18+
  • Журнал
  • Главное
Главное

Ксения Кутепова: «Я же запорола кино Вырыпаеву. Как я могла?»

Пальто
из шифона
и норки
Helen Yarmak


Одна из ведущих актрис «Мастерской Петра Фоменко» стала известна аудитории Первого канала благодаря роли психотерапевта в сериале «Без свидетелей», а зрители Римского кинофестиваля увидели ее в драме Ивана Вырыпаева «Танец Дели».

 

Вы не видели фильм «Танец Дели» до его выхода в прокат?
Нет, не получилось. Поехать на фестиваль в Рим вместе с режиссером и другими актерами я не смогла: у меня был спектакль в Москве. Но мне очень хотелось посмотреть фильм, потому что сам процесс съемок был невероятно увлекателен и необычен, я никогда раньше не делала такого ни в кино, ни в театре.

Чем вас зацепила эта история?
Мне будет сложно объяснить вам сюжет, там в принципе нет одной линейной истории. Это сложная структура, очень интересная, даже загадочная. Чем-то похоже на музыкальное произведение: семь разных тем варьируются, переплетаются и в результате создают некий общий смысл. Одни и те же персонажи переходят из истории в историю, но в каждой они развиваются по-разному. Главная тема фильма — тема смерти, взаимоотношений со смертью, смирения или несмирения перед ней. И каждая из семи историй — это какая- то новая мелодия на данную тему. Изначально это была пьеса, которую Иван Вырыпаев сочинил и поставил в варшавском Национальном театре с польскими актерами. Они привозили спектакль в Москву, я его не видела, но говорят, он был хорош. На сей раз Ваня попытался войти в пьесу через другую дверь, через кино.

На сайте «Мастерской Петра Фоменко» штамп «Все билеты проданы» украшает афишу на два месяца вперед. Важнейшие в своей биографии роли Кутепова сыграла в спектаклях этого театра «Волки и овцы» (1), «Таня-Таня» (2), «Самое важное» (3), «Три сестры» (4)

А как вы вошли в эту дверь?
Это произошло как-то очень спонтанно и внезапно. Вырыпаев предложил мне играть маму героини Каролины Грушки. Конечно, я удивилась. Как же так?
Это же кино, а не театр, как я сыграю такую роль
в одном кадре с актрисой, с которой у нас разница
в возрасте всего девять лет? Но Ваня меня заверил,
что это условия игры, когда должно быть видно: вот актриса, исполняющая возрастную роль. Он приводил
в пример кино 1960-х, показывал нам «Шербурские зонтики», фильм, в котором видно, что мама —
довольно молодая актриса, но в седом парике.
С этого мы начали, потом две недели встречались
все вместе и репетировали. И Ваня меня покорил.

Чем покорил?
Вырыпаев очень талантливый, творческий человек, и он без страха пустился в неведомое плавание. Не то чтобы у него был какой-то замысел и он две недели добивался его воплощения. Нет, он каждый день приходил с новой идеей. Ну, может быть, через день. Время было потрачено на совместный путь режиссера и актеров. Ваня говорил нам: «Нет, так, как придумали вчера, мы делать не будем». Звонил художникам: «Вы уже начали шить костюмы?



Я ходила и думала: «Я же запорола кино Вырыпаеву. Как я могла? Надо было отказаться от роли с самого начала»“



Не надо! Этой эпохи у нас не будет, давайте сделаем все в другом времени». И с декорациями то же самое. Вот так мы двигались с ним две недели и пришли к какому-то неведомому ни ему, ни нам варианту. Все это завораживает и сильно подкупает. Доверие к этому человеку было огромное в течение всего съемочного периода, не очень большого кстати. И в результате к началу съемок я поняла, что без всяких условностей и умозрительных игр должна быть пожилой женщиной, матерью героини. Это было для меня шоком. Потом, уже на сериале «Без свидетелей», я столкнулась с Борисом Хлебниковым, который был одним из двух режиссеров этого проекта Первого канала, и он мне очень долго и достаточно убедительно объяснял, почему актеры не должны играть в кино кого-то другого. Сказал, что это удел театра, что задача кинорежиссера — использовать то, что есть в актере, его существо. И он меня так убедил, что я ходила и думала: «Боже, я запорола кино Вырыпаеву. Как я могла? Надо было отказаться с самого начала. Зачем же я так его подвела?» Все беспокоилась о фестивальном показе этого фильма в Риме: как же они будут, бедные, смотреть? Там же главное — текст, слово. Не изображение. В «Танце Дели» очень скудная картинка: актер на фоне кафельной стены в больнице и ничего не происходит. Иностранные зрители, вынужденные читать титры, не будут успевать поднять глаза, очень много текста на большой скорости — им будет некомфортно. Я очень переживала. Честно говоря, до сих пор переживаю.

Съемка в сериале «Без свидетелей», в котором вы играете главную роль, была для вас важным делом?
Знаете, это год моей жизни, если говорить о приоритетах. Хочешь не хочешь, это много. Сначала в мае 2011-го сняли десять пилотных серий, потом это все утверждалось руководством канала, в сентябре проект запустили, и он длился до мая 2012-го. Год с небольшими перерывами. Если говорить о том, как я отношусь к этой работе, — вы знаете, я посчитала ее своеобразным профессиональным вызовом. Полчаса диалогов и больше ничего — каждый актер заведется от такой задачи.

Каким образом вы готовились к роли психотерапевта? Ведь в России очень мало кто ходит к аналитику. У нас был консультант, практикующий психотерапевт, — он не рассказывал абстрактно, вообще о своей профессии, а пояснял ситуации, описанные в сценарии. Я вам расскажу небольшую предысторию. Хагай Леви, автор идеи сверхпопулярного израильского сериала Be'tipul («На лечении»), который сначала был адаптирован для американского зрителя, а затем уже Первым каналом для нашей аудитории, достаточно долго писал все это вместе с целой командой сценаристов. Работа была трудной, сменилось много соавторов сценария, но в итоге в нем собраны реальные человеческие истории, которые подчинены законам драматургии, и конечный результат похож на пьесу. 

Шляпа Yves Saint Laurent,
шаль Сyrille Gassiline,
платье Lublu by Kira Plastinina,
серьги, ожерелье
и браслет Stephen Webster,
топ из металла Omut

А насколько наша версия близка к ориги- нальной израильской?
Она была плохо адап-
тирована, пускай не обижаются на меня сценаристы.

В чем это выражается?
Мне кажется, что люди, которые работали над адаптацией, понятия не имели, что за материал
у них в руках. В нем есть единственное и самое главное выразительное средство — слово, которое тут работает
как медицинский инструмент, как скальпель.
И к тому же они не понимали, что это за профессия, что происходит на сеансах психотерапии, каковы законы поведения на них.

У вас была возможность как-то изменить текст?
На репетициях я задавала неудобные вопросы: почему этот персонаж произносит вот этот текст? Ведь в оригинале, как мне кажется, нет лишних слов. Этим занимались очень долго, сначала в Израиле, потом в Америке (когда на канале HBO снимался In Treatment). Текст прошел через руки многих сценаристов-профессионалов, там все выверено. Наши авторы иногда не ведали, что творили, и я пыталась отстоять оригинальную версию. Где-то удалось, где-то нет. Но это была, как правило, именно борьба. Я говорила: не надо ломать, если вы сами не можете ничего придумать ...

Вы вообще любите сериалы?
Я не люблю российские сериалы. Мне кажется, они начнут у нас получаться лет через двадцать. На нашем телевидении не отлажен производственный процесс, все очень непрофессиональны: сценаристы, реквизиторы, администраторы, директора — от и до. Боже мой, они меня проклянут!

А что изменится через двадцать лет?
Появится традиция, я надеюсь. У нас ведь нет телесериальной традиции. В американских сериалах, даже не самых лучших, актеры в крошечных эпизодах играют прекрасно. У нас много актеров и очень хороших, и плохих. Я думаю, не в актерах дело. Нам выдают текст накануне съемок — восемнадцать страниц, а на следующий день я должна все это сказать в кадре. Мне не дают почитать роль за три месяца до съемок, порепетировать как следует. Стандартная для всех сериалов ситуация: актеры с бумажками быстро читают друг за другом, этот процесс снимают и никто даже не задумывается, о чем фильм. Для этого нет ни денег, ни времени, ни слаженной группы.

