Иркутская стрит-арт-художница, скульптор. Разрисовала лестницу на Байкальской и поселила Инста-Мадонну на Филармонии, считает, что стрит-арт – это вовсе не про бунт, а про любовь к искусству
ТОП-25 | искусство
Как вы пришли в искусство?
Не приходила. Искусство — не точка, куда можно прийти. Это состояние, в котором можно находиться или нет. Если говорить про рисование, то рисую с детства. И последовательно этому училась, например в нашем художественном училище, проходила канадские анимационные курсы. Постоянно обучаюсь до сих пор.
Почему именно стрит-арт?
Изначально я классический академический художник. Стрит-артом я начала заниматься два года назад. Но не от бунта: в какой-то момент просто стало интересно рисовать на улице, попробовать большую площадь. Хотелось вести рукой вместе со всем телом, а не просто пальцем кисточку двигать.
Стрит-арт — это другое взаимодействие с людьми, другая Вселенная. В музей приходит подготовленный зритель, где есть билет, помещение — рамки восприятия искусства. На улицу приходит любой, здесь нет выборки зрителя. Это честное искусство, живая реакция.
Как к вам приходят идеи арт-объектов?
Нет такого, чтобы я могла четко зафиксировать, когда мне пришла в голову та или иная идея. Длительная рефлексия по какому-либо поводу, не всегда осознанная, в итоге дает результат в виде визуальной идеи. Есть вдохновение, озарения и телефонные номера муз. И есть труд, ремесло, в процессе которого может прийти идея. На самом деле, в этом плане я благодарна своему учителю Андрею Ивановичу Юшкову, преподавателю Иркутского художественного училища. Именно он вложил в меня эту мысль, что нужно уважительно относиться к искусству как к ремеслу, а не ждать у моря погоды.
Какие ваши работы самые любимые?
Я очень люблю стрит-арт «Беспомощность». Я изучаю уличную рекламу в городе, с этим связан мой последний арт-проект. И это высказывание было про объявления, расклеенные по всему Иркутску с заголовком ПОМОЩЬ, про алко- и наркозависимость. Я перерисовала это объявление, увеличив в несколько раз. Добавила в начале «бес» и в конце «ность» — получилась «Беспомощность». И, конечно, ее сразу закрасили. Для меня это была важная работа. Не только потому, что этот арт-проект значим с социальной и моральной точки зрения, он о наших внутренних границах помощи и беспомощности — очень болезненного чувства, но и потому, что последние два года меня очень интересует тема рекламы. Я изучаю, как она влияет на нас, что говорит о нас, о городе, воспринимается ли она как искусство. Потому что, если бы мы сейчас все растворились из Иркутска, осталась бы эта реклама. И по ней историки восстанавливали бы нашу реальность.
Не пропадает ли желание творить, когда реакция не соответствует ожиданиям?
Я рада любой реакции, и не столько важно, плохая она или хорошая, главное, что она есть. Хотя Иркутск всегда с большой теплотой принимает мои работы и творчество в целом. У нас в городе есть некий вакуум в сфере стрит-арта и современного искусства, и, когда появляются новые работы, это пространство начинает шевелиться. Мне кажется, мое творчество находит отклик в городе. Например, одна бабушка, когда я рисовала лестницу на Байкальской, принесла мне литр варенья, а молодые люди — KFC.
Правда ли, что вы ушли с официальной работы ради стрит-арта?
Несколько лет я работала методистом в художественном музее имени В. П. Сукачева. Но в какой-то момент просто поняла, что стало сложно совмещать стрит-арт и официальную работу с четким графиком. Я работала там с Маргаритой Марцинечко и с большой теплотой и уважением к ней отношусь. Просто не хватало времени. Сейчас не хватает тоже, но по-другому.
Действия власти в отношении стрит-арта сейчас противоречивы. Какие-то арт-объекты закрашивают, а какие-то, например граффити в подземном переходе на Лермонтова, создают. Почему так?
У власти свое понимание искусства и его роли, у художника — свое. Пересечение возможно, но часто это заказная и неблизкая художнику тема, а значит, он не высказывается своей работой, а выступает ремесленником. Можно согласовывать работы, иногда это происходит удачно и с минимальными правками. Тогда будет шанс, что она останется надолго.
Как, на ваш взгляд, дальше будут складываться отношения власти и стрит-арта?
Я в основе своей на самом деле не такой уж и бунтарь. Я за конструктивный диалог с властью. И такая возможность в Иркутске есть, например, тот же проект «Голос улиц». Они пытаются найти общий язык между художниками и городской администрацией. Хорошо, что сейчас и власть тоже начинает идти навстречу уличному искусству. Поэтому очень важно создавать и такие проекты. Но это не отменяет и противоположного подхода.
В чем вы видите миссию современного стрит-арта?
Стрит-арт развивает культурный контекст города. На нем можно строить туристические маршруты. Кроме этого, его миссия в том, чтобы помочь людям понимать искусство и то, каким оно может быть. Мы до сих пор спорим про «Черный квадрат» Малевича, а он был создан сто лет назад. Это бесконечное вчера, а мы сейчас живем, и надо про другое спорить. И стрит-арт — это как раз про сейчас, про художников, которые творят в этом моменте.
Каких ваших арт-проектов нам ждать в ближайшем будущем?
Сейчас я планирую нарисовать большую работу на улице Урицкого. Это будет очень масштабный арт-объект, для которого, скорее всего, понадобится подъемный кран. Если ее не получится согласовать на этой улице, то она появится в другом месте. Этот арт будет посвящен японской поговорке «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».
Текст АЛЕНА КАРАУЛЬСКАЯ
Фото АЛЕКСАНДР В АВИЛОВ
Комментарии (0)