Правда, что пленные немцы строили малоэтажные кварталы в послевоенном Ленинграде?

Открытых источников о пленных немцах в Ленинграде и области чрезвычайно мало. Многие дела до сих пор засекречены. Так, еще весной 2021 года мы подали запрос на рассекречивание дела с отчетами НКВД «О режиме охраны и использования на работах военнопленных немцев», но на момент выхода этой книги ответа так и нет.

Из открытых архивов, впрочем, известно, что в местных лагерях НКВД были не только немцы. Например, по данным на октябрь 1946 года в лагере № 393 находилось 358 австрийцев и 77 венгров, немцев же было значительно больше: 9319 человек, в основном это были сержанты и рядовые. Офицеров среди них было всего 614. Жили они так (из акта осмотра лагерного отделения № 4 бывшего лагеря № 392 — вскоре его включили в состав лагеря № 393 — за 18 января 1946 года; всего в отделении было 3022 человека): «[Военнопленные] размещены в двух кирпичных бараках, разбитых на отсеки по 240–250 [человек], двухэтажные нары двухъярусные. Помещения сильно заражены клопами, полы грязные, нары также, имеет место хранение дров под нарами. Постельного белья (матрацев, подушек, одеял) нет, сушилки [отсутствуют]. Жил. помещения требуют дезинсекции — побелки. В Лазарете находится 119 человек, плюс один больной лежит в бараке, а четыре на [лагерных] пунктах. Больных ведут врачи в[оенно]пленные, записи в истории болезней на немецком языке, изолятора нет, условия обслуживания в палатах: матрацы грязные, [нательное] белье грязное, постельного белья нет. Вшивость достигает 50–60 %. Мед. персонал работает без халатов. Профилактические мероприятия не производятся, хлорной извести нет, фагопрофилактика и прививка не производятся, лазаретно-больные в основном тяжелые и многие инфекционные больные. Больные лежат в своей верхней одежде (брюки, фуфайки, шинели).

В декабре зарегистрировано 2 случая пневмонии, а после [лабораторного] исследования установлен брюшной тиф, оба умерли на 2–5 день. Вообще смертность велика, [например], с 1 по 15 января умерло 30 человек, из них 6 человек вне лазарета. Работа сан. части не налажена, сам [начальник] сан. части относится к работе халатно: аптеку ведет в[оенно]пленный, учета мед. имущества и его расхода нет». У 11 человек, находящихся в лазарете, была дистрофия; девять лежали с «производственными травмами»; один — с ангиной; 21 — с воспалением легких; столько же — с гемофильной инфекцией; шестеро — с гриппом; 23 пациента страдали острыми желудочно-кишечными заболеваниями; 15 — кожными болезнями; двое — брюшным тифом; один военнопленный был с обморожением; 14 — с «прочими болезнями».

***

Но и многие ленинградцы после войны жили в чудовищных условиях. Доктор исторических наук Александра Ваксера в своей книге «Ленинград послевоенный» пишет: «Общежития Кировского завода, например, размещались в развалинах завода Фореля, в мало приспособленных зданиях на проспекте Стачек, № 30 и 39, в подтрибунных помещениях заводского стадиона, на территории завода. Семейные жили по четыре-десять-семнадцать семей с малышами в комнатах, разделенных на ячейки обрывками обоев, бумагой, простынями; одинокие — по несколько десятков в комнатах-казармах. Во многих корпусах не было туалетов, водопровода. Обычно в комнате стояла параша и тут же длинный ряд керосинок. Недаром обитатели называли такие жилища „концентрационными лагерями“, „вертепами“. Многие предприятия и того не имели. На заводах им. Ворошилова (№ 800), им. ОГПУ (№ 349) и ряде других люди жили в цехах по несколько сотен человек, в бытовках, ленинских комнатах и т. п. На заводе „Прогресс“, реэвакуированном из Омска, из 5257 человек жилплощадь имели лишь 745. Остальные 4512 жили в цехах, библиотеке, лабораториях».

В Ленинграде и области было не менее 11 лагерей военнопленных, которые стали появляться в 1944 году. 29 сентября 1945 года вступило в силу «Положение о трудовом использовании военнопленных», согласно которому лагеря направляли на стройки и предприятия — в типовом договоре их именовали «хозорганами» — военнопленных и получали за это денежное вознаграждение. «Администрации лагерей было непросто привлечь немцев к труду. Значительно осложняла решение этой задачи неприспособленность пленных к климатическим условиям Ленинградской области. Подавляющее большинство немецких военнопленных скрывали свою истинную специальность и квалификацию, чтобы уклониться от выполнения высокопрофессиональной работы. Огромные трудности порождало то, что сотрудники лагерей в большинстве своем не знали немецкого языка», — пишет историк Владимир Пянкевич. Из акта осмотра лагерного отделения № 4 бывшего лагеря № 392: «Во время рабочего дня в[оенно]пленные стараются всякими мерами уклониться от выполнения работы, многие из них притворяются больными, часть их прячется по углам и подвалам, некоторые стараются отстояться у костров и т. д. Зафиксирован ряд случаев неподчинения и открытого сопротивления в[оенно]пленных [инженерно-технических работников] при попытке заставить их выполнять работу».

***

Судя по одному из докладов, в дегуманизирующем бюрократическом языке пленные немцы были синонимом словосочетания «рабочие единицы». 18 января 1946 года некий товарищ Маламут — будучи начальником дорожно-строительного района (ДСР № 4) — одновременно стал начальником лагерного отделения № 3 Лагеря № 393. Заключенные из этого лагеря работали на восстановлении Нарвы, когда Маламут, по версии функционеров из ЦК КП(б) Эстонии, начал перебрасывать рабсилу на стройки ДСР. «Своими поступками тов. Маламут вывел из строя несколько сот рабочих единиц, доведя их до дистрофии и смерти», — писал в докладной ответственный организатор оргинструкторого отдела партии Цветиков. Так, в первом квартале 1946 года смертность военнопленных «приняла чрезвычайный размер» — умерли 187 «рабочих единиц»20. На это начальник Управления НКВД — МВД по Ленобласти генерал-лейтенант Иван Шикторов ответил, что при товарище Маламуте «физическое состояние военнопленных не ухудшилось, а улучшилось». За пять месяцев начальствования Маламут снизил вшивость военнопленных с 75–80 до 3,5 %, «лагерь был оборудован умывальниками, организована систематическая борьба с клопами». В доказательство Шикторов приводил следующие цифры: на январь 1946-го из 3007 военнопленных «труд фонд» составлял только 53 % (остальные — «больные и дистрофики»); на май «трудфонд» вырос до 77,5 %. Правда, количество пленных сократилось до 2756 человек — смерть почти 250 человек генерал-лейтенант в докладной не комментировал.

***

Немцы участвовали в строительстве новых домов, в восстановлении разрушенных зданий, а также были задействованы в промышленности. К третьей четверти 1946 года «трудовой фонд» лагерей — доля пленных, участвовавших в работах, — составил 92,7 % списочного состава. Историк Владимир Пянкевич отмечает, что этому способствовал отдел по делам военнопленных и интернированных (ОПВИ) — новая структура в аппарате УНКВД Ленобласти. Пленные относились к так называемому спецконтингенту. Помимо немцев, в спецконтингент включили заключенных, репатриантов и бывших советских военнопленных. Называя спецконтингент «невидимками», историк Александр Ваксер пишет, что пленные немцы, «например, участвовали в восстановлении завода им. Воскова в Сестрорецке, работали на фабрике „Победа“, строили жилые дома и пр.». Пленные из вышеупомянутого отделения лагеря № 393 участвовали в строительстве коровника в деревне Переярово, работали на Инструментальном заводе и заводе им. Степана Разина, а также строили дороги в Кингисеппе.

Толстый справочник «Лагеря для военнопленных НКВД — МВД СССР 1939–1957», изданный в Волгограде в 2013 году, — один из немногих источников, в котором мы нашли подтверждение сюжета «о пленных немцах» на строительстве ленинградских «коттеджей». На 341 странице — перечень районов, в которых спецконтингент из лагерей участвовал в возведении малоэтажных домов. Например, в 1946 году «в строительстве жилых городков в Кировском районе для завода № 12 и на станции Володарская, завода № 5 в п. Новая Деревня» участвовало лагерное отделение № 9 (1100 человек, все — немцы). Отделение ликвидировали 31 марта 1949 года. Также немцы строили малоэтажки на правом берегу Невы, в Щемиловке и для завода им. Кирова на Поварухиной (ныне Оборонной) улице. Цифры спецконтингента в строительной отрасли Ленинграда и области разнятся. По данным историка Александра Ваксера, пленных немцев и прочих на 1 октября 1946 года было 12 тыс. из 112,2 тыс. строителей в целом — то есть 10,7 %. Историк Владимир Пянкевич указывает самую высокую цифру — 44,7 % (причем это были именно военнопленные, а не спецконтингент в целом). В «Балансе труда по г. Ленинграду и Ленинградской области на 1947 год» указано, что спецконтингент составлял всего 8 тыс. человек. Пянкевич пишет, что после аттестации 1946 года квалификационные комиссии выявили 4890 военнопленных основных строительных специальностей. При этом около 21 тыс. человек использовали в качестве разнорабочих.

***

12 августа 1949 года была принята Женевская конвенция «Об обращении с военнопленными» (СССР ратифицировал ее уже после смерти Сталина, в 1954 году). Все работающие пленные должны были получать «справедливую плату» в размере от одной четвертой швейцарского франка в день. Как пишет историк Владимир Пянкевич, «фиксированная выплата заработной платы в валюте сделала бы дальнейшее пребывание немецких военнопленных на территории СССР не только экономически нерентабельным, но и разорительным». Репатриация немецких пленных ускорилась. К 25 декабря 1949 года в Ленинграде и Ленобласти не осталось ни одного.

Отрывок из книги Юлии Галкиной и Максима Шер «Двухэтажный Ленинград. Жилая застройка 1945—1950 годов» для публикации предоставило издательство «Бомбора».