18+
  • Город
  • Недвижимость
Недвижимость

Квартальный Надзиратель: скверы, сады и парки Казани (часть первая)

Журналист Адель Хаиров продолжает свой обход старой Казани в поисках малоизвестного и интересного. Сегодня его маршрут пролегает по рощам и полянам «каменных джунглей», где горожане кормят птичек и белочек, глотают пиво и свежий воздух, читают книжки и мечтают о весне.

Казань зеленая, желтая, белая (часть первая)

Несколько правдивых историй о казанских скверах, садах и парках

Художник Нияз Хазиахметов «Ханский дворик»

С высоты птичьего полета или с верхнего этажа какой-нибудь высотки наш город летом утопает в волнах зелени, осенью – в золоте, а зимой он укрывается песцовой шапкой. Каждое пятнышко «зеленки» на карте Казани достойно своего рассказа. Есть парки старинные, а есть совсем юные и пока еще голые. Но и они когда-нибудь обрастут своей историей.

Здесь ханы нюхали розы

Самый древний и самый первый сад в городе находился в Кремле во дворе Президентского дворца. Во времена Казанского ханства он был в три раза больше и спускался террасами с холма к берегу Казанки. Розовые кусты пламенели и источали аромат. Ханы, тоскующие по своей крымской родине, пытались выращивать здесь персики, хурму, мандарины и апельсины. Для этого строились отапливаемые галереи, покрытые витражами. О том, что даже зимой на приеме у хана угощали заморскими фруктами, вспоминал посол Московии Гридя Угрюмов: «баловали райскими яблочками, называя их афлисун», то есть «апельсин».

 В бахче последних ханов Казани фонтан не журчал, он слезился, подобно Бахчисарайскому, жалобно рассказывая о далекой родине, откуда их привезли и посадили на холодный казанский трон.

Здесь стоял настоящий Кул Шариф

Кремлевский скверик под окнами Архиерейского дома с масонским глазом на фасаде летом оплетает плющ. На его скамейках, накрытых зеленым капюшоном вьюна, переводят дух туристы. Визуально он самый маленький в городе. В центре установлен «толерантный» памятник зодчим казанского кремля. Дружба дружбой, но уж тут явно перебор. Один строил-строил, другой пришел и все порушил. На руинах отстроил новую крепость, где не осталось ничего татарского. Хотя именно как «татарская крепость» Казанский кремль вошел в охранный реестр ЮНЕСКО.

Есть у этого сквера своя тайна и лежит она на поверхности. По утверждению историка Фаяза Хузина пышные клумбы скрывают фундамент легендарной соборной мечети Кул Шариф. Я весь перепачкался, ползая на коленках, пока не удостоверился, что между бальзамином и сальвией и вправду торчат гнилые зубы постройки времен Казанского ханства. В реальности мечеть была небольшой, власти города тогда не страдали гигантизмом, чтобы строить Вавилонскую башню. Так что новый помпезный Кул Шариф поставили совсем не там. Да это теперь и не важно.

Драматург Евгений Шварц, родившийся в Казани в 1896 году, гуляя в садике Лобачевского, забыл на скамейке рукопись «Сказки о потерянной стране

Драматург Евгений Шварц, родившийся в Казани в 1896 году, гуляя в садике Лобачевского, забыл на скамейке рукопись «Сказки о потерянной стране», которая являлась продолжением «Сказки о потерянном времени». Это был единственный рукописный экземпляр, который он нес машинистке.

Здесь жарили быка

Сквер Лобачевского, видимо, будет вторым по миниатюрности в Казани. Здесь не гуляют, здесь сидят на лавочках студенты университета и читают планшеты. Он самый «европейский». Посмотрите себе под ноги – это мраморная крошка. Именно ею посыпают аллеи в европейских парках, более дешевый вариант – кирпичный порошок. Поль Верлен сказал, что дорожки в Тюильри – это «пудра королей». У нас же любимое покрытие – асфальт или бетон. Поблизости нет жилых домов, поэтому в этом сквере не наступить на собачьи колбаски. Студенты ведут себя чинно, пиво не распивают, семечки не лузгают, бояться преподавателей, которые шастают поблизости. Единым целым со сквером Лобачевского смотрится изящный особняк Зинаиды Ушковой. Так и кажется, что сквер – это сад при доме.

За сквером – бывшее здание Ксенинской гимназии (ныне в нем размещается Академия наук РТ). Когда-то на его месте находился маленький дворец с колоннами казанского губернатора Семена Михайловича Бараташвили и улица Лобачевского при нем именовалась Баратаевской. А какой же грузинский князь не любит пирушки? И устраивал он их как раз на том месте, где ныне зеленеет сквер. Разбивали шатры, ставили длинные столы, в центре «полянки» разжигали большой костер, и тогда в дверях появлялся знаменитый повар из Аджарии Вато Хоштария. Он был мастер готовить «пьяного» быка на вертеле. По старинному рецепту, перед тем как заколоть быка, его еще месяц кормили творогом и пшенной кашей, а поили красным вином. Затем насадив тушу на шест, внутрь засовывали барашка, в которого клали поросенка, а в него – гуся, а в того – курицу, а в нее – трех перепелок, а в них – яйца. Вот такая грузинская матрешка получалась. И все это готовилось на медленном огне 8 часов. После чего мясо просто слезало с кости и таяло во рту. Вай, как журчало кахетинское по чашам. Вах, какой вкусный дымок расстилался по улице Воскресенской. Вуй, как красиво тянул высокую нотку мужской хор из грузинского местечка Триалети. Центр Казани в дни пирушек напоминал какой-нибудь старый дворик Тбилиси.

Бюст Николая Лобачевского, установленный в сквере 1 сентября 1896 года, самый грустный в Казани. Он нахмурил лоб и опустил глаза в землю. Думает думу свою.

Здесь солдаты ножку тянули

Садик Толстого – тоже небольшой и проходной насквозь. Именно в этом месте находился тот самый плац, который увековечил Лев Толстой в рассказе «После бала»: «Когда я вышел в поле, где был их дом, я увидел в конце его, по направлению гуляния, что-то большое, черное и услыхал доносившиеся оттуда звуки флейты и барабана. В душе у меня все время пело, и изредка слышался мотив мазурки. Но это была какая-то другая, жесткая, нехорошая музыка. И я увидел, как он своей рукой в замшевой перчатке бил по лицу испуганного малорослого слабосильного солдата за то, что он недостаточно сильно опустил свою палку на красную спину татарина».

Экзекуции, которые устраивали по выходным, собирали много зевак. Командиры приводили сюда новобранцев в воспитательных целях. Окровавленные палки и ветошь, сваленные в кучу, вызывали трепет у штатских, которых военные презрительно называли «штафирками» (от нем. staffieren – «наряжать», «модничать»).  

В произведении Толстого «После бала» нет ни одного вымышленного героя. Героиня рассказа Варенька Б., была «сфотографирована» с казанской красавицы Хвощинской. Ее papa срисован с начальника гарнизона Андрея Корейши, который «побуждал солдат бить провинившегося сильнее, до кости».

В 1846 году Толстые жили в трехэтажном доме Киселевских, окнами, выходящим на плац. Фасадом скромный, однако, внутри имелся даже бальный зал с колоннами и балконом для оркестра. Маршировка под барабанную дробь начиналась спозаранку, поэтому обитатели дома тоже чувствовали себя немного солдатами. Сестра Льва Николаевича Мария вскоре перебралась в тихую комнату для прислуги, которая выходила во двор, а будущий писатель наоборот открывал окошко и любил наблюдать за происходящим. Кстати, когда Толстые распределяли между собой комнаты, никто не хотел вселяться в помещение, где повесился хозяин дома, а Лев Толстой, наоборот, пожелал непременно жить в этих «печальных стенах», как он сам выразился. Потом он рассказывал, пугая братьев и сестру, что не раз видел призрак г-на Киселевского, который вылезал в полночь в окно и до рассвета гулял по плацу, шумно сморкаясь.

