-
Золотое кольцо России вместо Лазурки: Фрол Буримский — о главном тренде 2020 года
Дизайнер кутюрного бренда Flor et Lavr коллекцию весна-лето посвятил Русскому Северу и точно знает, как сделать русское — модным.
-
Буримский 
Июнь 2020![]()
![]()
![]()
Почему считается, что путешествия по России — это для бедных?
Я бы сказал, стереотип заключается в другом: путешествия по России — это не модно. Чтобы превратить их в тренд, творческие люди, которые способны улавливать красоту, должны объяснять бизнесменам, почему стоит вкладывать деньги в развитие инфраструктуры за пределами Москвы и Петербурга. Трендсеттеры должны постить фото из Ростова Великого, а светские барышни — с волжских теплоходов. Поэтому я стараюсь приобщать к своему увлечению всех, кого могу: с помощью соцсетей и личных контактов, тащу в поездки близких друзей, которые распространяют эту страсть дальше. Только когда все это станет модным, у всех нас вырастет интерес к внутреннему туризму.
А пока все равно будут выбирать на лето не дачу в Плесе, а домик в Тоскане?
Главное, что мешает предпочесть Плес, — потребность человека сравнивать. Понимаете, невозможно провести параллель между Парижем и Каргополем. Это как сравнивать круглое и кислое. Поймите, у путешествий по России совершенно другая фактура. И это возвращение к собственной истории оказывается иногда гораздо более экзотичным, чем знакомство с другими культурами. Старинные русские города — путь к самому себе, к чему-то далекому из детства, но в то же время очень близкому: очень глубокий духовный и эмоциональный опыт. Со мной и вовсе случались совершенно метафизические переживания: некоторые места, на которых основаны православные храмы, ранее были языческими капищами — они просто-таки бурлят энергией, красотой, силой, вдохновением. В таком путешествии ты прежде всего лучше узнаешь самого себя. Как правило, мы многим интересуемся, но не знаем главного — откуда мы, кто наша семья, кто были наши предки два, четыре, восемь поколений назад. Мы плохо знаем собственную историю еще и потому, что мы сами себя не любим и не знаем. Мы должны ощутить себя древней нацией и понять собственную уникальность.Есть ощущение, что для того, чтобы понять красоту русских мест, нужна определенная зрелость.
Да! В детстве я очень увлекался историей, недавно нашел на чердаке дедовского деревенского дома коробку с моим исследованием для школьной олимпиады о Череменецком монастыре XV века. Я, кстати, чуть не стал учителем истории, но родители настояли на Политехническом университете, и я стал дипломированным специалистом по мировой экономике. А потом начался такой период, что я все русское отвергал, мне оно настолько казалось чуждым, что в какой-то период жизни я был уверен, что вообще не буду жить в России. Может, это связано с тем, что в постсоветской разрухе и безумии 1990‑х маленькому ребенку было сложно рассмотреть что-то волшебное, восхитительное. Хотелось сбежать за границу, которая представлялась лучшим, идеальным миром, а здесь все казалось опостылевшим и убогим. Потом взгляды изменились — и я связываю это с процессом взросления и, надеюсь, мудрения. (Смеется.) Оказываюсь в какой-нибудь русской глуши — а там просто космос какой-то, душа поет и сердце пляшет.
Наверное, это еще и накопленный визуальный опыт? Вот бельгийский дизайнер Аксель Вервордт возвел в ранг культа фламандский крестьянский быт и — оп! — оформил некрашеным льном и деревянными скамьями дом Канье Уэста и Ким Кардашьян в Лос-Анджелесе. А у нас деревянные наличники выламывают, чтобы вставить стеклопакеты, а в классических интерьерах XIX века делают навесные потолки и евроремонт.
Самое интересное, что хороший вкус — это не вопрос денег и никогда им не станет. И мы таких примеров знаем множество. Вообще у «русского бедного» огромный художественный потенциал — причем для всего мира. Один из моих любимых моментов, особенно в архаичных русских вещах, это легкая неправильность и кривизна.
Знаменитая русская кривизна!
Да! Возьмем какую-нибудь белокаменную церквушку, стоящую в чистом поле: где-то она покосилась, где-то угол неровный — и все это делает ее особенно красивой, я бы даже сказал, идеальной в ее неправильности. Бельгийская эстетика выстрелила, потому что ее продвигали сразу все творческие единицы этой небольшой страны: знаменитая «антверпенская шестерка» покорила Париж, а значит, весь мир. В отличие от фламандской, русская эстетика очень разнообразная и сложносоставная. И нам самим сначала нужно договориться и выделить то условно «экспортное», что нужно продвигать. И тогда сами русские обратят внимание на свои национальные сокровища — мы не умеем их ценить, пока из-за границы нам не скажут, что это очень красиво. Мы опять упираемся в то, что нужно сделать русское модным. В нашей огромной стране для формирования этой самой эстетики нам понадобится большее количество творческих единиц. По отдельности это не работает, хотя попытки очень хороши: Слава Зайцев мастерски, артистически и театрально интерпретировал русские коды, есть прекрасные сказочницы Татьяна Парфенова и Ульяна Сергеенко, Вика Газинская и Nina Donis работают с мотивами конструктивизма и русского авангарда. Иногда русское кажется тяжелым из-за смысловой нагрузки и декоративности, но ведь можно использовать элементы даже в самом минималистичном дизайне, например, прятать вологодское кружево в каких-то внутренних деталях — это будет очень интимно и лично.Хорошо, с чего же нам начать?
С себя. Мой любимый пример, когда петербуржцы начинают причитать: «Ой, въезжаешь в Финляндию на машине, и начинается рай!» Конечно, власти отвечают за дороги. Но за все остальное отвечаем мы сами: за то, в каком состоянии находится наш дом, наш газон, наш забор, мы сами. Как мы одеты, как мы подстрижены, в каком состоянии и настроении мы позволяем себе пребывать. С отношения и любви к собственному быту начинается все прочее. Пойди убери часть улицы, к которой прилегает твой дом, сделай что-то для ближнего, помоги самыми простыми средствами. К сожалению, у меня нет бюджета реставрировать средневековые соборы. Но когда я разбогатею, с удовольствием буду тратить на это деньги. Сейчас я хочу привести в порядок собственный дом в деревне, где я могу окунуться в детство, в радость. Мне кажется ужасно глупым отстраивать дворцы на Лазурном берегу, когда у тебя есть дом, где прожило несколько поколений твоей семьи, за который твои прабабушки и прадедушки сражались на войне — и не на одной. Важно это ценить, не терять эту нить, связь времен, потому что если мы перестанем говорить по-русски, знать русскую литературу, путешествовать по России, понимать различия русского стиля и костюма, то кто мы такие? Никто. Безжизненные продукты интернета, слепленные из пластиковых маркетинговых понятий. Сегодня оставаться человеком просто: нужно больше читать, путешествовать, узнавать, заниматься самообразованием и, конечно, знать свои корни. Вот этим и нужно гордиться, а не новыми сумками и частными самолетами. У меня есть приятели в Вологде, которые восстанавливают деревянные дома собственными силами: формируют небольшие отряды, находят волонтеров и тех, кто хочет помочь совершенно простыми вложениями, купив краску, например, и делают простую реставрацию. Судьба этого дома была бы, возможно, сгнить или быть заколоченным сайдингом. Мне очень жаль, что люди вынуждены так поступать, для меня это преступление против вкуса, логики и здравого смысла, просто шрам на сердце. Но я понимаю, что они это делают от невежества.![]()
Какие места дали тебе самый сильный визуальный и творческий импульс?
Мое знакомство с Россией пока еще очень робкое. (Смеется.) Наверное, это Каргополь, Суздаль, Юрьев‑Польский, Ростов Великий, Вологда и Рыбинск. Суздаль и Плес поддерживаются в отличном состоянии, там ведется серьезная работа по защите сложившегося городского ансамбля, не позволяется никакое стихийное, уродливое, бессмысленное строительство. Есть города увядающей красоты, которую срочно нужно спасать или кидаться ею любоваться, пока она не исчезла навсегда. То, как выглядит Ростов Великий, — это кошмар, хотя город мог бы быть одним из главных туристических центров России. Будь он во Франции или Германии, его превратили бы в объект колоссального значения для внутреннего туризма и развития региона, а значит — местного бизнеса. В Юрьеве‑Польском меня потряс белокаменный Георгиевский собор XIII века, испещренный резьбой по камню с самыми безумными сюжетами: растительными мотивами, животными и мифическими персонажами. Я никогда не видел ничего подобного в России в такой сохранности. Сама тонкость резьбы, этот дух, какая-то архаичность — такой могла бы быть русская готика. В Вологде, помимо невероятного исторического центра с деревянными домами, который сам по себе музей под открытым небом, есть несколько прекраснейших собраний, например, «Мир забытых вещей» с коллекцией икон, утвари, декоративных панно. Иногда музей создает коллекция, а этот — создание куратора и хранителя. Когда вы познакомитесь с Татьяной Касьяненко, то будете очарованы ее глубиной, душевностью и знаниями о каждом предмете. И обязательно идите в музей вологодского кружева, конечно же! Мое последнее открытие — Рыбинск, город в Ярославской области, и его художественный музей, построенный в начале ХХ века в очень нарядном псевдорусском стиле. В его обширной коллекции есть и Серебрякова, и Айвазовский, и Кончаловский, и Ференц, а само здание и его залы настолько впечатляющие, что я бы устроил там какой-нибудь перформанс!Получается, что для развития локального туризма закрытые границы — это не так уж и плохо?
Ну пока лично я очень рад, что могу сделать перерыв в бесконечных перелетах по миру и заняться простыми, милыми и какими-то очень душеполезными поездками. Я всех призываю делать это как можно чаще, потому что за трехдневной вылазкой может скрываться целое приключение, если вы к нему действительно подготовитесь, если потратите пятнадцать минут, чтобы прочитать историю места, его окрестностей и выдающихся людей.
А про свои корни ты что понял?
Что я копия дедушки! Он мог за секунду чем-то зажечься, вскочить на мотоцикл, умчаться в другую область просто потому, что он решил увидеть какую-то церковь или храм или просто заехать к старому другу, что-то с ним обсудить. Он десять лет потратил на поиски рюриковского кургана — меня всегда поражало, как почти потерявший с детства зрение человек мог иметь такую фантазию и страсть к жизни. Вот эта спонтанность безумная мне передалась, я могу совершенно неожиданно начать думать о своем, перестать отвечать на вопросы или сорваться в полную глушь и всех друзей утащить с собой. А от бабушки мне передалась любовь к православной культуре — удивительной, обрядовой, поэтичной. Видимо, эти коды я подсознательно и интерпретирую в коллекциях Flor et Lavr, потому что заказывают их всегда очень близкие мне по духу люди.![]()
![]()
![]()
