Новейшая история: Казанский джаз

(из интервью газете «Вечерняя Казань»)

Поймите правильно: моя фактическая родина – Харбин. Я приехал в Россию добровольно! Хотел перенести все тяготы трудной по тем временам советской жизни, лишь бы изгоем себя не чувствовать. А мог ведь уехать со своими родственниками в США или в Австралию. Мы плыли на теплоходе «Николай Гоголь». Я там впервые в жизни «Беломорканал» попробовал – меня матрос угостил. А я его – сигаретами «Честерфилд». Помню, у нас выбор был, в каком городе обосноваться – предлагали Свердловск, Челябинск. Мы Казань выбрали. Знали, культурный это город, да и консерватория здесь была». Люди, добровольно променявшие сигареты на папиросы, даже в наше безыдейное время кажутся подозрительными, а уж во времена правления человека, который сам курил папиросы – и подавно. Вначале выдаются авансы: приехавший оркестр решают сделать государственным джазовым коллективом Татарской АССР, музыкантам правительство гарантирует жилье, подъемные. Лундстрем, Деринг и другие поступают в консерваторию – это было обязательное условие для советского музыканта. А потом в 1948 году выходит знаменитое постановление ЦК КПСС «Об опере Вано Мурадели «Великая Дружба» и ломает все. Поясним: Мурадели – советский композитор с грузинской фамилией, допустил джазовые интонации в своей концептуально-советской опере, забыв, что другой грузин, его хозяин – поклонник классической музыки. Джаз был под запретом. Началась так называемая эпоха «выпрямления саксофонов».
Из интервью Виктора Деринга: «Странно, в Шанхае меня принимали за советского шпиона, а в Казани говорили: Вы – не советский человек!..» Забегая вперед, скажем, что за полвека, завоевав огромное уважение и почет, Виктор Эдуардович Деринг так и не стал «советским человеком».

Игорь Зисер

Игорь Зисер закончил Казанский авиационный институт, работал научным сотрудником, защитил диссертацию, что не помешало ему стать бессменным организатором  «Джазового перекрестка», ведущим одноименной телепередачи, автором многочисленных статей и неутомимым пропагандистом джаза в Казани.

Первое воспоминание о Лундстреме у меня забавное. Это было в конце сороковых, мне было пять лет. Была такая тетя Валя, жена одного из оркестрантов, которая ходила по домам и делала маникюр. В те годы в парикмахерских маникюрщиц еще не было. Однажды она пришла к моей маме, а я сидел под столом, где любил играть. И вот она, помню, проклинала человека, который завлек в Советский Союз всю их музыкальную братию. Они сорвались сюда семьями из Шанхая, где были вполне обеспеченными людьми. Это был патриотический порыв, возвращение на родину. А Игорь Лундстрем вообще марксистом был. Здесь они потеряли все - не было ни работы, ни жилья. Первый год жили в вагоне где-то под Зеленодольском. Все по-разному пытались здесь устроиться, но не у всех это получилось. Люди бедствовали, семьи разрушались. Вот потому так проклинала Лундстрема маникюрщица тетя Валя. А я увидел его примерно в 1967 году, когда он приезжал в Казань со своим знаменитым джаз-оркестром. И стэмовский оркестр устроил с лундстремовцами очень интересную встречу в актовом зале КАИ.

Василий Аксенов

Василий Аксенов, знаменитый русский писатель. Родился и в разные годы жил в Казани. Его воспоминания о казанском джазе в повести «Простак в мире джаза или баллада о тридцати бегемотах» имеют не только художественную, но и историческую ценность.

В начале пятидесятых годов в Казани обосновался оркестр репатриантов из Шанхая, известный сейчас всем оркестр Олега Лундстрема, «короля свинга восточных стран», как его называли в шанхайском сеттльменте. Я тогда учился на первом курсе медицинского института, был прилежным студентом и на танцы не ходил,  так как не мог освоить сложнейших падепатинеров, вальс-гавотов и миньонов, которые танцевала в те времена передовая молодежь. Но вот по городу пошли слухи о таинственных, сказочно-романтичных «шанхайцах»...Однажды, кажется, единственный раз за все мои казанские студенческие годы, они собрались вместе, и ослепительные каскады, обвалы свинга потрясли тогда юношеское воображение. Появились подражатели. Кажется, в пятьдесят втором году при Доме ученых возник молодежный оркестр, в котором играли будущий астроном саксофонист Эрик Дибай, будущий математик пианист Юрий Яковлев, будущий педагог басист Юрий Елкин... Их называли «малые шанхайцы». Разумеется, исполнялись в основном танцевальные вещи, но по тогдашним временам и это было чудом. Приезжие москвичи хватались за головы: в Казани существовал джаз!