Здесь кутил Лев Толстой

Левее от скверика Толстого на спуске к реке Казанке начинались настоящие дебри, называемые Неёловой рощей, в которые ныряли ухоженные аллеи Института благородных девиц мадам Родионовой. Сохранились фотографии рощи, закатанной ныне в асфальт плаца Суворовского училища. Вот, «Качели нимфы», «Родник пастушки», «Грот фей» и т.д. В «Беседке вздохов» – ажурном строении, повисшем, как ласточкино гнездо над самым обрывом, девицы вздыхали по вольной жизни, что шумела на противоположной стороне оврага. Овраги были «намолены» ни одним поколением горожан, которые здесь пикниковали, оглашая окрестности романсами под гитару и «туманя» пейзажи шашлычным дымком.

Лев Толстой писал об этих буераках: «Был я очень веселый и бойкий малый, да еще и богатый. Любил я кататься с гор с барышнями в Русской Швейцарии, напропалую кутил с товарищами…».

Позднее сюда стал наведываться и Василий Аксенов, который так описал это место в своей незавершенное повести ««Lend-leasing»:

«Рядом с парком культуры с его киношками и танцульками находился лесопарк с оврагами, тайнами и авантюрами. Весной, в половодье, на дне оврагов разыгрывались сцены по мотивам джеклондоновского романа «Мятеж на Эльсиноре». Плавали на плотах из оторванных в Подлужной калитках. Летом там происходили битвы между мушкетерами короля и гвардейцами кардинала на шпагах, но с участием только что построенных катапульт. Но самые захватывающие романы разыгрывались, как пацаны потом поняли, между местными плохо упитанными девушками и покалеченными в реальных побоищах мальчиками.

Парк назывался «Тэпэи», в этом слышалось что-то японское, что-то сродни корифейскому роду Тагути. На самом деле название расшифровывалось попросту как Татарский педагогический институт. До революции, как говорили иные старожилы, в здешних зданиях располагался кадетский корпус».

В Лядском саду любили писать этюды ученики Казанской художественного училища, среди которых были Николай Фешин и Давид Бурлюк. Потом здесь появлялся с

В Лядском саду любили писать этюды ученики Казанской художественного училища, среди которых были Николай Фешин и Давид Бурлюк. Потом здесь появлялся с мольбертом и Константин Васильев.

Сыновья императора Павла I, великие князья Александр и Константин, поселились в доме губернского прокурора Чемесова. Сейчас в этом здании размещается

Сыновья императора Павла I, великие князья Александр и Константин, поселились в доме губернского прокурора Чемесова. Сейчас в этом здании размещается кадетская школа №6. Сохранился уголок сада, где гуляли князья, правда, уже без мраморных скульптур и прохладного грота с родником.

Здесь Павел I обливался ледяной водой

Павел Первый прибыл в Казань в мае 1798 года с целью инспекции войск Казанского и Уфимского гарнизонов. Императору по его распоряжению отвели «по-солдатски» скромные хоромы на самой окраине города у Арского поля (приблизительно на этом месте стоит Дом Актера). Это была двухэтажная избушка из свежевыструганной сосны с небольшим крылечком и маленькими сенцами. На задах – полудикий вишневый сад.

