Здесь был Хармс! Как бывшая коммуналка на Петроградской стороне преображается в музей ОБЭРИУ

Проект только что стартовал: в бывшей двухсотметровой коммуналке на Съезжинской начались изыскания, реставрация и ремонт, ее расчищают слой за слоем, как археологический объект. Уже есть первые сенсации: на одной из стен в личной комнате Введенского обнаружены граффити обэриутов (и они очень трогательные: рыбка и отпечаток руки!). Предварительные работы будут идти до зимы, в декабре в новом пространстве отметят совместный день рождения Введенского и Хармса, а сам музей должен открыться не раньше конца 2026 года. 

Юлия Сенина рассказала Собака.ru о том, как устроена квартира Введенского (от анфилад и печи, в которой горели рукописи поэта, до сохранившихся шкафов и комнаты неправильной трапеции) и как она изменится в будущем — ждем концепцию перформативного музея! 

О идее музея и поиске места

Уже работая куратором проекта «Полторы комнаты», я понимала, что в Петербурге большой потенциал для развития частных мемориальных музеев. И одна из очевидных идей, которая меня давно занимала, — музей, посвященный объединению реального искусства (ОБЭРИУ).  В городе есть несколько мест, где его появление было бы логичным: например, квартира Хармса на улице Маяковского или квартира на Гатчинской, 8, где жил Леонид Липавский, писатель, входивший в круг ОБЭРИУ, автор легендарного «Исследования ужаса». По разным причинам все эти локации для музея не подходили. 

Тогда я обратила внимание на квартиру семьи Введенских на Съезжинской улице (она, кстати, в XIX веке недолго называлась 2-ой Введенской). В 2021 году на доме появилась табличка «Последнего адреса» (если быть точнее –  последнего ленинградского адреса Александра Введенского: здесь он прожил до 1936 года; его формальный последний адрес был в Харькове). Хозяйка комнаты Введенского  — замечательная женщина по имени Флорида — открытый человек: она осознавала культурную ценность места и радушно меня встретила, когда я пришла посмотреть пространство.

Я рассказала о своей идее Андрею Гнатюку, создателю арт-усадьбы Веретьево, и мы сразу нашли общий язык. Андрей очень увлечен обэриутами: в первую очередь Даниилом Хармсом. Он издавал Хармса еще в молодости в 1987 году в формате самиздата, потом уже в собственном издательстве первым выпускал важные для хармсоведения работы (например, книгу Владимира Глоцера «Марина Дурново. Мой муж Даниил Хармс» в 2001 году). Сама арт-усадьба Веретьево в 2005 году была открыта перформансом, который посвятили 100-летию Хармса. Наши интересы (хотя я всегда больше увлекалась как раз Введенским) совпали, и мы решили делать музей вместе.

Летом прошлого года мы приступили к переговорам с жильцами на Съезжинской. Квартира Введенских к тому моменту существовала в коммунальном режиме: у нее была два собственника и жильцы, которые снимали отдельные комнаты. Процесс покупки завершился только к весне этого года — месяц назад мы, наконец, получили ключи от квартиры.

О квартире, ее сохранности и аутентичности 

Дом на углу Съезжинской улицы и Кронверкского проспекта архитектор Павел Мульханов построил в 1911 году, Введенские же переехали сюда, в квартиру 14, в 1914 году. С большой вероятностью до них в этой квартире никто не жил, что упрощает нашу задачу: понятно к чему стремиться — нам нужен первый аутентичный слой стен. 

При этом квартира полностью принадлежала Введенским и в ленинградские годы жизни поэта, в том числе в период расцвета ОБЭРИУ. Во многом такую стабильность гарантировала мать Введенского — по сути, глава семьи, известный врач-гинеколог, доктор наук Евгения Ивановна Поволоцкая. Дочь царского генерала, из дворян, как специалист-медик она была востребована и при новой власти. На Съезжинской Поволоцкая часто принимала пациенток. Делить и уплотнять ее квартиру не торопились. 

На руку будущему музею и то, что квартира долгое время имела статус аварийной и, соответственно, все это время не приватизировалась — в результате в ее ремонт практически не вкладывались, многое сохранилось. 

О квартирной археологии, печи и шкафах

Сейчас идет первый этап работ. Всего здесь 6 комнат плюс ванная и кухня. Оригинальная структура пространства: две параллельные анфилады и коридор для прислуги. Нам оставили квартиру фактически как есть – с кучей мебели и вещей. Сейчас мы почти все вывезли, поставили вышки-туры для расчисток стен и полностью открыли анфилады. Непередаваемое чувство, когда ты вместе с реставраторами постепенно снимаешь слои и сталкиваешься с реальностью столетней давности. Одна из дверей, которая разделяла анфиладу, была даже не пыльной, герметично заделанной, и по газетным слоям, которые хорошо сохранились, мы, например, теперь понимаем, в каком году семью «уплотнили», а квартира начала превращаться в коммунальную: скорее всего, после первого ареста Введенского в 1931 году. Другая анфилада была закрыта, вероятно, раньше. Дверь, которая ввела в приемную Евгении Ивановны, была заделана 100 лет назад ватником фабрики им. Володарского и папкой с рукописью, а на внутреннем ребре самой двери мы нашли карандашные отметки роста кого-то из четырех детей семьи Введенских.

Двери были покрашены в один цвет, это оригинальный цвет того времени и, думаю, в дальнейшем по колористике музейного пространства мы будем стремиться к нему. Очень ценно, что окно в комнате Введенского сохранилось, но в парадной комнате, к сожалению, их заменили на стеклопакеты до нас. Мы уже познакомились с соседями по парадной: они готовы отдать нам старые окна для восстановления исторической справедливости в нашей квартире. Зато почти везде сохранились оригинальные ручки на дверях. Паркет тоже сохранился во всей квартире, его мы будем реставрировать и расчищать. Сохранились и лепные розетки на потолке, где в ходе предварительных расчисток мы уже нашли звезды из сусального золота. В парадной комнате нам удалось обнаружить первый слой — оригинальные акварельные обои. Постепенно будем вскрывать все стены слой за слоем. 

Центральный объект парадной комнаты — сохранившаяся печь. Именно в ней, судя по всему, вторая супруга Введенского Анна Ивантер в 1931 году после первого ареста поэта сожгла все его рукописи, хранившиеся на Съезжинской улице. Она не до конца представляла ценность этих материалов, будучи уверенной, что Александр Иванович исключительно детский писатель. Печь как экспонат тут будет иметь большое символическое значение: в огне и при других обстоятельствах, по разным оценкам, погибло почти три четверти «взрослых» произведений Введенского. 

В ванной комнате оказалась старая чугунная ванна, а на кухне оригинальная дровяная печь. Рядом в бывшей комнате для прислуги нашлись два шкафа, один капитально разобранный, другой целый. И это единственная сохранившаяся в этой квартире мебель, которая точно принадлежала семье Введенских. Опять же очень символично: для обэриутов шкаф — важная метафора (их публичные выступления часто украшал антилозунг: «Искусство есть шкаф» или «Искусство как шкаф»). 

Здесь же со стороны кухни есть выход на вторую, черную лестницу, что для будущего музейного пространства в перспективе очень удобно. 

Про единственное фотосвидетельство 

У нас есть одна фотография, про которую мы точно знаем, что она сделана в этой квартире — в парадной комнате. На ней: супруга Введенского Анна Ивантер и Евгения Ивановна, родная сестра поэта, третий ребенок в семье. Она тоже, как и мать, была врачом, в этой квартире, уже в коммуналке, пережила блокаду, и здесь же в конце 1943 года родила ребенка, племянника Введенского Евгения Левитана. 

Нам удалось его найти — это известный советский и российский пианист, ему сейчас 81 год, он живет на Урале. Мы взяли у него интереснейшее интервью. Квартира на Съезжинской — по сути главное место памяти об его матери и отце, поскольку, где точно находятся их могилы неизвестно: Евгения Введенская умерла здесь от последствий блокадного туберкулеза в 1946 году, а Александр Левитан в 1948 году. Евгений рассказал трогательную историю, как несколько лет назад впервые с детского возраста побывал в этой квартире. У Левитана есть семейный альбом Введенских, который в свое время удалось сохранить его тете, — надеюсь, он будет выставлен в музее.  

Про комнату Введенского и граффити обэриутов

Александр Иванович был самым старшим ребенком в семье — видимо, поэтому у него была отдельная комната. И это главное пространство будущего музея. Мы точно знаем, что это именно она: Яков Друскин, один из участников круга ОБЭРИУ, вспоминает о ней как о комнате неправильной трапеции. Здесь последняя (холодная) стена, поэтому она спроектирована скошенной. В этой архитектуре и геометрии комнаты тоже, конечно, есть мощный символизм, передающих дух обэриутов: кривое, сужающееся пространство, необычная угловатость. 

Введенский с перерывами жил в квартире на Съезжинской до 1936 года, до переезда в Харьков. Позже он приезжал сюда регулярно, в том числе уже из Харькова — хоронить своего отца. 

Есть мифическое представление о «безбытности» Введенского. Оно основано, например, на известных воспоминаниях Алисы Порет: «Комната, где жил, вернее, был прописан Введенский, была совсем пуста, только в одном углу валялись какие-то лохмотья и старые одеяла». Мы не знаем, как точно была устроена комната поэта, но понятно, что, как минимум, до 1931 года это была приличная квартира: Евгения Ивановна оставалась известным врачом, принимала здесь пациентов, в квартире по стандарту даже числились два человека прислуги. Но, возможно, в своем пространстве Введенский практиковал какую-то специальную творческую аскезу. 

Мы можем точно утверждать, что в этой комнате бывали многие обэриуты. Именно здесь, например, они репетировали спектакль по пьесе Хармса и Введенского «Моя мама вся в часах», текст которой, к сожалению, тоже был утрачен (постановка прошла в 1926 году в театре «Радикс» при Институте художественной культуры и при содействии Казимира Малевича), здесь же проходили их известные спиритические сеансы. 

При первой же расчистке мы уже обнаружили на стене комнаты граффити — рисунки краской, которые, по воспоминаниям современников, делали обэриуты во время своих посиделок у Введенского. Это большое открытие и невероятное везение. Видны уже, например, образы руки и рыбки. Краски мы сдали на экспертизу в Эрмитаж, чтобы нам точно подтвердили подлинность рисунков. 

И это только начало – надеемся, найдем еще: планируем расчищать комнату Введенского по сантиметру. 

Про концепцию музея и музей-перформанс

Мы расчистим всю квартиру: все полы, все двери, все стены, потолки — это наша задача максимум на этот год. Судя по динамике — а мы здесь всего месяц — в этом году нас ждет еще много находок. Например, в комнате Введенского никогда не вскрывался паркет. А вдруг Анна Ивантер что-то спрятала под него? Ничему не удивимся. Поскольку основная часть текстов Александра Ивановича была утрачена, многие до сих пор безуспешно ищут его сюрреалистический роман «Убийцы, вы дураки». 

Дальше посмотрим на расчищенное пространство, на находки — и начнем думать о концепции музея и о его будущей архитектуре. Это точно не будет традиционный мемориальный музей в том виде, к которому мы привыкли. Нам предстоит перепридумать формат мемориального музейного пространства. Задача — сделать его созвучным жизни и поэзии обэриутов.

Очень хорошо, что есть вещи — предметы, связанные с нашими героями которые можно постепенно собирать и выставлять. В этом большая заслуга издательства «Вита Нова», которое специализируется в том числе на издании книг об обэриутах: его команда с конца 90-х собирает автографы, документы, фотографии, книги и мемориальные вещи Даниила Хармса и компании. Например, у них есть единственный рукописный экземпляр «Серой тетради» — великого текста,  философского размышления Введенского, которое даёт нам ключ к пониманию его поэзии. У этого издательства же хранится легендарный чемоданчик, в котором Яков Друскин в блокаду вынес рукописи Хармса из его пострадавшего от бомбежки дома, спасая заодно все имевшиеся у него автографы Введенского.

Также ценный архив находится у галериста и искусствоведа Ильдара Галеева, который совсем недавно в Москве провел выставку в своей галерее, посвященную Введенскому и издал книгу его малоизвестных стихов. А несколько лет назад Ильдар со своей небольшой командой проделал титанический труд по изданию десяти томов дневника Ивана Ювачева, отца Даниила Хармса. Мы планируем сотрудничать с «Вита Нова», с Ильдаром и со всеми, кто вовлечен в тему ОБЭРИУ. Параллельно мы сами стараемся собрать коллекцию и открыты к сотрудничеству с коллекционерами — например, «Детгиза» (по сути, единственная официальная возмож­ность пуб­ли­кации, которая была у обэриутов, — это произ­ведения для детей). 

Из очевидного: обэриутам свойственна театральность, перформативность, они театрализовывали свою жизнь, сами писали пьесы и создавали театры — и музей тоже неизбежно будет стремиться к перформативности. Очень естественная для этого течения идея: музей обэриутов как перформанс. В качестве примера я думаю о спектакле Бориса Павловича «Исследование ужаса». Он основан на текстах и биографиях поэтов и философов домашнего содружества «чинарей» (ядра обэриутов). И это потрясающий формат погружения в обэриутскую атмосферу. Я думаю, что если говорить о какой-то перформативной части нового музея, то мы будем смотреть куда-то в эту сторону.

Про события и планы

Весь этот год уйдет на работы по расчистке и реставрации. А в декабре мы планируем сделать на Съезжинской первое публичное событие — совместный день рождения Хармса-Введенского (где-то между их днями рождениями: Введенский родился 6 декабря, а Хармс — 30-го). Надеемся в декабре сделать открытый доступ в квартиру до нового года, чтобы все, кто хочет, смогли посмотреть расчищенное пространство. 

Дальше мы закроемся и начнем уже делать музей. Сколько времени уйдет на его создание, пока не очень понятно.

Уже сформирован совет музея, он будет поддерживать нас экспертно и идейно: в него согласились войти литературовед Михаил Мейлах, глава издательства «Вита Нова» Алексей Захаренков, галерист и искуствовед Ильдар Галеев, музыкант Леонид Федоров, литературовед Валерий Шубинский, племянник Введенского, пианист Евгений Левитан, специалист по поэзии Введенского Корнелия Ичин, журналист Юрий Сапрыкин, главный редактор ИМА-пресс Светлана Шананина, искусствовед Ирина Горлова.

Разумеется, будет и своя издательская программа. Например, мы уже договорились о книге избранных произведений обэриутов с Михаилом Мейлахом, главным специалистом и первооткрывателем их поэзии для широкой аудитории.

В целом, команда складывается такая, что это все похоже на воплощение мечты — моей и еще многих людей. 

фото: Сергей Мисенко
визаж: Ольга Петрова