ПРАКТИЧЕСКАЯ МАГИЯ

Нина Борисовна, в направлении «трэш-арт» вы стали работать еще тогда, когда тема экологии не тиражировалась так широко. Как пришли к этому виду искусства?

Поначалу я действительно думала, что работаю в направлении «трэш-арт», хотя, ради справедливости, у искусствоведов и критиков сразу возник вопрос, что это — трэш-арт, поп-арт или нечто совершенно новое. Мои работы стояли и до сих пор стоят особняком — просто потому, что никто больше не делает ничего подобного. Полтора года назад в галерее побывал филолог Александр Ветров, он же куратор крупных инвестиционных проектов в Геленджике и общественный представитель Агентства стратегических инициатив в Краснодарском крае. И сказал: «У вас ведь не трэш-арт, а waste magic art!», магия превращения чего-то отжившего в произведение искусства. Такая формулировка мне нравится больше. (Улыбается.) Слово «трэш» ассоциируется с негативом и отсылает к мусору слишком буквально. Я же работаю с теми материалами, которые не были на свалке, но неизбежно там оказались бы, если бы не попали в мою мастерскую и не превратились в произведения искусства. Выставочные пространства галереи, восхищенные взгляды посетителей — прекрасная альтернатива мусорным свалкам для них, не правда ли?

Идея в том, чтобы влиять на сознание людей, открывать им глаза на то, что мы должны сохранять чистоту Земли для себя и наших потомков. Эту задачу я систематически и последовательно решаю через свое искусство вот уже 15 лет — хоть в 3 ночи меня разбуди, расскажу, в чем предназначение моей галереи. (Смеется.)

Кстати, почему «Белая лошадь»?

Это очень любопытная история. Однажды посетитель моей персональной выставки, американский архитектор Майкл Дреннан задал вопрос, который застал меня врасплох: «А вы знаете, что белая лошадь — это символ свободы, веры и силы? Знаете о том, что при освоении новых земель белую лошадь запускали туда, где надо было найти источник чистой воды, и она безошибочно била копытом в том месте, где та находилась?». Конечно, я не знала, но интуитивно уже дала галерее такое знаковое название. Белая лошадь — культурный архетип, мистический образ, который олицетворяет мудрость, свободу, силу и высокий интеллект, это сильный материнский символ. Но и в отрыве от всех этих значений я всегда подсознательно ассоциировала себя с этим гордым, свободолюбивым существом. Конечно, белой масти, потому что — посмотрите! — это мой цвет! (Улыбается.) Наблюдаю не только визуальную общность — и черты моего характера имеют сходство с лошадиным нравом.

12+

У вас медицинское образование, и до галереи вы работали хирургом. Почему вдруг произошла такая смена деятельности?

Белый халат я носила 37 лет, из них врачебный — тридцать! — и никогда не предполагала, что меня ждет другая судьба. А потом случилась авария, и она полностью перепрограммировала мое сознание. Если говорить образно, будто одну флешку из меня вытащили и поставили другую. Все полгода реабилитации я думала, кто я и что теперь. Затем вышла на работу и в тот же день подала заявление об уходе. Не потому, что физически не могла выполнять свои обязанности — просто что-то на ментальном уровне кардинально изменилось.

Впрочем, анализируя сейчас, понимаю, что все было закономерно: в каком-то смысле эти перемены были предопределены. Мне искренне нравилась моя профессия; когда-то я отлично училась в медицинском институте, но был один предмет, который категорически не воспринимала — научный атеизм. На других дисциплинах мы изучали, например, строение клетки — на это уходило больше месяца! И вот в свои двадцать лет, понимая, насколько тонко и продуманно устроен наш организм, я невольно задумывалась: «Не может быть, чтобы все это однажды просто заканчивалось смертью». Никто не говорил тогда о том, что мир — это божественное творение, никто не рассуждал, что жизнь не конечна в том виде, в котором мы представляем ее в данном теле. Но я чувствовала это — и видела аналогии между строением тела человека и строением Земли. Наверное, впервые это осознание, пока глухое, интуитивное, поселилось во мне еще в студенческие годы.

Я стала очень успешным врачом с хорошей практикой и узнаваемым именем, но ближе к 50 почувствовала себя в профессиональном тупике. Скажем, лечим мы человека, и я понимаю, что он, скорее всего, вернется ко мне через 3–4 месяца, потому что скальпелем и аппаратами мы уберем только внешние проявления его болезни. Сейчас много говорят о психосоматике, а тогда ее не рассматривали всерьез. С каждым днем мне становилось все теснее в рамках врачебной практики, и однажды, общаясь с коллегами-друзьями, я вдруг ляпнула: «Доработаю до 50 и уйду». Сказала — и сама себе не поверила: ну куда денусь? А в 50 случилась авария — и все изменилось.

К занятиям творчеством я пришла случайно. Во время реабилитации много гуляла вдоль берега, видела, сколько мусора за собой оставляют люди. Как-то решила убрать его, думала, может, совесть у других проснется. А на следующий день история повторилась. Сначала я ощущала какую-то безысходность, не понимала, зачем все это делаю, но каждый день приходила к морю с пакетом. Параллельно появилось нестерпимое желание делать что-то руками. На первое восьмое марта после аварии ко мне пришел мой пациент, с которым мы очень сдружились, и принес маленький букет цветов. Вазы под рукой не оказалось, зато был термопистолет, сын подарил. Я быстренько что-то покрутила, и вышла очень симпатичная вещица. А главное — ощутила сильнейшее желание делать, делать, делать, так что стала декорировать бутылки. Так продолжалось достаточно долгое время, пока однажды, прогуливаясь вдоль моря, я вдруг ясно, будто меня ударило молнией, не осознала: красоту можно делать буквально из мусора — и показывать ее другим людям.

И вот «Белая лошадь» родилась. Галерею, конечно, я открыла не сразу, зато в самом центре Геленджика, на улице Кирова. Муж и сыновья помогали с оформлением, получилось чудное пространство на 43 квадратных метра. Вход был свободный, работы продавались, и интерес к галерее был на удивление высоким: у нас постоянно царило какое-то движение, которое не утихло даже год спустя. В итоге владелец помещения решил, что все дело в удачной локации и задумал открыть здесь свадебный салон для дочери. Нам пришлось съехать. Работы привезли домой, они стояли под лестницей, пока в один прекрасный день я не сказала: «Галерея будет здесь».

Сначала идея, естественно, показалась окружающим бредовой. Мы жили у кромки леса, здесь не проходили туристические маршруты и не было абсолютно ничего, ради чего стоило приехать: ни набережной, ни ресторанов, ни достопримечательностей. Дорога была грунтовой и без освещения. Да и сегодня люди приезжают к нам целенаправленно, а не по пути, между делом, и мне это очень приятно.

Так, мой дом и галерея переплелись воедино 12 лет назад, а самой «Белой лошади» в марте исполнилось 15. Мы с мужем обычные люди, которые хотят развиваться, и у нас это получается. Не скажу, что все происходило так стремительно, как хотелось бы, но своими силами мы смогли создать и поддерживать свое любимое детище. Раньше, когда у нашей страны были более теплые отношения с другими государствами, получали гранты от американцев, французов, шведов — это была очень ощутимая финансовая поддержка, потому что кредит людям в возрасте выдают крайне неохотно. Конечно, сейчас выставочного зала уже не хватает, приходится тесниться, потому что часть работ я не могу выставить на открытый воздух. К тому же экспозиции требуется постоянное обновление — я выросла как художник и чувствую потребность отразить это в галерее. Словом, жду мецената. (Улыбается.)

Ваша галерея — семейное дело, но можно ли назвать ее семейным бизнесом? Возможно ли, по-вашему, зарабатывать на искусстве вдали от столиц?

Главная задача бизнеса в обычном понимании — получать прибыль. Но я — социальный предприниматель: моя цель — средствами искусства формировать у людей новое сознание, ответственное отношение к экологической ситуации. Уходя от нас, человек уносит с собой не только массу впечатлений, но и новое видение, начинает задумываться, как включиться лично в решение существующих проблем. В этом и заключается моя миссия и социальное воздействие галереи.

