Бренд-менеджер и партнер марки Ulyana Sergeenko в поисках русских кодов проделал путь из Луги через Петербург, Антверпен, Париж и Москву, чтобы обнаружить их в Нерехте, Костроме и Дивеево. Теперь наши традиционные промыслы хорошо знакомы не только Наталье Водяновой, но и Мадонне, Бейонсе и Орнелле Мути.
#русскиекоды #вспомнитьвсе #вотмоядеревня
Многие отказываются следовать за своей мечтой, считая, что достичь ее невозможно. В мире нет границ, важно действовать, какой бы трудной ни казалась задача. В случае бренда Ulyana Sergeenko эту мечту воплощают более ста человек, которых объединяет абсолютная вера, я бы сказал, детская наглость воображать. Ульяна уже в самом начале точно знала, в каком направлении ей хочется работать, обсуждала с нами темы русской готики, деревни, свои любимые фильмы и книги, культуру родного Казахстана, стран Кавказа и просто разные вещи и события, как правило из детства. Теперь все это находит свое место в наших коллекциях.
Мировая консюмеристская тенденция меня расстраивает. Уже дошел до того, что часто хожу в косоворотках, они мне гораздо милее дизайнерских рубашек. Как здорово было бы возродить старинные русские техники, которые использовались для изготовления одежды, украшений и даже обуви. Ведь раньше почти каждый населенный пункт славился чем-то особенным: плетенными вручную кружевами, особыми видами вышивки, финифтью, сканью и множеством других промыслов и декоративных приемов. Сколько можно жить в иллюзорном мире, где нам навязывают, что носить, что пить и что есть?
Как формировались мои визуальные коды? Я постоянно учился, но скачок происходил только после выхода из зоны комфорта. Родился в маленьком городе Луге, но с детства мечтал переехать в Петербург. Мне хотелось окунуться в другую культурную среду, поэтому сразу после школы, в шестнадцать лет, поступил в Политехнический университет. Сначала было очень тяжело: я всегда был домашним мальчиком. Тем не менее Петербург был и остается одним из самых сильных визуальных потрясений в моей жизни. Чем дальше, тем сильнее он кристаллизуется в некий волшебный фантом. В семнадцать лет я устроился к Алене Ахмадуллиной, где узнал, как происходит пошив коллекции, готовится показ, как общаются с клиентами. Тогда всем руководил Аркадий Волк, сильнейший визионер и активист русской моды, человек нереальной работоспособности и таланта. Из-за возникшей любви к дизайнерам антверпенской школы я за три года выучил голландский язык, прочитал всю доступную литературу о бельгийском дизайне, некоторое время прожил в Голландии и Фландрии. Вскоре переехал в Париж, где два года работал на альтернативный бренд Damir Doma. Это снова был выход из зоны комфорта, но в то же время сильнейшая школа. Затем я вернулся в Петербург и занимался отделом моды в журнале «Собака.ru» — этот опыт научил меня смотреть на вещи объективно, а также важному умению редактировать.
Для меня русские коды — в городах Золотого кольца. Переславль-Залесский, Ростов Великий, Нерехта, Кострома, Дивеево, Сергиев Посад — те места, без которых в принципе трудно представить себя русским человеком. Мне грустно, что их значимость не доносится до наших соотечественников: нет пропаганды этого богатства, нет внутреннего туризма. Сила русского человека — в близости к своим корням.
Эстетические коды видоизменяются. Мы не можем быть всю жизнь влюблены в одни и те же вещи, но есть и то, что остается навсегда. Мне в этом помогла разобраться Ульяна Сергеенко. Я боялся обращаться к детским воспоминаниям, потому что очень переживал из-за разных событий той поры. Но постепенно стал снимать этот блок в беседах и понял, что самое радостное, искреннее, близкое — родом из детства. Надо было пройти нелегкий путь внутреннего поиска — через антверпенские гаражи, «пожеванные» фактуры голландско-бельгийского происхождения, труд на концептуальный бренд, — чтобы понять прелесть и силу простых вещей, которые окружали меня в детстве и остались самыми дорогими. Раньше я от этого отказывался, был слишком юным, снобом, а теперь понимаю, что это самое теплое и настоящее.
Мои бабушка и дедушка жили в деревне Большие Шатновичи. Я проводил у них каждое лето — три месяца каникул бегал по лесам, полям, берегам рек, прямо как в фильме «Королевство полной луны». В компании друзей, в этом сумасшедшем сказочном хороводе, мы все лето кружили по окрестностям. Деревенская эстетика — половики, прялки, вышитые рушники, рубахи, фаянсовая посуда, глиняные горшки — все время была рядом. Даже советские предметы — грубые, но такие родные. Например, послевоенная мебель или посуда, как та рюмка, из которой мой дед Василий традиционно выпивал самогон в обед, под борщ или окрошку.
Меня поражала эрудиция деда, ветеринара. Он — мой главный герой. Почти слепой (повредил глаза на войне), он гонял на мотоцикле, ходил на рыбалку, на охоту, за грибами и везде таскал за собой меня. В юности он изучал в Великом Новгороде рукописи в Историческом музее и считал, что нашел место, где захоронен Рюрик, даже показывал мне этот курган. Эти исторические расследования, эта бесконечная паника мозга — в чистом виде я. Он был сильным, я же бываю неуверенным и эмоциональным, а может, он просто умел скрывать свои переживания. Его очень любили и называли Вася Хозяин, и это отношение людей говорит о масштабе личности. Бабушка Надя была полной противоположностью деду: происходила из крестьянской семьи, простой, но религиозной, всегда следила за тем, чтобы дом был светлым и уютным, устраивала по церковным праздникам застолья. Уважение и любовь к православной культуре я унаследовал от нее, а с ними и чисто русскую тоску и бесконечную печаль. Теперь я не боюсь все это принимать. Поиск национальных кодов доставляет мне огромное удовольствие именно потому, что они и есть правда.
Комментарии (0)