Юбилей Бродского: главный русский поэт

Нина Попова, куратор экспозиции в музее Иосифа Бродского

 Идея открыть музей родилась сразу после смерти поэта в 1996-м году. Его друзья тогда сделали очень правильный ход — создали фонд, который имел юридическое право выкупить «полторы комнаты». Не удалось уговорить продать только одну часть квартиры —  собственница решила не покидать дом Мурузи, в результате было решено ее жилище отделить. Вход в музей будет с черного хода, в отгороженную часть.

Музей откроется к 75-летию со дня рождения Иосифа Бродского, но только на один день. В нем не будут выставлены подлинные экспонаты, так как еще предстоит избавить «полторы комнаты» от грибка, отремонтировать. А ближе к зиме музей заработает на постоянной основе. В 160 метрах расположатся настоящие вещи поэта: письменный стол, секретер, настольная лампа, кресло, диван, постеры, его библиотека, коллекция почтовых открыток и другие предметы.

О сверхзадаче

Наша цель — соединить в музее две половины его жизни, как до эмиграции в 1972 году, так и жизнь Бродского в Америке. Это очень трудно потому, что нам нужно рассказать о сложном поэте с метафизический сознанием, который писал, что после его смерти дети обрадуются и закричат: «Зима!Зима!» и будут ловить его перышки. Как такой образ передать визуально? Не просто же включить голос, который прочитает тебе «Осенний крик ястреба»? Нужно искать возможность, как это представить.

Это не должен быть музей-храм, как в советские времена, с цитатами на стенах. Бродский бы смеялся во весь голос, если бы мы сделали из «полутора комнат» место поклонения. В перспективе может получиться прекрасное место, если удастся привести в порядок чердак и нижний этаж. Можно открыть там выставочные залы, кафе, где велись бы литературные разговоры, книжный магазин. Это был бы такой «кусок» дома Мурузи, посвященный петербургской литературе.

О кабинете Бродского в Фонтанном доме

В 2003 году мы получили от вдовы Марии Сазанни-Бродской вещи из его профессорского кабинета в Америке. Они плыли к нам грузом по океану, а организовать транспортировку помогло американское посольство. Условие дарение было такое: до открытия дома Мурузи. То есть, мы могли бы описать вещи, создать каталог и хранить. Но мы решили, что необходимо представить вещи людям и открыли его кабинет.

Почему вдруг в нашем музее оказались вещи Бродского? На самом деле, это был даже не наш выбор. В 1990-м году, к 50-летию Бродского, его друзья стали нам передавать архивы. Тогда мы получили в подарок юношескую библиотеку поэта и сделали первую в Петербурге выставку, посвященную Иосифу. Думаю, выбор пал на наш музей потому, что Ахматова тоже была опальным литератором, не обласканным властями, как и Бродский. Расчет был на то, что раз открылся наш музей, значит, откроется и музей Бродского, как бы вырастая из музея Ахматовой. Никто не мог знать, как потом изменится время. Но все стало у нас скапливаться. Сейчас храним 4500 тысячи экспонатов.

О сегодняшней популярности Бродского

Думаю, что молодых привлекает то, что Бродский — это человек и поэт, который победил. Он умер, но он их всех победил: тех, которые суд устроили, тех, кто его выслали, да и в Америке тоже непростая была жизнь для поэта, но оказался сильнее. Я вижу сейчас, что в молодых звучат эти строчку, я слышу, как вы переговариваетесь между собой ими, я так не могу, я ищу смыслы,а у вас — другое, и меня это восхищает. Это значит, что молодые хотят поэзии глубинной, острой, и не продвигаемой государством. Потому что мы празднуем юбилей Бродского, открываем музей, но не государство его продвигает, это право выбора, это стихи «про меня», про каждого.

О карьере в музейной сфере

Дело в том, что роман «Война и мир» был одной из первых книг моего детства, которую брат купил на развале после войны. А уже позже, в университете, я пошла на спецкурс, который назывался «Роман Толстого». Там нам открывали мировоззрение писателя. Потом я поехала в Ясную поляну, чтобы увидеть место, где он писал роман. И я работала там экскурсоводами целое лето. Затем этот заданный от Толстого импульс, желание войти в культуру классическую, русскую, дворянскую — через дом, оно и привело меня к работе в домах-музеях. Сначала я работала в музее Пушкина на Мойке, была заведующей, потом ушла в 89 году и до сих пор работаю в музее Анны Ахматовой. И дело не в поэзии, а в том, что я хотела через текст, образ жизни, через место войти во внутреннее пространство их мира, где есть представление о жизни, смерти, боге, человеке, вере, смысле, который был у них, и который революция с ее классовой войной уничтожила. Для меня это интересная штука, мне это нравится.

Интервью: Диана Смольякова