Вставал Павел с петухами, выливал на себя ушат ледяной воды. На завтрак требовал того же, что подавали солдатам. После чего выходил к полкам, осматривал ближние ряды, остальных озирал в подзорную трубу. Это происходило в мертвой тишине с полчаса. Высмотрев несчастную жертву, он приказывал ее высечь перед строем. Раздражало его, прежде всего, «неуставное» выражение лица, ухмылка, кашель…

 Как сообщает краевед Николай Загоскин, все эти три дня вечерами у императорской избы, проходили народные гулянья. В дом особыми повестками приглашались представители дворянства, купечества и мусульманства. Одаривали Павла всем, чем богата казанская земля. Среди подношений были сафьяновые сапоги и тапочки, охотничья сумка и патронташ, лисья шапка на манер башкирской, суконный башлык, да душистое мыло семи запахов…

После отъезда императора престарелый генерал-майор Алексей Петрович Лецкой решил облагородить сие место. Он с утра до вечера возился здесь с лопаткой, лейкой и пилой. Вскоре на пыльном плацу появились аллеи, клумбы и скамейки. Зашумели яблони, а потом поднялись сосенки, которые мы можем видеть и сегодня. Горожанам очень понравился новый сад, а городская управа даже установила в нем чугунный фонтан – подарок Бельгийской водопроводной компании, который в 50-е годы унесли пионеры.

 Старожилы помнят, что на месте фонтана в Лядском саду вдруг появился какой-то несуразный бетонный шар. Авторство приписывали казанскому скульптору Ильдару Ханову.

Памятник родившемуся под Казанью поэту Гавриилу Державину был восстановлен в Лядском саду. Прежнего разбили кувалдами. Обломки отправили переплавлять

Памятник родившемуся под Казанью поэту Гавриилу Державину был восстановлен в Лядском саду. Прежнего разбили кувалдами. Обломки отправили переплавлять в кузницу трампарка на тормозные колодки. Это уже третье место, которое в городе обживает поэт. Державин, одетый в древнеримскую тогу, задумчиво смотрит на Османское (т.е. Турецкое) посольство и держит в руках стило.

В сталинке напротив Лядского сада во время эвакуации в 1941 году проживал Ефим Придворов, больше известный как пролетарский поэт Демьян Бедный. По

В сталинке напротив Лядского сада во время эвакуации в 1941 году проживал Ефим Придворов, больше известный как пролетарский поэт Демьян Бедный. По утрам он любил прохаживаться по аллеям сада. Здесь на лавочке он написал стихотворение «Как родная меня мать провожала».

Единственным украшением Ленинского сада является старинный фонтан с амурчиками, которые при внимательном рассмотрении удивительно похожи на маленького

Единственным украшением Ленинского сада является старинный фонтан с амурчиками, которые при внимательном рассмотрении удивительно похожи на маленького Володю Ульянова.

Здесь Путин сажал березку

Пожалуй, это самый молодой парк в городе. Разбит был в 2005 году к 1000-летию Казани. Главы государств, прибывшие на празднества в бывшую столицу Казанского ханства, посадили здесь деревья. Путин – березку, но она потом долго болела и выросла кривоватой. Теперь ее называют «татарской березой».

Малоизвестный факт: в глубокой чаше фонтана парка «Миллениум» с момента открытия утонуло три человека. Подросток, алкоголик и слесарь, который чинил вентиль.  

Парк «Миллениум» известен тем, что каждый год отсюда пропадают литые драконы, украшающие чашу фонтана. Установленные камеры фиксируют, как ночью парк накрывает рваное облако густого тумана, вылезающее из озера, а когда оно уползает обратно, то драконы исчезают со своих постаментов. Мистика какая-то. В пресс-центре МВД утверждают, что злоумышленник специально дожидается тумана, а затем прячет пудовые фигуры на дне озера, откуда их вплавь переправляет на противоположный берег и там кувалдой крошит на сувениры. Ай, молодца! 

Адель Хаиров

Французский фотограф Одрик Гильбэ заинтересовался казанскими мамзелями и прошлое лето провел, снимая их на пленере – на фоне садов и парков Казани

Французский фотограф Одрик Гильбэ заинтересовался казанскими мамзелями и прошлое лето провел, снимая их на пленере – на фоне садов и парков Казани. Его парижская выставка называлась «Шерше ля флер а Kazan».

Материал из номера:
Январь 2015
Люди:
Адель Хаиров

Комментарии (0)

Купить журнал: