18+
  • Здоровье
  • Питание
Питание

Почему анорексия — не просто тяга к похудению, и что заставляет людей до смерти бояться еды

Анорексия — загадочное заболевание, тяжелое и для тех, кто им страдает, и для тех, кто пытается помочь. В своей новой книге «Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела» известный шотландский врач и писатель Гэвин Френсис объясняет причины этой болезни и рассказывает о возможностях излечения. 

Одни психические заболевания разрушают наши границы, разрывая швы, которые собирают нас в единое целое. Другие приводят к делюзиям, в которых нас преследуют, осуждают, травят или, наоборот, в которых мы сильны, велики и неуязвимы. Третьи психические заболевания вынуждают нас отгородиться от мира и спрятаться под мантией депрессии или кататонии. Анорексия не относится ни к одному из этих типов. Это разрушительная ядовитая атака на тело и разум, мрачный союз одного из наших древнейших инстинктов — отказа от пищи, которая, как нам кажется, может нам навредить, и одной из новейших тревог человечества, связанной с тем, как мы выглядим для себя и окружающих.

Хорошие психотерапевты — наполовину священники, наполовину волшебники: они находят способы заново определить границы человека, изгнать делюзии и вывести истинное «я» из тени. Сегодня мы уже не воспринимаем психические заболевания как одержимость, в которой виновны силы, нам неподвластные. Современная психиатрия рассматривает психические заболевания как феномен химии мозга, но иногда все равно складывается впечатление, что они приходят извне и представляют собой нечто вроде психической погоды. Такое восприятие позволяет нейтрализовать чувство вины, которое может испытывать больной. Древние врачи говорили о меланхолии как о том, что нам неподвластно и что зависит от потоков телесных жидкостей. В некоторых языках это отражается и по сей день. Есть языки, в которых фраза «я в депрессии» звучит примерно как «меня накрыла грусть».


Анорексия — вовсе не болезнь XXI века. Ей часто страдали, например, средневековые монахини. 

В XXI веке кажется смешным думать об анорексии как о злых чарах, но с культурной точки зрения это вполне убедительно: настроение или убеждение, влекущее за собой несчастье и голод, часто приходит из ниоткуда и проходит также незаметно. Существуют некоторые «предупреждающие знаки»: необычное отношение к еде перед наступлением болезни, решимость в достижении целей, ухудшение семейных отношений, травматический опыт, перфекционистское внимание к деталям или любой из других факторов риска. Каждый из них может вызвать обсессию, связанную с ограничением количества пищи, однако неизвестно, почему многие люди со странным отношением к еде, плохими отношениями в семье или щепетильностью в деталях никогда не сталкиваются с анорексией.

В некоторых частях света шаманы до сих пор совершают ритуалы, отгоняющие злых духов. Меня, как семейного врача, работающего на современном Западе, анорексия заставляет чувствовать себя начинающим экзорцистом. Некоторым из моих страдающих анорексией пациентов удалось — с помощью или без — изгнать болезнь, которая их истощала. Были и те, кого анорексия победила: смертность от анорексии превышает смертность от всех остальных психических заболеваний. Она была с нами на протяжении веков: святая Екатерина Сиенская, жившая в XIV веке, страдала этой болезнью: «Я молюсь и буду молиться Господу о том, чтобы он благословил меня в отношении пищи и я могла жить, как все остальные существа». То же самое относилось и к монахине XVII века Веронике Джулиани, которая лизала стены и ела пауков, но не могла притронуться к пище, которую давали ей в монастырской трапезной. Это заболевание характерно не только для западной культуры: есть данные о случаях анорексии в Нигерии, Гонконге, Южной Африке, а также среди амишей.

В записях средневековых священников и настоятельниц, которым приходилось ухаживать за страдающими анорексией монахинями, прослеживаются растерянность и бессилие перед лицом болезни. Схожие чувства, по моим наблюдениям, испытывают и врачи в современных психиатрических клиниках. Анорексия уже была красноречиво описана многими мужчинами и женщинами, больными ею, и мои врачебные наблюдения не могут сравниться с их историями.

Симона, студентка юридического факультета, нетвердо вошла в мой кабинет, держась за живот. Она жаловалась на сильную тошноту и ощущение легкости в голове, будто бы она вот-вот упадет в обморок. Я помог ей лечь на кушетку. Ее тазовые кости торчали, натягивая кожу бедер, а ребра напоминали стиральную доску. Живот же был раздут, как купол.

«Должно быть, газы, — подумал я. — Возможно, у нее непроходимость кишечника». Однако при нажатии живот был довольно мягким, как будто газов было мало. Ее температура была нормальной, а давление низким, что удивительно для человека, испытывающего такую боль. Для большинства людей с непроходимостью кишечника характерна нескончаемая рвота, но у Симоны не было даже позывов. Когда кишка блокирована заворотом или опухолью, кишечник начинает работать в усиленном режиме, чтобы избавиться от преграды: кишечные жидкости просачиваются через взаимосвязанные полости, что сопровождается высокими звенящими звуками. Однако, когда я приложил стетоскоп к животу Симоны, там было тихо.

— Что вы ели за последние 24 часа? — спросил я, аккуратно прощупывая разные участки ее живота.

— Ничего необычного, — сказала она. Ее лицо исказилось в гримасе, а глаза выглядели напуганными, как у безбилетного пассажира при виде контролера. — Рисовый салат вчера вечером и кусочек тоста с утра.

Я воткнул иглу ей в вену на сгибе руки, наполнил кровью несколько колб для последующего анализа, дал ей лекарство от тошноты и морфин.

— У вас сильное обезвоживание, — сказал я ей. — Я бы хотел направить вас в больницу на «Скорой помощи».

Она кивнула, лежа на кушетке. Пушистые светлые волоски на ее щеках, подсвеченные лампой над головой, образовывали неровный венец вокруг ее лица.

— Приходите снова, когда вас выпишут, — добавил я.


У некоторых людей анорексия развивается в результате подражания, однако Симона заболела анорексией из-за страха отравиться.  

Она вернулась через пару недель; записи из больницы стали для меня сюрпризом. «Острое расширение желудка пищей, — говорилось там. — Лечебная процедура: декомпрессионная гастростомия». На животе Симоны были швы: больничные хирурги разрезали ей живот и увидели желудок, набитый едва пережеванным рисом и растаявшим мороженым. Они освободили желудок при помощи трубки, затем залатали отверстие и зашили живот.

Ограничения в питании, характерные для анорексии, ведут к изнурению и истощению организма, в то время как большинство известных мне мужчин и женщин с булимией остаются в нормальном весе. Однако между двумя этими заболеваниями существует серая зона — вариации анорексии, в которых присутствуют черты булимии. При определенном типе анорексии больные голодают годами, а затем объедаются в ответ на какой-либо стресс, что обычно происходит раз в несколько лет. Желудок, который сильно уменьшился из-за недостаточного объема работы, уже не может справиться с перевариванием нормального объема пищи. Импульсивное переедание растягивает желудок так, что его стенки становятся слишком тонкими, и избавиться от пищи путем рвоты уже не выходит. Было ясно, что Симона съела так много, что ее желудок, как и кожа с костями, был доведен до предела.

Я так и не познакомился с родителями Симоны. В ту пару раз, что я приходил в их дом проведать свою пациентку, их дома не было. За месяцы, а затем и годы, в течение которых я был врачом Симоны, я больше узнал о ней и о том, как анорексия прокралась в ее жизнь. Болезнь пустила корни, как семечко, брошенное во влажную почву. Она всегда была стройной и тихой; единственный ребенок в обеспеченной семье: ее мать была университетским преподавателем и постоянно ездила из Эдинбурга в Лондон, а отец работал юристом. Они жили в современной роскошной квартире с видом на один из городских парков. Квартира была обставлена дорогой дизайнерской мебелью, а комнаты были настолько просторными, что там раздавалось эхо.

У некоторых людей анорексия развивается в результате подражания — она более распространена среди родственников анорексиков и учеников школ-интернатов, — однако Симона заболела анорексией из-за страха отравиться. Она подхватила инфекционную диарею (весьма распространенное заболевание), после которой ее в течение нескольких недель мучили спазмы в животе. Они возникали каждый раз после еды. Поначалу ей казалось, что причиной этому кишечные паразиты, а затем она решила, что у нее появились новые пищевые непереносимости. Она начала экспериментировать со своим питанием, пытаясь исключить потенциальные триггеры. Сидя наедине с учебниками в пустой квартире, она стала одержима гигиеной и начала делить еду на «хорошую» и «плохую». «Плохой» она стала считать ту пищу, «от которой толстеешь». Большинство из нас в голодном состоянии становятся рассеянными и раздражительными, но реакция Симоны была парадоксальной: она чувствовала себя чистой, сосредоточенной и спокойной. Поначалу ее успехи в учебе пошли в гору. Она ощутила новый уровень контроля над жизнью и обстоятельствами.


Постепенно страх Симоны перед отравлением сменился страхом перед чувством насыщения, которое следует за нормальным приемом пищи.

Она начала относиться к еде подозрительно, ковыряя пищу на тарелке так, будто бы ей нужно было найти и обезвредить бомбу, а не просто поесть. Поначалу она могла 15 минут простоять перед открытым холодильником, мучительно размышляя, что бы съесть, а затем уходила с пустыми руками. Позднее она просто перестала подходить к холодильнику. Начав бегать, она стала экспериментировать с тем, как мало может съесть, но при этом совершить любимую пробежку вокруг парка без чувства слабости. Пробежки стали длиннее; всем нам необходимый жир, который защищает наши кости, мышцы и органы, стал исчезать с ее бедер, щек и плеч. Ее кости стали тоньше, лодыжки отекли из-за недостаточного питания, и ее постоянно знобило. Отношения в ее семье никогда не были гармоничными, но теперь совместные приемы пищи с родителями, которые пытались заставить ее есть, превратились в настоящие сражения. Именно после особенно большой ссоры с родителями Симона набила желудок рисом и мороженым и обратилась в мою клинику.

Когда мы снова встретились после ее выписки из больницы, я срочно направил Симону в местную клинику, специализирующуюся на лечении пищевых расстройств. Психиатры назначили ей циталопрам — антидепрессант, который должен был устранить ее тревоги, связанные с питанием. Они также организовали двухнедельные консультации с ними и с диетологом. «Они дали мне листы, на которых указан минимум пищи, который я должна потреблять, чтобы постепенно набрать вес, — сказала Симона. — Я придерживаюсь рекомендаций, честное слово». Однако ее вес не увеличивался.

Позднее я выяснил, что она не стала принимать назначенный циталопрам и редко ела согласно рекомендациям диетолога. Менструации прекратились у нее уже давно, но теперь лодыжки отекли еще сильнее, а волоски на щеках стали еще гущ ( пушистые волоски на лице растут из-за гормонального дисбаланса. Это «лануго» привело к разговорам ученых о том, что монахини, канонизированные как «бородатые святые», страдали анорексией - Прим.). Ее исключили из юридической школы.

 

Что же заставляет здорового юношу или девушку голодать до тех пор, пока кости не размягчатся, зубы не расшатаются, волосы не выпадут и сердце не ослабнет? Одним из первых ответ на этот вопрос дал французский врач Шарль Ласег, который в 1873 году весьма подробно описал некоторые из характеристик анорексии:

Молодая девушка от 15 до 20 лет терзаема эмоциями, которые она либо озвучивает, либо скрывает. Обычно эти эмоции связаны с реальными или надуманными свадебными планами, насилием, совершенным под прикрытием сочувствия, или каким-то более-менее осознанным желанием. В некоторых случаях об истинной причине остается лишь догадываться.

Сегодня о причинах анорексии можно сказать то же самое: «остается лишь догадываться». Как сочетание особых отношений человека с едой и весом анорексия продолжает существовать, несмотря на смену времен и взглядов, однако ее триггеры представляют собой разрушительную смесь культуры, рекламы, давления сверстников, генетики, семейных отношений, гормональных бурь и особенностей личности. Анорексии часто предшествуют жизненные события, повлекшие за собой сильный стресс: потеря близкого человека, большие трудности или смена социальной роли.

Журналист Кэти Уолдман, оправившаяся от анорексии, написала красноречивое и смелое эссе о своей болезни, в котором отражена ее противоречивость. Она рассказала о склонности больных находить в истощении нечто поэтичное: анорексия становится тщательно поставленным представлением, которое неизбежно превращается в тюрьму. Она призвала перестать восхвалять изнуренных субтильных женщин в искусстве и литературе и отказаться от зловредных описаний, в которых привлекательность таких женщин преувеличена. Болезнь пробуждает отвращение к пище, а здоровый вес тела начинает казаться неприемлемым, возможно, потому, что это слишком тесно связано с примитивными аспектами нашей человеческой природы: питанием, сексуальностью, озабоченностью собственным телом. У подростков анорексия замедляет наступление половой зрелости, что поначалу производит впечатление обратной трансформации. «Я голодала, — писала Уолдман, — чтобы получить старую классическую способность — способность к метаморфозам».


Многие больные находят в болезни нечто поэтическое, однако это представление оказывается обманчивым. 

Если анорексия действительно является театральным представлением, как видит это Уолдман, то мы с Симоной попытались ввернуть несколько новых сюжетных поворотов. Я хотел помочь ей преодолеть нездоровый перфекционизм и прийти к альтернативному финалу — здоровому весу.

Мы обговорили список продуктов, которые она постарается есть на завтрак, обед и ужин, записывая при этом число потребленных калорий. Она согласилась с тем, что без хотя бы минимального питания ее тело и разум будут слабеть все сильнее. Однако ничего, похоже, не помогало: ее отвращение даже к крошечному количеству пищи в желудке оставалось сильным, а вес балансировал на грани совместимого с жизнью. Она попадала в больницу еще два раза: первый, когда уровень солей в крови угрожал нарушением сердечного ритма, и второй, когда она потеряла сознание из-за низкого давления.

 — Как вам кажется, в глубине души вы были бы рады смерти? — однажды спросил я ее. Ей понадобилось много времени, чтобы ответить.

Однако ответ, который она в итоге дала, был отрицательным, и спустя три года наших встреч ей все же стало лучше.

Я не считаю, что это произошло благодаря мне: после множества лекарств, консультаций диетологов, посещений больниц и регулярных походов к психиатрам она однажды сказала мне, что съела шоколадный батончик и сразу почувствовала себя лучше.

 — Это было очень легко, — сказала она, пораженная очевидностью того, что ей нужно было сделать. — У меня появилась энергия, мне стало хорошо. Я ждала, что мной опять овладеет это ужасное отвращение, но этого не случилось. И я съела всего один, не стала на них набрасываться.

— Что изменило ваше отношение? — поинтересовался я.

— Понятия не имею. Но теперь, когда я чувствую тошноту при мысли о еде, я понимаю, что мне на самом деле нужно поесть.

В течение нескольких последующих месяцев вес Симоны пришел в норму. Она вернулась в юридическую школу, съехала от родителей, начала ходить на свидания, и, хотя она так и не утратила своего перфекционизма и внимания к ингредиентам, составляющим ее блюда, ее вес больше не падал до цифры, державшейся в течение трех прошлых лет.

Гораздо позднее, когда пушистые волоски исчезли с ее щек, тело окрепло и гормональный фон пришел в норму, она снова пришла ко мне за рецептом на противозачаточные таблетки.

— Помните те ужасные годы? — спросила она и усмехнулась. — Единственное, что было в них хорошего, так это отсутствие месячных.

— Вы вспоминаете о том времени?

— Иногда. Однако воспоминания туманны, будто тогда я находилась под злыми чарами. Мне интересно, как они рассеялись.

Отрывок предоставлен для публикации издательством «Бомбора». 

Комментарии (0)

Купить журнал:

Выберите проект: