмильевича, как он относится к нему. “Молодой человек с Пречистенки, — равнодушно ответил Мандельштам, имея в виду поколение, вышедшее из семейств московской высшей академической среды, — он таким и остался”.

Анна Андреевна стала собираться домой в Ленинград приблизительно в конце февраля. Провожать ее поехал на вокзал Лева. Как только за ними закрылась входная дверь, Осип Эмильевич бросился на тахту и вскричал: “Наденька, как хорошо, что она уехала! Слишком много электричества в одном доме”.  


Теперь ему опять недоставало Ахматовой. Он требовал по телефону, чтобы она вернулась в Москву

После отъезда Анны Андреевны в доме Мандельштамов наступила какая-то пасмурность. У них появилась тень раздражения против нее. Надя с оттенком недоброжелательности указывала, что Ахматовой легко сохранять величественную индифферентность, так как она живет за спиной Пунина. Как бы ни было запутано ее семейное положение, но жизнь в этом доме хоть немного, но обеспечивала ее. А Мандельштаму приходится вести ежедневную борьбу за существование. Осип Эмильевич утверждал, что Ахматова неофициально уже признана классиком. Зашел у меня разговор с ним о ее поэзии, и среди его одобрительных слов мелькает все-таки замечание о “манерности” ее ранних стихов, впрочем, добавляет он, “тогда все так писали”. После обычных бормотаний Мандельштам проговаривает с осуждением: “…аутоэротизм…” В другой раз Надя резко критикует безвкусные завершения в некоторых стихотворениях из “Четок” и “Белой стаи”: “Как можно писать — «Даже тот, кто ласкал и забыл» или «Улыбнулся спокойно и жутко»?..”

Лева подарил мне свою фотографическую карточку, сделанную для удостоверения. На обороте стал писать акростих:

Эмаль, алмазы, позолота

Могли б украсить египтян,

Моей же девы стройный стан

Дальше он не мог придумать. Ходил по комнате и повторял эти строки певуче и выспренне. Осип Эмильевич выхватил у него перо, быстро переделал “стройный” на “красит” и стремительно приписал:

Аршин трико иль шевиота.  

Петров-Водкин, Портрет А. А. Ахматовой, 1922

Петров-Водкин, Портрет А. А. Ахматовой, 1922

В марте Лева уехал в Ленинград, но через месяц вернулся в Москву. Однако Мандельштамы его к себе не пустили. Он, как и было при Анне Андреевне, ночевал у Ардовых. Там актрисы, соленые анекдоты Виктора Ефимовича, всеобщий бесшабашный тон, который охотно поддерживала Надя. А Мандельштам снова впал в страшное беспокойство. Как только Лева подымался от Ардовых наверх, Осип Эмильевич встречал его словами: “Сделаем что-нибудь гадкое”. И они звонили по междугородному телефону к Анне Андреевне в Ленинград.

Мандельштам продолжал бесноваться. Куда он убегал из дому, и кого встречал, и с кем разговаривал — я тогда не знала. Впоследствии выяснилось, что он продолжал искать случая дать пощечину Алексею Толстому и читал почти “направо и налево” свои стихи о Сталине. Теперь ему опять недоставало Ахматовой. Он требовал по телефону, чтобы она вернулась в Москву. Однажды после такого разговора обратился ко мне вне себя: “В конце концов, мы — акмеисты, члены одной партии. Ее товарищ по партии в беде, она обязана приехать!”

Ахматова приехала 13 мая. Они провели вместе один день. Поздно вечером явились гэпэушники с ордером на арест Мандельштама. Всю ночь производили обыск. Осипа увели.  

Следите за нашими новостями в Telegram
Рубрика:
Чтение

Комментарии (0)