 

На нашем телевидении все очень непрофессиональны — от реквизиторов до директоров. Боже, они меня проклянут!“

 

Какие вы ужасы рассказываете.
Глупо сравнивать Россию с Америкой. Если бы у нас были такие же бюджеты, если бы гримерам, осветителям, реквизиторам платили серьезные деньги, они бы бегали, понимая, что у них за спиной десять человек, мечтающих получить эту работу. Я хочу сразу оговориться: все это размышления вообще об индустрии. Чтобы мои слова не прозвучали как отзыв о работе над сериалом «Без свидетелей», потому что там была великолепная группа.

Сколько времени у вас было на работу над текстом на этом телесериале?
Бывало по-разному. Случалось, что я получала текст накануне. А бывало, что мы собирались с утра с режиссером Ильей Малкиным на репетицию, разбирали текст, понимали, что там полная фигня, и тогда он отменял смену. Я не знаю другого

В своих театральных, кино- и телевизионных работах Кутепова каждый раз выглядит совершенно по-новому, как будто эти роли исполняли разные актрисы: спектакль МХТ имени Чехова «Белая гвардия» (1), телесериал «Без свидетелей» (2), «Война и мир. Начало романа» в «Мастерской Петра Фоменко» (3), фильм Ивана Вырыпаева «Танец Дели» (4)

режиссера, который был бы готов пойти на такое. А Малкин готов — за это его ненавидели продюсеры. Расскажите о партнерах в этом сериале. Это же была работа один на один. Вместе со мной снимались Илья Любимов, Дарья Мороз, Андрей Ильин, Дмитрий Орлов, Андрей Барило, Александра Ревенко, Андрей Казаков, Надежда Каменькович. И все они были великолепны. К примеру, Диму Орлова, я считаю, подвели сценаристы: они не придумали ничего интересного для его персонажа. И этот человек энергетически просто все тащил на себе, приходил на площадку и все придумывал сам. Работать с ним было большим удовольствием. Он очень болел этой работой, был локомотивом. С разными партнерами шли разные процессы: и импровизации, и четко отрепетированные сцены. Но я надеюсь, все актеры, занятые в этом проекте, получили большое профессиональное удовлетворение. По крайней мере, я точно получила.

Согласитесь ли вы еще сниматься в сериале? Вы ведь не очень часто это делаете.
Да, в сериалах я снимаюсь нечасто. Это зависит от разных обстоятельств.

После смерти Петра Наумовича Фоменко есть ощущение, что ваш театр стал другим?
Конечно. Мы изменились. В естественном течении жизни человек проходит разные стадии: детство, отрочество, юность, какие-то этапы формирования личности. И есть период потери родителей.

Для любого человека это тоже этап становления, да?
Это завершение чего-то перед началом следующего пути, уже без родителей. Вот так и мы изменились.

Вы как-то сказали, что вас в Москве держит только театр. Почему вы всерьез думаете об отъезде?
Вы меня об этом спрашиваете сейчас? На фоне того, что происходит у нас в стране? По-моему, все очевидно. Еще Иосиф Бродский говорил о том, что причина, корень больших бед здесь — полное неуважение к личности, к другому человеку, отсутствие этой культуры в России. И отсюда, как следствие, невозможность диалога, ни на бытовом уровне, ни на политическом. Вот это главное, что меня достает.



Еще Иосиф Бродский говорил о том,что причина, корень больших бед здесь — это полное неуважение к личности …“



Платье и шарф Max Mara,
cапоги Versace,
cерьги Prada

Текст: Семен Кваша
Фото: Данил Головкин
Стиль: Гала Борзова

Бутики:
ТД «Весна»: American Retro,
Lublu by Kira Plastinina, Max Mara;
Stephen Webster; ЦУМ: Versace;
Intimissimi; Omut.ru: Omut; Yves
Saint Laurent; ТЦ «Цветной»:
Cyrille Gassiline; Helen Yarmak;
Prada.

Материал из номера:
Январь

Комментарии (0)

Купить журнал: