Искусствовед, художник, настоящий денди, куратор выставки «Пир в Валгалле», которая в июне откроется в залах Академии художеств, считает дресс-код необходимым для маскировки, вспоминает лихие 1990-е, рассказывает о том, на что ориентироваться сегодня.
Начало
Для большинства людей детство – это преодоление стыда. Я помню, как было неловко ехать в автобусе из-за ощущения, что все на тебя смотрят. С этим чувством мне удалось справиться с помощью телевидения. В тринадцать лет я попал в детскую студию, где надо было вести литературные передачи, сниматься в каких-то фильмах. Раз в неделю мы проходили муштрующий актерский тренинг. Все это позволило преодолеть стеснение – важный творческий момент, связанный с сексуальностью. По Фрейду, изначальная энергия трансформируется в творчество. То есть художники и поэты сначала бегают за юбками, как Пушкин, Хармс, Лермонтов или Маяковский, а потом становятся творцами. Я всегда любил примерять различные маски, становиться кем-то другим. Наряжаться в стиле Серебряного века я начал еще в университете. Ночью мы с друзьями ходили в белых плащах, широкополых шляпах и длинных шарфах. Гуляли белыми ночами среди архитектурных памятников эпохи модерна, читали Северянина и Блока. Тогда же начались костюмированные вечеринки – петербургский обычай, который идет от петровских ассамблей. Даже рейвы здесь всегда были тематические: не социальные, протестные, а для развлечения и отдыха. Если немец на вечеринке работает над собой, то русский прежде всего отдыхает – обломовская медитативная традиция. Все это клубление сопровождалось фейсконтролем и дресс-кодом, которые в светском обществе соблюдались всегда. Грязных персонажей из эпохи рок-н-ролла, естественно, не пускали. Первые вечеринки проходили на каких-то руинах, во дворцах, в необарочных конюшнях, на кронштадтских фортах, в бассейне, на льду «Юбилейного» или на танках в Артиллерийском музее.
О лучших образах
Самый лучший наряд – это когда ты одет в шикарный костюм или, наоборот, голый и тебе есть что продемонстрировать. 1990-е были эпохой трансвестизма. Основатель Новой академии изящных искусств Тимур Новиков устраивал в клубе «Тоннель» вечеринки, которые назывались «Фрикадельки». Мужчин пускали только в женской одежде, и было неважно, гетеросексуал ты или нет. В нашем городе это вообще не имеет значения, особенно в богемных кругах. Нельзя сказать, что ты прекрасная девушка или известный художник, важно, в каком ты состоянии. Внешний вид должен соответствовать внутреннему содержанию. На вечеринку я пришел бритый наголо, в сапогах, клетчатых чулках и обтягивающей футболке диджея Лены Поповой, а фотограф Валера Кацуба надел женскую матроску. Хотя время было стремное, тогда это было нормально: позволялось то, о чем теперь даже подумать трудно. Когда я первый раз побывал за границей, то стал носить шикарные дорогие костюмы, смокинги. В таком виде я посещал сквот на Фонтанке, 145, где проводились первые техно-вечеринки. На мою свадьбу художницы Глюкля и Цапля сделали мне подарок – сюртук. Жабо было сделано из волос невесты, а в руках мы держали авоськи с любовными письмами. Как-то я попал на кислотную вечеринку в чистом поле под Шартром. Туда меня привез консультант французского Министерства культуры, эксперт по независимым нелегальным мероприятиям – такая была должность, – специалист по опен-эйрам. И вот мы приехали к этому незнакомому племени: ничего вокруг не видно, только освещенный Шартрский собор за холмом. Вокруг настоящие рейверы, кочевники, разъезжающие в грузовиках, в спортивных куртках с капюшонами. На моего приятеля, который был в скромной кожаной куртке, местная публика наехала чуть ли не с ножом, заподозрив в нем полицейского соглядатая. А я в своем сюртуке выглядел как полный идиот, и меня вообще никто не тронул. Дресс-код очень важен, иногда он выступает как маскировка.
О винтаже
В Русском музее хранится купальник с вышитым крестиком портретом Маяковского – наше совместное с Леной Поповой произведение. В 1990-х она была страстной поклонницей винтажа: обегала секонд-хенды, где нарывала огромное количество сокровищ. Эти вещи дорабатывались, и мы, деятели Пушкинской, 10, все в них разгуливали. В париках, пестрых пиджаках, брюках клеш, ботинках на платформе – своеобразный стиль T. Rex. Это смотрелось довольно странно, но в России шла криминальная революция, и странных людей было много. Культура переживала семиотическую катастрофу, и определить, что есть что, было очень сложно. Несмотря на всеобщую агрессивность, самый безумный внешний вид не вызывал на улице непонимания. Я не думаю, что люди решились бы так ходить сейчас. На тот период пришелся расцвет художника Владислава Мамышева Монро, вжившегося в образ голливудской актрисы. Представьте, такая «девушка» идет по Невскому проспекту, пристает к матросам или к солдатам, а они его принимают за реальную женщину. Полное безумие, эпоха масок. Внимание к внешней стороне было попыткой создать новую фактуру, иное чувство жизни.
О стиле
Местные персонажи отличаются от московских. В столице все делается для художественных салонов: все радикальные акции происходят в галереях, в музеях, перед камерами. У нас же человек работает прежде всего с идеальным образом себя. Здесь ты стремишься к идеальному образу, который может быть лучше, чем ты есть. Посредством этого ты отражаешься в глазах других и сам отражаешь других – нарциссический уклон. Как говорил один из Шлегелей: «Интеллигентный человек должен говорить на многих языках». Ты должен иметь внутренний стержень, а внешне можешь быть в любом образе и слушать музыку жизни, которая играет на самых разных волнах. Я не пойду на танцы в том виде, в каком пойду на академическую конференцию, а в жилконтору – как на открытие выставки. Событию нужно соответствовать, для этого и нужен хороший гардероб. Иногда интересно выглядеть как буржуа. Сейчас мне нравится облик такого магритовско-хичкоковского мужчины, джентльмена в котелке.
Комментарии (0)