18+
  • Развлечения
  • Книги
  • ТОП 50 2023
Книги

Основатель Музея сновидений Фрейда Виктор Мазин: «Рейв — это андеграунд, его капитализировать невозможно»

Лауреат премии «ТОП 50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2023 в номинации «Книги», звезда научного андеграунда, основатель Музея сновидений Фрейда, философ и психоаналитик Виктор Мазин возвращает в моду интеллект: его лекции про психоанализ и перестройку в музыке собрали в Доме Радио рекордное количество слушателей, которые теперь знают, что такое шизомесса, и смогут отличить рейв от дискотеки. В этом году у Виктора Ароновича вышли две книги — серьезный труд о паранойе и об убийстве души «Завещание доктора Шребера», работа над которым заняла почти десять лет, а также «О значении и желании денег» — совместная работа с кандидатом экономических наук Александром Погребняком. 

Виктор сфотографирован в Музее сновидений Зигмунда Фрейда (открылся в 1999 году к столетию издания эпохальной книги «Толкование сновидений»). Здесь, в
Лина Либо

Виктор сфотографирован в Музее сновидений Зигмунда Фрейда (открылся в 1999 году к столетию издания эпохальной книги «Толкование сновидений»). Здесь, в доме, построенном большим любителем стиля модерн архитектором Мульхановым (его называют чемпионом рядовой застойки Петербурга!), проходят выставки, лекции-перформансы и перформативные медиации.

Вы стали настоящей рок-звездой от образования! Как вам такое амплуа?

Вы попали в десятку, мою тайну вскрыли: никакой я не преподаватель, профессор, психоаналитик, вообще‑то я музыкант! Это — шутка, конечно, но моя жизнь могла сложиться иначе, и я мог стать музыкантом, но вышло так, как вышло. В юности я играл в рок‑группах, да и сейчас тайно продолжаю играть у себя дома с помощью электронных друзей. Но все‑таки образование является для меня приоритетом. Это смешно, потому что в детстве больше всего на свете я терпеть не мог школьных учителей, которые заставляли меня делать то, чего я не хотел. В своей неприязни к педагогике я сам превратился в педагога. Теперь же благодаря вам узнал, что я все‑таки стал рок‑звездой, как и мечтал.

Что вы читали в Доме Радио?

Цикл лекций назывался «Психоанализ в пространстве звуков». Я хотел свести две свои страсти: психоанализ и музыку, чтобы разобраться с самим собой и своими страстями. И вдруг вижу на каждой лекции аншлаг, очень много людей. Это сделало меня по‑настоящему счастливым! В сегодняшнем мире всем нужна информация, деньги, еда, а мне нужна теория, то есть осмысление происходящего. В чем смысл моей жизни? В производстве смысла! А когда в этом производстве смысла участвует такое количество людей, это невероятно приятно. Люди хотят знать, хотят разбираться в сложнейших теориях, и это круто!

В своих лекциях вы часто синтезируете теорию со звуком, видео и светом. Откуда идет эта традиция стирания граней между наукой и искусством?

Формат, который я разрабатываю последние тридцать лет, называется интермедиа-лекцией. Это понятие ввел американский художник Дик Хиггинс применительно к Джону Кейджу. Его знаменитейшее 4'33 — это музыка или теория? И то и другое! Первую такую интермедиа‑лекцию про Незнайку мы прочитали с Олесей (Олеся Туркина — искусствовед, куратор, ведущий научный сотрудник Русского музея, супруга и соавтор Виктора Ароновича по многим выставкам и книгам. — Прим.ред.) на Пушкинской, 10. Тогда мы спрятались, чтобы нас было не видно (для создания эффекта акусматики), и транслировали текст под музыку композитора Валерия Дудкина из рижской индастриал‑ группы «Зга» и видеоколлаж художника Владимира Тамразова. Через какое‑то время я построил студию у себя дома, чтобы делать самому звук и голос. Это то, чем я по сей день занимаюсь. К счастью, появилась Вика Крааа из Дома Радио, и теперь у нас сложилось трио — с ней и художницей Таней Ахметгалиевой. С Таней мы работаем давно, я пишу звук для ее видео. У нас близкая эстетика, которая позволила нам моментально сойтись. Как бы ее описать? Веселенькая жуть! Сначала видишь какую‑то яркую типа веселую картинку, а потом вглядываешься — «ооо, ужас!» — понимаешь, что это хоррор. Так вот, с Таниным гигантским видео (создающим впечатление, что у тебя над головой кружит восьмиметровый комар!) и с Викиными звуками в Доме Радио я излагал самую оголтелую теорию, которую только можно придумать, — шизоанализ. Олеся назвала все это шизомессой!

Кроме шизоаналитических месс в Доме Радио, вы делали еще и лекции про историю ленинградского рейва. Жива ли сейчас эта культура?

Настоящий рейв просуществовал с 1989 по 1991 год. И всё. Была фантастическая история о том, как рейв возник в Советском Союзе. В 1987 году я жил в Риге у Коли Судника, создателя первого советского индастриал‑коллектива, и наблюдал все это своими глазами. Туда с гастролями приехала «Поп‑механика», в составе которой были Тимур и Африка (художники Тимур Новиков и Сергей Бугаев‑ Африка. — Прим. ред.). Они встретили на улице молодого человека, который оказался Вестбамом (немецкий диджей, продюсер, основатель техно‑фестивалей Love Parade и Mayday. — Прим. ред.), и пригласили его принять участие в «Поп-механике». Так ленинградские художники впервые увидели микширование пластинок, диджейскую работу. Через пару лет ребята пригласили Вестбама в клуб‑сквот «Танцпол» на Фонтанке, 145, потом Тимур организовал партию (среднее арифметическое между party и геологической партией. — Прим. ред.) в ДК связи; в 1991‑м благодаря усилиям Валерия Алахова состоялся первый рейв в «Планетарии», затем Gagarin Party на ВДНХ, которую устраивали невероятные ребята Ваня Салмаксов и Женя Бирман. На всех этих и прочих рейв‑мероприятиях мне посчастливилось побывать. На втором рейве в «Планетарии» мы почувствовали закат этой истории. Как написал в своей книге «Корпорация счастья» наш товарищ Андрей Хаас, на рейв пришли тирексы, существа с другой планеты, попросту говоря, бандиты. Их притянула не музыка, конечно, а алкоголь, наркотики и деньги. Пошла коммерциализация. Рейв — это андеграунд, его капитализировать невозможно. Капитал несет погибель. Такова была и международная ситуация: когда на вечеринки стало собираться по десять тысяч человек, их начали контролировать и в Берлине, и в Лондоне, и в Стокгольме.

Вы любите говорить, что нужно различать рейв и дискотеку. В чем между ними принципиальная разница?

Рейв — это хардкор‑техно в первую очередь. Ты слушаешь не ушами, а всем телом, и оно вибрирует. Во‑вторых, дискотека — это отдельные песни, а рейв — многоуровневый поток, в котором треки плавно переходят один в другой, тот в третий, причем со множеством цитат. Дискотеки существовали в аналоговую эпоху, а рейв связан с появлением цифровых технологий. Дискотека — это дискобол, а рейв — стробоскоп, тоже другая техника. Если бы на дискотеке работал такой низкочастотник, как на рейве, там бы не осталось ни одного человека. Это очень жестко. Кроме того, когда были первые рейвы, не было никаких звездных диджеев. Не было центрации, никто не танцевал, глядя в одну точку. Мне вспоминается забавная история из времен рейва. Однажды мне позвонила мама, и у нас состоялся такой диалог:

— Я звоню тебе все утро, а ты не берешь трубку?!

— Мама, я всю ночь танцевал, меня не было дома.

— Зачем ты меня обманываешь?! Ты всю жизнь терпеть не мог танцы и дискотеки.

— Мама, ты права, я всегда терпеть не мог танцы и дискотеки, но то, где я был, — не танцы и не дискотека.

И еще момент: на дискотеке чередуются танцы, медленные и быстрые. На рейве всем было абсолютно все равно, что ты там делаешь: стоишь на голове или лежишь. Ты вместе со всеми, все тебя любят и ты любишь всех, но при этом никого не волнует, как именно ты реагируешь на звук.

Вы застали самую либеральную эпоху в российской культуре, и у вас собран большой архив, дающий о ней представление. Расскажите о его экспонатах, достойных Эрмитажа и МоМа!

Это все подарки от друзей — их почеркушки, рисунки, тексты. Например, мы писали вместе с Пашей Пепперштейном книгу, и у меня сохранился тот вариант текста, который Паша своей рукой правил. Это абсолютно музейный экспонат! Владик Мамышев‑ Монро делал подарки в виде рисунков и текстов. Еще есть несколько кассет с записями программы «Три поросенка», которую Африка вел на радио «Рекорд». Я сам умирал от смеха, когда Сережа хрюкал на весь Петербург со словами: «Ну че, слышите, кто это? Хрю‑хрю! Это кто был? Виктор Степанович Черномырдин!». Однажды мы с ним в Вене купили у знакомого тибетца бумагу ручной выделки, а потом Сергей Ануфриев нарисовал на ней 99 пейзажей специально для выставки в Музее сновидений Фрейда. Вот у нас лежит эта стопочка. Еще есть оригиналы фотопортретов петербургских художников, которые Борис Смелов делал для иллюстрации нашей с Олесей книги «Санкт‑Петербург Альтер», вышедшей в 1993 году в Швейцарии. Среди них снимки Тимура Новикова, Георгия Гурьянова, Африки, Ирены Куксенайте, Влада Гуцевича. В какой‑то момент к нам приходил Антон Белов, директор музея Garage, дико заинтересовался нашим архивом, хотел купить. Но мне деньги неинтересны. Короче говоря, ничего у нас не вышло, но очень хочется, чтобы этот архив остался людям.

Говорите, что деньги вам не интересны, а в этом году в соавторстве с философом Александром Погребняком у вас вышла книга как раз про них!

Книга «О значении и желании денег» посвящена анализу денег, а ее история началась еще в 2010 году, когда меня пригласили на конференцию «Деньги в психоанализе» в Лондоне. Я никак не мог подготовиться к докладу, и мне приснился сон, в котором учительница строго говорит: «А теперь Мазин расскажет нам о значении денег». Прошло много лет, и я решил ответить. В Советском Союзе любовь к деньгам считалась мещанством, любить деньги было нельзя идеологически, а экономически это было попросту опасно. В то время деньги мне нужны были только для того, чтобы купить парочку новых пластинок. Накопления не имели смысла. Потом случилась перестройка, и все, кого волновали деньги, в один день их потеряли. Нас они не интересовали, поэтому мы не потеряли ровным счетом ничего. Теперь пришел капитализм, все помешались на деньгах. Знаете, у нас была презентация книги в Музее сновидений Фрейда, и чуть ли не первый вопрос, который мне задали: как потратить деньги?

И как же?

Самый сложный для меня вопрос! Мое отношение к деньгам спокойное, а проблема людей, которые их зарабатывают, заключается, как сказал бы Эминем, в том, что их never enough. Чем у тебя больше денег, тем больше их не хватает. Кто‑то потребляет вертолеты, кто‑то — нефть, ну а я — книги.

Вы не только потребляете книги, но и инвестируете в их производство!

Да, мы издаем и переводим книги. И сегодня счастливый день, потому что появилась надежда, что получится издать книгу моих друзей Младена Долара и Славоя Жижека об опере. Мы столкнулись с проблемой приобретения авторских прав в связи с сегодняшней ситуацией. Но один мой замечательный студент смог основать издательство в Казахстане (мы назвали издательство «Запасной аэродром»), и теперь, надеюсь, продолжим заниматься психоаналитическим просвещением. Хочется жить, чтобы поддерживать культуру!

А вы ведь и не останавливали процесс просвещения! Вот, недавно у вас вышла еще одна книга — «Завещание доктора Шребера». Что побудило вас перечитать его мемуары?

Даниэль Пауль Шребер — невероятно продвинутый немецкий юрист, который в конце XIX века, делая стремительную карьеру, загремел с диагнозом «паранойя» в психиатрическую больницу, где и описал свои переживания. Я понял, что это сверхважная тема, пора писать по ней книгу. Ведь психбольной — это человек, который проявляет симптомы эпохи. На Шребера больше всего повлиял его лечащий врач, звезда позитивизма, знаток мозга и неврологии Пауль Эмиль Флексиг. Когда этот ученый выступал с инаугурационной речью, становясь ректором одного из крупнейших в Германии Лейпцигского университета, он сказал следующие ключевые слова: «Никаких душевнобольных не существует, существуют только нервнобольные. Нервы — это материя. Души нет». Так вот, одно из центральных понятий Шребера в этой книге — душегуб. Речь идет об убийстве души, кроме которой все, что у нас есть, это нервы. А сегодня их осталось лишь подключить к компьютерным сетям.

Вы проделываете грандиозную работу по возвращению интеллекта в моду! Скажите, что нужно для того, чтобы ускорить этот процесс?

Один из героев моей жизни, Жак Лакан, говорил, что университетский способ мысли существует не только в университете, иногда он захватывает целые страны. Была одна такая страна на планете, которая называлась Советский Союз, где господствовал лозунг: «Знание — сила». Не деньги, а знания делают человека сильным. Так что нам нужно придумать, как вернуть основной лозунг Ленина. Я не поклонник этого человека, но лозунг «Учиться, учиться и учиться» мы с Жижеком не раз пели на два голоса.

Текст: Саша Карпова 

Фото: Лина Либо 

Визаж и волосы: Лия Кибисова 

Свет: Skypoint

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнеров премии 

«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2023:

Ювелирную компанию ALROSA Diamonds

Премиального петербургского девелопера Группу RBI

Компанию LADOGA

Официального дилера премиальных автомобилей EXEED Центр РОЛЬФ Витебский

Теги:
ТОП 50 2023 СПБ

Комментарии (0)

Купить журнал:

Выберите проект: