Андрей Исаев-Апостолов — онколог, выпускник медицинского факультета СПбГУ, приехал в Петербург из южного города Шахты. Сегодня он — эксперт благотворительного фонда «Не напрасно», занимающегося помощью онкопациентам (и их семьям!), обучением врачей, а также системными проектами по развитию медицины в России, и руководитель просветительской платформы (все ссылки там — только на современные исследования, а не на устаревшие учебники!) для медиков, людей столкнувшихся с раком, и просто всех неравнодушных к теме онкологии — HSO Talks. В разговоре с «Собака.ru» лауреат нашей премии «Новые имена в медицине» рассказал, как он пришел в профессию, когда российское здравоохранение было в расцвете и что с ним произошло потом.
О магии медицины и детской любви к Елене Малышевой
Я решил стать врачом еще до школы, лет в 6. Зачитывался детскими энциклопедиями о здоровье и теле человека, делал мягким игрушкам уколы, не пропускал ни одной программы Елены Малышевой. А главное — был в абсолютном восторге от своей бабушки, которая работала тогда главным врачом в крупной городской поликлинике. Меня восхищал ее белый халат, просторный кабинет, телефон на столе с кучей кнопок и то беспрекословное уважение, с которым все к ней относились. Профессия врача была для меня окружена почетом, благородством, огромной важностью и трудом, о котором все говорят с восхищенным придыханием. Меня пленил этот мир и я, сопливый дошкольник, твердо решил посвятить свою жизнь медицине. Когда ты ребенок, ты видишь в медицине только магию, ты не видишь, что за ней кроется безумная усталость, выгорание, сложности с пациентами, низкие зарплаты. Со временем, погружаясь в эту профессию, я кардинально пересмотрел свое отношение по всем этим пунктам — от мнимой важности белого халата до возвышенного мессианства самой медицины. Но любовь к профессии и четкое понимание, что я связан с этим навсегда, остались и стали еще крепче.
7 поколений врачей
В нашей семье ходило много легенд о предках-врачах. Это похоже на цепную реакцию — ты смотришь на своего родственника, будучи ребенком, принимаешь решение стать врачом, потом тебя видят твои дети и так далее. Замкнутый круг. Практически все по линии отца в нашей семье были связаны с медициной. Бабушка, дядя, тетя, многочисленные родственники — на семейных встречах обсуждали врачебные будни, домашние фотоальбомы пестрели белыми халатами, а рассказы о знаменитых представителях врачебного рода стали неотъемлемой частью любых посиделок. Все это аккумулировала вокруг себя бабушка, известный в городе врач, она работает по профессии до сих пор, несмотря на преклонный возраст. Ее харизма, умение восхитительно передавать семейные истории, обаяние и безупречный внешний вид могли покорить кого угодно, так что она стала таким мотивационным ядром для будущих врачей в нашей семье.
Она рассказывала, что основателем нашей врачебной династии была ее бабушка, одна из первых женщин-хирургов в России, да еще и гречанка по происхождению. Ей пришлось столкнуться с огромным количеством трудностей, но она стала уважаемым и талантливым доктором в одной из крупных больниц страны. Такая вот история об эмансипации едва ли не столетней давности.
О татуировках
У меня много татуировок. Их главная цель — напоминать себе о чем-то важном в моей жизни или биографии, о чем легко забыть, когда все состоит и рутины. Это медицина, музыка, важные люди в моей жизни, фразы, которые как-то на меня повлияли. Например, у меня набиты первые буквы фразы «Не навреди» на греческом. Для большинства людей это просто заезженное выражение, но когда сталкиваешься с медициной как врач, понимаешь настоящий смысл этих слов.
Про золотой век российского здравоохранения
Он пришелся на время моей учебы в ординатуре — 2017-2019 год. У нас все было очень неплохо, было много надежд на то, что онкология в России не будет уступать европейской и американской, проблема была больше в кадрах.
В некоторых регионах появлялись новые препараты, новые возможности для лечения. Увеличилось финансирование, у государственных клиник появилась возможность использовать новейшие методы лечения за счет ОМС. Стало больше хороших врачей, в онкологии это явно чувствовалось — выросло число грамотных специалистов, которые хотели и были готовы лечить по международным стандартам, а не по каким-то местечковым профессорским правилам, навязанным учебниками 80-ых годов. В принципе качество нашей работы и уровень врачей сильно шагнули вперед за последние годы. Но условия изменились в какой-то момент, и многое из достигнутого, к сожалению, оказалось утрачено. Сейчас все стало еще гораздо сложнее, труднее, но мы продолжаем работать, выбора нет.
Про тех, кому не все равно
Сейчас в работе у меня два основных направления. В первую очередь, «Онко вики» — это проект фонда «Не напрасно», энциклопедия для всех людей. Не только врачи стали грамотнее, но и пациенты. Этот проект помогает им знать больше о лечении заболевания, мировой практике, актуальных исследованиях. Так мы стараемся дать больше доказательной, современной, правильной информации пациенту, его родственнику или просто интересующемуся медициной человеку. Еще я занимаюсь проектом для молодых врачей HSO Talks. Я создал его еще во время учебы в университете, потом поступил в Высшую школу онкологии (проект фонда «Не напрасно» — грантовая программа, которую получают выпускники вузов, проходя перед этим сложный конкурс).
Кстати, фонд «Не напрасно» и HSO talks запустили подкаст «Вам не ко мне». Он призван примирить онкологов с остальным врачебным миром и помочь их пациентам. В каждом выпуске ведущие-онкологи приглашают на встречу к себе врачей других специальностей, чтобы обсудить с ними медицинские новости и темы, разобрать случаи из практики и понять, как можно улучшить взаимодействие между собой.
Об увольнении из американской медицинской компании
Я работал в американской компании, которая занимается молекулярной онкологией. Что это значит? Раньше онкология выглядела так: есть условно 10 способов, которыми можно лечить конкретный рак. Если его находили у человека, то врач выбирал способ лечения с учетом возраста, стадии и начинал лечить. Сейчас мы живем в мире персонализированной онкологии, когда врачи сначала анализируют весь геном пациента и находят какие-то специальные мутации, на которые можно воздействовать. Это лечение более точное, безопасное и современное. Чаще всего это полезно пациентам, для которых уже все возможные методы были испробованы, больше ничего не осталось — для них это может быть спасением.
Компания, в которой я работал, занималась анализом для поиска этих точек лечения. Она работала по такому принципу: лечили только американских пациентов, но сотрудники были в разных странах, в том числе в России. У нас очень много хороших врачей и биоинформатиков, но они не так востребованы, как в той же Америке. Кроме того, им можно было платить гораздо меньше, чем врачам из США. После 24 февраля компания покинула Россию, а местным сотрудникам предложили релоцироваться в Армению. По некоторым причинам я отказался, пришлось уволиться. От того, что конкретно эта компания ушла, скорее пострадают врачи, а не пациенты. Она давала колоссальный опыт своим работникам.
Про медицину после 24 февраля
Санкции и обстановка уже сильно отразились на тех проектах, про которые я рассказывал. Например, Высшая школа онкологии (ВШО), которая существует исключительно на пожертвования, отменила стипендию для врачей. А это один из ключевых аспектов обучения, потому что ординатор в России вынужден днем учиться, а по ночам работать, особенно если он приехал из другого региона, снимает квартиру или платит ипотеку, кормит детей или котов. Это очень тяжело. И одна из целей ВШО было помочь резиденту сконцентрироваться на обучении — ему платили стипендию, платили за ординатуру. Суть гранта в том, что бюджетная ординатура в катастрофическом дефиците в России, а сейчас вообще там по одному бюджетному месту на один вуз. И этот грант позволял оплатить ординатуру, то есть тот, кто не мог позволить себе стать онкологом, приходил в поликлинику работать участковым терапевтом. Это тоже очень благородно, но человек, может быть, мечтал стать онкологом, ему давали такую возможность. Теперь такого не будет. Теперь ВШО — это просто проект обучающий. Проблемы большие с лекарствами, с логистикой.
Хочется верить, что сохранится желание хотя бы работать дальше в России, потому что огромное количество моих знакомых, прекрасных врачей, покинули страну и продолжают уезжать. Это люди, которые могли бы в нашей стране и до этого продолжали менять онкологию, медицину к лучшему, и у них получалось. Теперь они будут делать это в Америке, Израиле и Германии. Однако фонд «Не напрасно» и большая часть его сотрудников продолжают работать в России, помогая онкологическим пациентам и их близким по всей стране.
Про реакцию СМИ
За последние месяцы каждую неделю появлялись новости из разряда: «Россияне останутся без лекарств». Очень люблю подобные заголовки, у меня даже есть личный блог, где я периодически рассказываю про интересные публикации в таблоидах. Если ты не врач, и читаешь заголовок о том, что огромная известная фармкомпания ушла из России, пациенты остались без лечения, ты начинаешь паниковать. А врач понимает, что на самом деле за этим стоит нечто совсем другое. Одними из последних, кто перестал работать в РФ, была фармкомпания BMS. На самом деле, они только приостановили клинические исследования. Но большая часть пациентов в нашей стране получает лечение не в рамках клинических исследований, а по ОМС. Но, к сожалению, со временем происходящее очень сильно отразится на наших возможностях лечения пациентов, и врачи это понимают.
Проблема российского здравоохранения
До сих пор некоторые рекомендации и стандарты оказания медицинское помощи выглядят сложно и запутано, а хочется сделать российское здравоохранение по-настоящему открытым, полезным и человечным. Иногда создается ощущение, что вся система до сих пор продолжает существовать по инерции еще с советских времен, когда здравоохранение выглядело максимально закрыто.
Есть молодые врачи, новое поколение специалистов здравоохранения, которые не согласны с тем, что происходит, с тем, что их учат по устаревшим учебникам, что вместо того, чтобы полноценно лечить людей, мы по большей части занимаемся бумажками, какими-то выписками, графиками, статистиками, в общем тратим большую часть своей силы, потенциала, и времени на вещи, не имеющие никакого отношения в реальному лечению. Вся работа врача в России — это попытка балансировать между законом и желанием помочь пациенту. И эти люди придумывают Высшую школу онкологии, мы придумываем проект по типу HSO Talks. Мы все заслуживаем большего, и пациенты заслуживают большего.
Про планы на будущее
В желании работать для наших пациентов, становиться лучше и менять здравоохранение важно не вступать в конфликт с самим собой и со своим собственным благополучием, со своей безопасностью. Я не исключаю, что буду жить не только в России, — думаю, такой вариант никто сейчас не исключает.
UPD на момент публикации интервью:
Сейчас Андрей стажируется в Хайфе по грантовой программе для выпускников медицинских вузов Young Doctors. В конце 2023-го он получит израильскую лицензию врача-онколог аи сможет спасать людей от рака в международном масштабе. Российских пациентов Андрей пока ведет дистанционно и отвечает на вопросы о болезни через портал «Просто спросить».
Комментарии (0)