ТОП 50 2012. Лев Лурье

В феврале 1918 года в Таврическом дворце в Петрограде собралось Учредительное собрание — свободно избранный всеми гражданами России парламент. Чтобы его разогнать, Владимир Ильич Ленин придумал хеппенинг: велел представителям большевистской фракции лечь в проходах. Большевики лежа рассказывали анекдоты, хохотали, лузгали семечки, делали какие-то па ногами. Тогда несчастные русские интеллигенты ушли, не выдержав натиска современного искусства, — и в России больше не стало свободы.

В 1960-е годы в Технологическом институте возникла тайная подпольная организация «Союз коммунаров», известная также как группа Ронкина — Хахаева. Они пропагандировали идею восстания против империи, построенной на владычестве номенклатуры над трудящимися. Закупали домино и шахматные доски, вкладывали туда свои разрушительные прокламации и раздавали их на вокзалах студентам, отправлявшимся на целину. Студенты собирались сыграть в поезде в домино и вдруг обнаруживали всю правду о партии Ленина — Сталина. В конце концов с «Союзом коммунаров» случилось то, что и должно было случиться: в общежитии произвели обыск, а товарищей Ронкина и Хахаева посадили. Между тем в Техноложке исповедовали разные убеждения, находчивые студенты почти во всех комнатах приспособили батареи под самогонные аппараты, и во время обыска обнаружилось и это. Таким образом империя нанесла двойной удар по ленинградской общественности.

В 1972 году, за несколько месяцев до приезда в Ленинград Ричарда Никсона, руководитель Ленинградского обкома КПСС выяснил, что тридцать седьмой президент США во время своей поездки по городу на машине не сможет увидеть ничего выше второго этажа. Поэтому у всех домов вдоль правительственной трассы были покрашены только первые два этажа. Эта акция вызвала у жителей города симпатию к американскому президенту и получила народное название «книксен».

В 1968 году, когда войска СССР вошли в Чехословакию, я учился на втором курсе ЛГУ, и мы с моими приятелями Сережей Чарным и Славой Ярославцевым, образовав тайную антисоветскую организацию без названия, решили написать антисоветский призыв напротив входа в главное здание университета. Нужной краски наш бюджет не выдержал, поэтому мы пошли на стройку, взяли мела и ночью на асфальте Менделеевской линии написали: «Брежнев, вон из Праги!» Этого нам показалось мало, и мне было поручено написать еще и листовку. Начиналась она примерно так: «Товарищи студенты ЛГУ! Приближается столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина». А дальше я объяснял, что дело Ильича искажено, его лучший ученик Троцкий погиб от ледоруба, а Бухарина расстреляли. Я составил текст и тут узнал, что во дворце спорта «Юбилейный» должен состояться матч по баскетболу между командой «Спартак» (Ленинград) и командой «Висла» (Гданьск). Денег у меня не было, и я решил одолжить их во Дворце пионеров, где долгое время состоял в литературном кружке «Дерзание». Деньги я получил, но пока ждал, потерял черновик листовки. Его обнаружила уборщица, которая оказалась закаленной коммунисткой. Она пошла к директору Дворца пионеров, а директор позвонил в Управление государственной безопасности и дал старт беспрецедентной по напряжению сил операции по моему поиску. Меж тем отец привел меня к своему другу, известному ленинградскому мудрецу Марку Ботвиннику. Тот сказал, что делать нечего, надо писать роман, частью которого эта листовка якобы является. Я накропал какие-то отрывки в духе молодежной прозы журнала «Юность». Прямо во время очередного зачета меня взяли под белые руки и отвели в Куйбышевский районный отдел КГБ во дворце Белосельских-Белозерских. Я сказал, что листовка — часть романа. Гэбисты вели себя со мной примерно как чекисты по отношению к благородному белому офицеру: «Нас, чекистов, вы можете не обманывать. Мы проанализировали ваш текст, существуют новейшие семиотические способы, которые позволяют понять, что это вставная часть». Но так как времена были «вегетарианские», то меня решили не сажать, а отчислить.

Когда меня выгнали из университета, я устроился на завод полиграфических машин и был худшим фрезеровщиком в истории СССР. Однажды я чуть не убил горизонтальной фрезой секретаря Ленинградского обкома товарища Аристова в ходе посещения им Ленполи-графмаша. В итоге я стал экономистом цеха и занимался в основном тем, что выходил с завода с толстой папкой, говорил: «В Смольный!», а сам сразу шел в Ботанический сад, где мой приятель, поэт Евгений Вензель, работал садовым рабочим. Мы доставали бутылку портвейна, и он читал свои стихи.

В конце концов я окончил вечернее отделение университета, и мне надо было устраиваться по специальности «экономист-кибернетик». Мама каким-то невероятным усилием смогла определить меня в контору, которая называлась ЦКБ «Ленстройма-териалы», находилась она в особняке Мятлевых. Главный руководитель приходил на работу всегда с похмелья и сразу открывал книгу про Джеймса Бонда на английском. Мой непосредственный начальник коллекционировал трубочный табак и собирал по букинистам журналы «Аполлон». А лучшим моим приятелем стал будущий президент Венской академии художеств Борис Гройс, который каждое утро приходил с тремя книгами. Сначала читал немножко Хайдеггера по-немецки, потом Сартра по-французски и залакировывал все Чикагской школой социологии. После этого он говорил: «Лев, нам надо в местную командировку». И начинал писать заявление о том, что старший инженер Гройс и инженер Лурье собираются посетить карьер в Рыбацком, чтобы изучить, как, в сущности, происходит загрузка песка. На это Иванов, наш начальник, обычно говорил: «Вам, евреям, больше всех надо». Тогда Гройс, совершенно на это не обижаясь, начинал писать письмо начальнику всего ЦКБ о том, что перед ним и инженером Лурье была поставлена плановая задача — к такому-то времени закончить разработку алгоритма загрузки песка, чтобы на столько-то удешевить этот процесс, однако начальник отдела Иванов заявляет о том, что плановое задание выполнено не будет. В итоге Гройса отпускали на пять дней, а меня на три. Мы сразу шли в «Щель» или в «Сайгон», а отчет писали в квартире папаши Гройса, человека тяжелой и интересной судьбы. Он мне сказал несколько важных вещей, в частности, что в годы нэпа увидел на афише название фильма «Трижды проданное» и с тех пор все продает три раза: как тезисы, как доклад и как статью. Вот так начиналась моя трудовая деятельность.

КСТАТИ

Текст: Мария Элькина

Фото: Денис Гуляев