Драматург и сценарист, автор пьес «новой драмы» – произведений на острую социальную тематику в крайне реалистичной технике исполнения, написал сценарий к главному скандалу телесезона – провокационному сериалу режиссера Валерии Гай-Германики «Школа», показанному Первым каналом.
Я не ощущаю себя медийной персоной. Ими могут быть либо городские сумасшедшие, вроде Ксении Собчак, либо, наоборот, люди, которые проделали титаническую работу и дали остальным что-то такое, чего даже в нашем вопиюще неблагодарном мире не смогли не оценить, как физик Стивен Хокинг. Городским сумасшедшим я не являюсь, а чего-то громадного и нужного всей планете пока не сделал. Хотя моей маме, живущей в Тольятти, начали звонить какие-то дебилы и ржать в трубку, могут сказать ей, что я умер. Если такое нечаянное внимание со стороны нашего великого народа значит, что я медийный персонаж, то я им быть не хочу.
Сериал «Школа» стал бомбой закономерно. Он вменяемо написан и впервые разговаривает с молодежью не на языке телепузиков. Там есть эпатажные сюжетные ходы, персонажи ведут себя вызывающе, что раздражает, но не оставляет шанса игнорировать. Взять, например, советский фильм «Взломщик», в котором сыграл Константин Кинчев. Вокруг него в свое время были споры, разгромные статьи, люди старой закалки выступали с критикой. Или фильмы «Авария – дочь мента» и «Маленькая Вера». Все, в основе чего лежит честная работа и желание изменить что-то к лучшему, обречено на охаивание основной массой социума, потому что она – болото тупых пофигистов, которые не видят дальше собственного дивана.
Современный человек дезориентирован, он редко знает, чего хочет. В отрыве от зарплаты он вообще теряется. Многие люди в ответ на вопрос «А о чем мечтаешь ты?» начинают монолог, который сводится к тому, что они хотят жить как Брэд Питт, но денег на это не имеют. Неизменная ограниченность желаний раздражает. Возможно, спасение в том, чтобы не прогуливать институт или учиться действительно интересной профессии. Не стоит множить ряды бесполезных социологов-экономистов, чтобы потом с купленным дипломом юриста впахивать в офисе рекламным агентом и жаловаться на судьбу.
Патриарх «новой драмы» – красивое, но относительно меня преждевременное понятие. Вряд ли я достоин его, в отличие, например, от Вадима Леванова, который сделал побольше моего и для театра вообще, и для «новой драмы» в частности.
Отойдя от темы трудных подростков, в этом году я написал пьесу «Развалины» про ленинградскую блокаду. Несмотря на жесткий сюжет о том, как в семье Развалиных, чтобы выжить, едят свежие трупы, она неожиданно получилась не ужастиком, а философской трагедией о границах допустимого в экстремальной ситуации.
Менять занятие я не хочу: в других областях деятельности ощущения внутренней целостности – того, что делает тебя не просто статистической единицей, безликим налогоплательщиком, – у меня не возникает. Оно и понятно, завод или офис не предназначены для духовного роста. Хотя иногда бывает желание научиться управлять маленьким самолетом и уехать в какую-нибудь Южную Америку, перевозить индейцев и партизан, но это скорее романтический каприз вечно мятежного духа, а не целевое движение мысли.
Комментарии (0)