Когда меня спрашивают про бизнес, я всегда поправляю: «Для меня это не бизнес, это мое дело, моя жизнь». Не могу сказать, что галерея приносит большие деньги — просто потому, что у нас с мужем нет такой мотивации и, честно говоря, лишней энергии, чтобы заниматься коммерческой стороной проекта. Коммерческий потенциал у нашей галереи однозначно высокий, зарабатывать можно, и очень хорошо! Часто ко мне приходят художники, молодые, с образованием, — и они совершенно не знают, как применить свой талант, чтобы он приносил прибыль. Но, на мой взгляд, в этом и заключается проблема: искусством сложно заниматься на продажу, пытаясь предугадать, что понравится потенциальному покупателю. Был у меня один друг, который не начинал новую работу, пока не продавал предыдущую. Думаю, это в корне неправильный, даже в чем-то травматичный по отношению к самому себе как художнику подход. У меня, наоборот, творческий процесс — и физический, и ментальный — происходит непрерывно, потому что есть внутренняя потребность творить. И каждую свою работу я не выпускаю из мастерской, пока не полюблю, не установлю с ней полный контакт. Мне очень нравятся слова Ирины Хакамады: «Делай то, что тебе нравится, делай настолько хорошо, чтобы это нравилось другим и приносило тебе доход, и не надо стараться быть шоколадкой для всех». Искусство может меня прокормить, и этого достаточно. Не скажу, что я богатый человек в плане денег, но точно богата в более широком понимании — конечно, да! У меня есть способность видеть красоту в простых вещах и ощущать счастье, я занимаюсь любимым делом, практически ежедневно получаю признание зрителя, мое дело приносит доход, позволяющий жить достойно. Я нашла прекрасный способ служить Земле, отдавать ей свою любовь. И все это неизмеримо больше, чем просто большое количество денег.

Я вообще очень счастливый человек. Меня поддерживает семья: муж сначала помогал в плане физической силы, а сегодня сам прекрасно ведет экскурсии, поддерживает порядок в доме, оберегая меня от тяжелой работы со словами: «Твое дело — создавать шедевры». (Улыбается.) Нашу пару всегда воспринимают как неразделимое целое — Нина и Владимир Никифоровы, и я очень благодарна судьбе за своего удивительного партнера. Помогают и дети: у нас двое сыновей — младший моряк, а старший архитектор: он же, кстати, и спланировал пространство нашей галереи. А когда я написала книгу, он сам сделал для нее прекрасное оформление, хотя и не полиграфист. Семья — моя главная опора, без нее и ее поддержки ничего бы не было.

Какие проекты у вас в планах?

Я очень хочу коллаборировать: есть положительный опыт с брендом Coca-Cola и отелем Kempinski Grand Hotel Gelendzhik. Для расширения этой практики нужна инициативная, энергичная команда, которая возьмет на себя организационные вопросы, потому что мне, в силу возраста, сложно в одиночку заниматься крупными проектами. Так что я открыта для предложений. (Улыбается.)

Пару лет назад в галерею пришла актриса и режиссер из Москвы Лена Шабашева — и так поразилась увиденному, что предложила создать совместный проект. Так родилась инсталляция PostPlastic — она о глобальном мусоре: в лесах, в душах, в головах. Дети, воспитанники Актерской студии имени Щукина, изображали живые картины — все известные, но в новой интерпретации. Благодаря очень необычной подаче «Гибель Помпеи», «Любительница абсента», «Тайная вечеря» зазвучали в современном контексте. Я же выступила в качестве художника по костюмам. Закрытая презентация состоялась 27 февраля прошлого года в доме Булгакова, но, к сожалению, из-за коронавируса проект пришлось отложить. Впрочем, в целом локдаун и закрытые границы не могут остановить искусство — сейчас мы как раз обсуждаем коллаборацию с французским художником, живущим в Бельгии. Он работает с детьми и занимается вопросами экологии и энергосбережения. К счастью, эти темы наконец-то получают должное освещение — так что впереди еще много интересных проектов и встреч!

Текст: Катерина Колесникова

Фото: архив героя