Оркестр «шанхайцев» тогда распадался. Да и разве можно было себе представить существование настоящего свингового оркестра в те годы, когда даже танго кодировалось наименованием «танец медленного темпа»!

Лундстремовцы группами играли на танцах в Доме офицера, в кинотеатрах и ресторанах, а мы ходили их слушать, потому что они иногда играли не только падепатинеры. Вся моя юность была слегка озарена этими «шанхайцами», как огнями далекого ночного мира.

 - А где сейчас Модин, Деринг, Бондарь, Баранович? - спрашиваю я Олега Леонидовича.

  - Этот там-то, этот там-то, - отвечает он, - а Баранович умер.

  - Как?

  - Очень просто. Жора Баранович умер.

Ну что ж, он умер, и сейчас его нет на сцене, но я и мои товарищи никогда не забудем, как он вставал в синем  табачном тумане дрянного ресторанчика, розовощекий и здоровый, и играл «Сан-луи блюз» на своей золотой трубе.

Виктор Деринг

Большинство из музыкантов, которые приехали в Казань вместе с Олегом Лундстремом, играло в оперном театре, группа из пяти или шести человек выступала в ресторане «Казань». Еще часть – в ресторане «Татарстан». Мы старались держаться вместе. В этом и была сила нашего оркестра, коллектива не только друзей, но и единомышленников.В 1957 году нам, всем вместе, предложили поехать в Москву, на Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Так оркестр Лундстрема начал выступать от Мосэстрады. Но мне по семейным обстоятельствам пришлось вернуться в Казань. Олег Лундстрем, когда я прощался с друзьями, сказал мне:«Ты пожалеешь». Я и сам уходил, скрепя сердце. С Олегом мы остались друзьями. Приезд оркестра Лундстрема в Казань сыграл очень большую роль, вокруг него сгруппировалась способная музыкальная молодежь.

В 1948 году Александр Тещин пригласил меня играть в кинотеатр «Электро» (ныне «Татарстан»). Затем там начал работать гитарист Козлов. А в 1964 году был организован оркестр киносети, руководителем которого стал Голов. Потом он уехал из Казани и оставил руководство оркестром мне.Мы играли легкую классическую музыку в обработках; джаза как отдельного направления тогда не было. А потом, когда в Казани появился симфонический оркестр, решили, что классическую музыку он, конечно, преподнесет лучше, а нам нужно иметь свою линию. И я стал подбирать музыкантов, которые в перспективе, а еще лучше прямо сейчас, были бы как-то расположены к джазу. А поскольку я сам приверженец традиционного джаза, то и ориентировал оркестр на соответствующий репертуар.Музыку подбирали по нашим возможностям: если было сложно – старались осилить, если чересчур сложно – не брались. Лучше сыграть простую вещь, но хорошо. Время доказало, что это был правильный путь.
Нельзя не отметить наших ветеранов: бессменного пианиста Юрия Модина, саксофонистов Григория Фрейверта и Константина Церковникова, тромбониста Наиля Валеева, гитариста Льва Скигина. Недавно пришел к нам Слава Кузнецов, перспективный музыкант. Есть в оркестре еще один Деринг. Это мой сын Дмитрий.Что мне нравится в ребятах, так это их увлеченность джазом.

Глава вторая «ДЖАЗОВЫЙ ПЕРЕКРЕСТОК»

Казань вышла «на тот большак, на перекресток» в середине 1980-х. К звездопаду отечественных рок-музыкантов и киношников присоединились музыканты джазовые. Впервые прошедший в 1984 году фестиваль, причем под эгидой Молодежного центра обкома ВЛКСМ (!) показал искренний, неподдельный и бескорыстный интерес к этой «буржуйской» музыке у советско-комсомольских функционеров. За что им огромное спасибо от публики.

Игорь Зисер

Так получилось, что я нахожусь в рядах тех, кто подготовил рождение казанского джазового фестиваля. Вообще джаз в моей жизни занимает свое особое место, это что-то глубоко личное. В детстве, когда я его впервые услышал, мечтал стать великим джазменом. Но природа не наделила мой организм музыкальными способностями. Мне не удалось стать ни музыкантом, ни музыковедом, ни менеджером: джаз, став частью моей натуры, не захотел стать моей профессией. Я так и остался любителем на всю жизнь.

Эта любовь к джазу, наверное, передалась мне от старшего брата Олега, который стал настоящим профессионалом этого вида музыки. Вместе с ним я начал играть джаз, но после окончания КАИ бросил барабанные палочки и начал заниматься другими делами. В 1975 году я нахожу и объединяю в клуб таких «сдвинутых по фазе», - беззаветных любителей музыки. Все мои друзья-энтузиасты были моложе меня - это уже было поколение рок-музыки. Поэтому наш клуб любителей мы назвали «Джаз – Блюз – Рок» клуб (сокращенно ДБР-клуб), повторив формулу содержания самого известного джазового американского журнала «Даун Бит», где подзаголовок гласил: «Журнал джаза, блюза и рок-музыки».

Вообще идея джазового фестиваля, что называется, носилась в воздухе. В семидесятые и восьмидесятые слова каждый год проводились смотры самодеятельности, там выступали ансамбли эстрадно-джазовой музыки, их в Казани было достаточно много. Пробить идею джазового фестиваля и даже получить финансирование тогда смог Игорь Тюрлик - пианист и организатор джазового оркестра при Молодежном центре работал в управлении культуры города. И в 1984 году мы провели первый фестиваль эстрадно-джазовой музыки. Название «Джазовый перекресток» появилось лишь в 1987 году, я его придумал.
К началу всесоюзной «перестройки» наш фестиваль вступил в свой золотой век. Хотя он оказался недолог, но в памяти этот период, с 1987 по 1990 годы, врезался очень крепко своими яркими красками. На фестиваль в Казань просто рвались все именитые советские джазовые исполнители, поэтому фестивальных концертов стало много, играли музыканты неистово и долго, так что вся «джазовая вакханалия» заканчивалась далеко за полночь.
Мы помним, как на сцене Молодежного центра музыкально и дерзко хулиганил Владимир Чекасин из Вильнюса, колдовал звуковыми красками и неожиданными зрительными образами Владимир Резицкий со своими «архангелами», смешил и очаровывал Михаил Альперин на пару с Аркадием Шилклопером, восхищал рижский «Ретро», удивлял Энвер Измайлов и просто ошеломлял детский бэнд Александра Гебеля из какого-то Кривого Рога своим джазовым, совсем недетским напором и свингом! И все звезды, впервые появившись на «Перекрестке», жаждали играть в Казани снова и снова, разнося славу о фестивале и потрясающей казанской публике по городам и весям. Слава «Перекрестка» пересекла государственную границу без всяких санкций со стороны компетентных органов, которым тогда было не до нас: так с ветшанием «железного занавеса» у нас просочились гости «из-за бугра». Сначала показались активные гэдээровские немцы, а в 1989 году Георгий Бахчиев поверг всех джазменов Казани в исступление: он привез из Австралии трех музыкантов, и это была настоящая «фирма», как сказал Анатолий Василевский после выступления трио Роджера Фрэмтона. В 1990-м на фестивале появились и настоящие американцы, и это были не имена второго или третьего эшелона, -  знаменитый на весь мир саксофонный квартет «РОВА». Фестиваль в 1990 году стал пиком и концом «золотого фестивального века», но тогда мы об этом не догадывались: строили наполеоновские планы на 1991 год, а жизнь распорядилась иначе – век оказался таким коротким.
Всему положил предел августовский путч. В этот день мы собрались у директора Молодежного центра Зуфара Бухараева и гадали, к чему все это приведет. Было ясно, что партийная стена дала такую трещину, что вряд ли устоит, но представить, что ее обломками накроет всю страну, мы, конечно, не могли. Я про себя думал: прекрасно, без руководящей роли партии мы еще больше раздуем свои джазовые паруса, и фестивальный корабль помчится к сияющим далям. Но ветер не только разогнал тучи, но даже не заметив, утопил корабль. Джазу стало так же плохо, как и самодеятельной песне, светомузыке, клубу любителей кино. Не стало места для фестиваля – не стало и самого фестиваля.

В 1994 году помог Фарид Мухамедьяров, достал денег от спонсоров. Поддержал Александр Маклыгин из консерватории. И мы смогли провести один «бездомный» фестиваль. Это случилось в прямом смысле на перекрестке между Залом композиторов, драмтеатром имени Тинчурина и УНИКСом. На этот фестиваль мы впервые пригласили нашего джазового отца-основателя Олега Лундстрема.

Фестиваль, прошедший в 2001 году в Большом концертном зале, стал ярким событием в жизни города. Шутка ли сказать: у нас выступили сразу четыре больших оркестра, и среди них знаменитые Олега Лундстрема и Игоря Бутмана!

А к фестивалю 2002 года место главного помощника занял член «ДБР-клуба» Юрий Левин. Так в нашем городе была возрождена традиция ежегодного проведения «Джазового перекрестка». Тогда «гвоздем» фестивальной программы стал Давид Голощекин, который пошел гулять с саксофоном по зрительному залу Молодежного центра.

В 2003 году фестивальная публика шла в «Пирамиду» на один состав – киевский ManSound. А вокалистка Тина Кузнецова в проекте «Тина + С4»  открылась в своей страсти к фанку.

Эмблему «Джазового перекрестка» придумал в 1987 году один московский художник по заказу Георгия Бахчиева. Если кто-нибудь из джазовых старожилов подскажет его имя, оно войдет в историю. Эмблема объединяет мифическую трубу с двумя раструбами, как символ джаза с картографическим лимбом в виде кольца с обозначениями сторон света.

Александр Простов-Покровский

Александр Простов-Покровский – художник, больше известный в Европе, чем на родине. Имел свои картинные галереи в Чехии и на Мальте. Работы находятся в коллекциях многих стран мира. НагражденДипломом и Кубком Международного альянса Сальвадора Дали, Дипломом и медалью Международного круга Франца Кафки. Автор нескольких афиш к фестивалям «Джазовый перекресток». Родился в театральной семье: отец режиссер, мама актриса Качаловского театра.

В Казани жил Олег Лундстрем – мой крестный, можно сказать! Его жена Галочка Жданова была лучшей подругой моей мамы, часто была у нас дома. Отец ее обожал - и как актрису, и как человека. А Олега он просто взял на работу в Качаловский театр. Мало кто знает, что когда музыканты приехали в Советский Союз из Шанхая, им тут показали кукиш. И отец решил – у нас в театре нет оркестра, мы можем запросто их взять. И оркестр Лундстрема несколько лет работал в Качаловском. Позднее они работали в кинотеатре «Электра», совсем недолго, менее года, а потом переехали в Москву. Сколько раз я, уже самостоятельный, был в Москве, и всегда останавливался у них дома. Жили они возле станции метро «Рижская». Приезжаю однажды, а под роялем в большой комнате спит непонятная черная женщина. Я решил, что она обгорела от пьянки. Оказалось, это великая джазовая певица из США, которую знает весь мир. Спрашиваю у Галины: «Слушай, а почему она спит под роялем?» Она отвечает: «Ты не ори, они всю ночь пили, она никак в себя прийти не может, а вечером у нее концерт. Ей нужно спать на чем-нибудь жестком. Она и попросила: а можно я здесь буду спать - под роялем Олега? Вот и спит». В то время я не воспринимал Олега Леонидовича как великого Лундстрема. Это был близкий человек, возле которого я вырос, как продолжение моей семьи.

Глава третья LOVE FOR SALE

В лихие девяностые фестивали и прочие культурные мероприятия практически сошли на нет: всем надо было как-то выживать. И концертная сцена страны переместилась в места общепита, в те времена бившие все рейтинги посещаемости. О том, как это было у казанских джазменов, рассказывает Евгений Соколов.

Евгений СОКОЛОВ – известный казанский саксофонист, с 1986 года играл в биг-бенде Виктора Деринга, в 1992 году стал руководителем группы Jive. В 2008 году сменил род деятельности, но в 2013 после длительной измены музыке с журналистикой вернулся к любимому джазу и выступил со своим новым коллективом «Персона». Выступал с ведущими российскими и зарубежными музыкантами, а также снялся в первом в Татарстане полнометражном художественном фильме «Куктау» («Небесная гора») Ильдара Ягафарова в роли самого себя. А еще – написал историю казанского джаза.

«Кризис жанра»

Ранним утром меня разбудил звонок в дверь. На пороге стояли саксофонист Давид Вайсенберг и пианист Олег Анохин. Они пришли из джаза. Как в прямом, так и в переносном смысле: были джазовыми музыкантами и возвращались с работы, а именно из ресторана «Татарстан». Все мы тогда за отдельную плату могли задержаться на работе и до утра. Джазмены, лабавшие в кабаке, имели свой, «боперский» принцип: «парнас» не просить, а требовать. Судя по рубашке на Додике, которая была вся в крови, вечер был удачным (то было время, когда музыкантам в кабаках за кровь честно доплачивали). Но в этот раз не срослось: компания бандитов заказала «Мурку», а Давид, после сыгранного первого куплета, начал импровизировать. На тринадцатой минуте его начали бить и денег не заплатили, мотивируя, что сыграно было «не похоже». Типа, нельзя глумиться над классикой. Одолжив Давиду футболку, я в 6 часов 20 минут утра вышел с коллегами из дома.

Казанский Шанхай

1993 год. Я дудел в знаменитом «Шанхае» на Комлева, и одно время с нами работала Лилия Чугунова, поющая в разных жанрах одинаково качественно. И вот, к нам в «Шанхай» регулярно стали захаживать два персонажа из бандитско-шпанинско–советского прошлого. Отсидев лет сорок на двоих, они «откинулись» и попали в перестройку с ее сникерсами, джин-тониками и водкой тысячи сортов. И стали они у нас постоянно заказывать две песни: «Москва златоглавая, звон колоколов» и «Филлинз». Вот только эти две песни и все. Причем, «Филлинз», у них, видимо, ассоциировался с ветрами свободы, задувшими в новой России. Платили они исправно и честно, но только ограбив очередной ларек. Потом шли во двор ресторана и от счастья стреляли в небо из настоящего тэтэ. Покайфовав на свободе пару месяцев, послушав наш «джаз», они легко сдались власти, случайно проезжавшей мимо.

Это была, так сказать, ночная, коммерческая жизнь музыканта. Утром нужно было идти на репетиции оркестра – свою основную работу. В чудом сохранившихся оркестрах с гособеспечением музыканты должны были доказывать свою профессиональную и творческую, если повезет, состоятельность. В то время в Казани лучшие джазовые музыканты собрались в оркестре под управлением Виктора Деринга. Этому было две причины: первая – это то, что у Деринга и так всегда работали лучшие, а вторая на самом деле грустная. Дело в том, что перестали существовать по разным причинам два биг-бэнда – Анатолия Коваля и Анатолия Василевского. Минимальный дефицит звездности был устранен за счет музыкантов этих оркестров.

Мне повезло, что я попал в этот оркестр: свобода творчества приветствовалась, свобода всего остального – по степени мастерства. В этом был весь Виктор Эдуардович. На концерты биг-бенда публика ходила, у нас было несколько программ. А самое главное, у нас были концерты и гастроли.

Особенности джаза во внешней политике

На джазовый фестиваль в Польшу оркестр Деринга поехал, пройдя все процедуры выезда за границу граждан СССР, с выдачей в финале служебного «синего» загранпаспорта. В нем была строчка, откровенно порадовавшая джазовый народ тем, что предъявителю сего реалбука должны оказывать, типа, содействие и поддержку на территории всего Союза. В столице, за пять часов до отправления поезда «Москва» - «Варшава», мы с Сашей Зыковым ею и воспользовались, проникнув в знаменитый бар «Жигули» без всякой очереди.

Осуществив с государственной поддержкой мечту провинциалов в этом немобильном городе, мы тут же обломались в Польше, где в то время владельцев «синих» паспортов часто путали с агентами КГБ. Целый биг-бенд шпионов! Снять возникшее напряжение удалось лишь на сцене: наше выступление, во-первых, дало понять, что мы не гэбэшники (там так не могут), во-вторых, было хорошо встречено избалованными джазом польскими снобами. Послефестивальный джем-сейшн в джаз-клубе Lomzha окончательно убедил поляков, что мы свои. Здесь нам было уже совсем просто: на сцене рядом играли первоклассные музыканты со всей Европы, звуковая аппаратура - DYNACORD, в баре – широкий выбор напитков. Был март 1989-го: в Варшаве шли демонстрации «Солидарности», в Казани спиртное начинали продавать в 14.00. Сейшн был наш.

Дубль не получился

Оркестр Деринга в то время курировал заместитель комитета кинематографии Эдуард Владимирович Гущин. Он же, кстати, спас наш оркестр от расформирования в 1991 и перевел под крыло Комитета кино. И сложилась на тот момент ситуация, про которую потом говорят: это был шанс. В том смысле, что джазовый оркестр под управлением Виктора Деринга стал единственным в России оркестром кинематографии, уцелевшем после распада Союза. И нас сразу же пригласили на XXII международный Московский кинофестиваль. Двадцать двухчасовых концертов за десять дней и полный успех – так, неожиданно, мы стали звездами. Для Роберта де Ниро, Софи Лорен и российских «михалковых» играл казанский джазовый биг-бенд - было чем гордиться! Тут же все вспомнили, что Виктор Деринг - соратник Олега Лундстрема, что Казань когда-то была столицей советского джаза. В «Литературной газете» вышла большая статья об истории российского джаза, где эту версию подтвердил музыкальный критик Кирилл Якимец. На официальном сайте оркестра Олега Лундстрема до сих пор этот случай вспоминают. Сразу после фестиваля наш оркестр чуть было не «купил» московский бизнесмен Ахунов, но в последний момент почему-то передумал и приобрел биг-бенд Анатолия Кролла.

Глава четвертая JAZZ  В УСАДЬБЕ САНДЕЦКОГО

Джазовый дух в Казани неистребим, это точно! А иначе как объяснить, что спустя четыре года после заката «Джазовых перекрестков» вновь возник ежегодный фестиваль. Правда, теперь музыканты и публика переместились под сень старых лип в вековом парке музея изобразительных искусств. Но так даже интереснее.

Ольга Скепнер

Ольга Скепнер - джазовая вокалистка, музыковед, педагог, директор ArtofJazzCompany, основатель и музыкальный директор Международного фестиваля Jazz в усадьбе Сандецкого

Идея джазового фестиваля родилась у нас троих, - это мы с Олегом Анохиным и директор музея ИЗО Розалия Нургалеева. В мае 2007 года она пригласила наш коллектив «Jazzia» выступить на международной акции «Ночь музеев». Мы приехали, выступали openair возле выставочного зала. Помню, что люди, пришедшие в музей смотреть картины, не ожидавшие никакого джаза, были очень довольны, вызывали нас на «бис». Вот после этого мы все втроем сели за стол, и как-то у всех троих родилось: а давайте проводить такие музыкальные вечера на постоянной основе, лето впереди – может быть, двухдневный фестиваль? А Розалия Миргалимовна любит масштабные проекты: почему два? Давайте семь, чего уж мелочиться? В итоге остановились на восьми – каждый четверг два месяца подряд. Первый фестиваль прошел в 2007 году. Это сейчас мы понимаем, какой груз взвалили на себя, - два летних месяца подряд мы не живем, я не вижу своих детей, они вот уже восемь лет находятся в это время у моей мамы. Но этот проект того стоит.

Очень тяжело было начинать все с нуля. Вся работа по букингу артистов и режиссуре проекталегла на меня. Пришлось заниматься и поиском спонсоров и партнеров, оформлением площадки. Но нужно было как-то привлечь публику! В первый раз большая часть исполнителей были казанские, остальные приглашенные – москвичи. Я сделала хитро – совместила приезжих музыкантов с нашими. Еще такой момент – артисты летом разъезжаются кто куда. Да и зрителей собрать сложно. В первый день фестиваля пришли тридцать зрителей, на второй – пятьдесят. А на третий день полил дождь. Но и тогда я не побоялась привезти на заключительный вечер знаменитого саксофониста Алексея Круглова, представителя авангардной музыки, который играет очень сложную музыку. Публика это «съела», как ни странно. Может быть, потому что я попыталась донести до зрителей суть такой музыки. И люди мне поверили. На этой вере я и живу все эти годы.

В усадьбе Сандецкого выступали такие фирмачи, которыми мог бы похвалиться любой  джазовый фестиваль мира. Американцы Шеймус Блэйк, Гари Смулиан, Текора Роджерс, Дэйв Кикоски, Джулиус Грин, Хендрик Меркенс, Дональд Эдвардс, Алекс Сипягин и Борис Козлов. Фило Машадо из Бразилии и Магос Эррера из Мексики. К нам приезжали почти все отечественные музыканты, лучшие из лучших - Энвер Измайлов, Аркадий Шилклопер, Павел Чекмаковский, Евгений Борец, Андрей Кондаков, Герман Лукьянов и «Каданс», Therr Maitz, Иван Фармаковский, Яков Окунь, Ирина Родилес, Полина Зизак, вокальные коллективы A’capellaExpreSSS и ManSound. Осваиваем европейское пространство: Матиас Сороф, Влад Быстров, Тамара Рэйвен, Виталий Имерели, Юрки Кангас, коллектив из Швейцарии AuthenticLightOrchestra. Кроме того, с приветствием на фестиваль приезжали известные джазовые продюсеры, критики и журналисты Елена Малашонок-Моисеенко, Кирилл Мошков и Михаил Митропольский.

Глава пятая ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ?

Игорь Зисер

Мой старший брат Олег Зисер преподает в Ульяновской музыкальном училище на эстрадно-джазовом отделении. У него много учеников, которые, пройдя через его руки, потом и в Гнесинку поступают, делают хорошую карьеру. Так получается, что благодаря ему в Ульяновске джазовое образование в очень достойном состоянии. У них и вокалисты есть, и духовики отличные. Часто выступают на различных фестивалях, их хорошо знают и в Казани. А вот у нас, к сожалению, с этим проблема – в нашем музучилище нет эстрадно-джазового отделения. Поэтому нет смены, питания для того же джазового оркестра.

Азат Баязитов

Азат Баязитов – саксофонист, лауреат нескольких конкурсов: всероссийского «Джаз XXI века. Новое поколение» и трех международных, среди которых «Голос саксофона в современном мире». Был солистом оркестра Анатолия Кролла «Академик-Бенд», участником молодежного биг-бенда «Большой джазовый оркестр» Петра Востокова. С июля 2013 года несколько месяцев был художественным руководителем и главным дирижером Филармонического джаз-оркестра РТ. Сейчас солист оркестра Игоря Бутмана.

На мой взгляд, сегодня в Казани ситуация с джазом, мягко говоря, неоднозначная. Когда я возглавил оркестр, то выяснилось, что некоторых ребят приходится просто учить музыкальной грамоте. Где-то читал, что Сладковский жаловался на своих музыкантов, а ведь у них хорошее академическое образование - спецдесятилетка, музыкальное училище, консерватория. То есть три учебных заведения, в которых готовят кадры для симфонического оркестра. Что касается подготовки музыкантов джазовых, то у нас не понятно, где их воспитывать. Специализированное отделение в музыкальном училище закрылось, в консерватории джазовой кафедры тоже нет. Нужны педагоги, вложения. Есть люди, которые могут преподавать. Можно приглашать американцев и европейцев на мастер-классы. Хотя что в Казани - даже в Москве заинтересованности нет. Я как-то пытался в Гнесинке организовать мастер-класс с известными музыкантами, но не нашлось  каких-то пятисот долларов.
А еще не хватает фестиваля вроде «Джазового перекрестка». Конечно, сейчас есть «Джаз в усадьбе Сандецкого». То, что сам фестиваль проходит - уникально для Казани. Ольга Скепнер сделала нечто - уму непостижимо, что такое вообще возможно в нашем городе. И все же он скорее для людей, любящих потусоваться, посидеть на открытом воздухе, выпить шампанского и послушать фоновую музыку. «Сандецкий» становится модным брендом. И не вижу в этом ничего плохого, для нашего общего дела прогресс огромный.
Есть одно НО – фестиваль летний, студенты-музыканты, молодая поросль на этот период разъезжается. А осенью-зимой, когда они в городе, практически ничего не происходит,  кроме разовых концертов. Помню, мы студентами на «Джазовый перекресток» всей гурьбой ходили – было счастьем попасть в зал. Неважно где постоять-посидеть – хоть на ступеньках, хоть на полу, главное – попасть и слушать, учиться, впитывать.

Текст: Гузель Подольская, Татьяна Лескова, Игорь Зисер, Евгений Соколов, Илья Шалман

Фото: Владимир Зотов, Илья Шалман, Рамиль Шакирзянов, из архива Игоря Зисера