Вся труппа театра в действии, первая постановка за пятьдесят с лишним лет: актуальное мракобесие на сцене Камаловского.
Миркай приехал с Урала, где работал, в родную деревню, забрать любимую Айсылу. За той ходит горбатый Гариф, который решает отомстить паре, натравив на них еще одного ухажера, авторитетного Замира Даули. Тот обвиняет молодых, что они прелюбодействовали, находит свидетелей, в мечети встают на его сторону, измываются над парнем и девушкой, девушка сходит с ума. Причина, почему так быстро все случилось - засуха, а дождь не льется, потому что эти вот согрешили. Потом многие одумаются, начнут себя проклинать, но уже поздно.
«Миркай и Айсылу» Наки Исанбета ставится очень редко. Это третья версия. Показывают ее к дню рождения предыдущего главного режиссера, Марселя Салимжанова. Сам он эту пьесу поставил, когда после нескольких лет работы в русском ТЮЗе пришел в Камаловский. На лаборатории «Город АРТ-подготовка» показывали эскиз с текстами из протоколов собраний татарского драматического 60-х годов, а между ними играли отрывки из пьес того времени: диалог главных героев демонстрировали крупно, через камеру, так что виден был весь спектр эмоций Азгара Шакирова. Тогда ему не было и тридцати, сейчас 77.
Эффект камерности успешно реализовали несколько лет назад актеры Башкирского академического театра драмы. Их спектакль - по повести Мажита Гафури «Черноликие», почти с тем же сюжетом, - привозили в Камаловский: зрители сидели на сцене, действие происходило прямо перед ними, а зрительный зал превращался в своды мечети и поля. Добавьте сюда эмоциональную игру - постановка потрясала.
В версии Ильгиза Зайниева главные - это Эмиль Талипов и Ляйсан Файзуллина. Только что из репертуара ушел спектакль «Мулла», где Талипов отвечал за ключевого персонажа, двойственного и тем привлекательного. В Камаловском успешно идет (во многом благодаря его природному обаянию и таланту пародиста) комедия «Мәхәббәт FM». При этом партнерская игра Талипова продолжает вызывать вопросы - в «Көтәм сине», где он играет мужа одной из рожениц, актер занят философскими измышлениями, даже потеря ребенка для него, словно бы, личная трагедия. У Файзуллиной это первая главная роль за долгое время, кажется, до этого у нее подобное крупное случалось только в «Зубайде», которую, кстати, ставил Талипов.
В целом, у Зайниева сложилась своя команда: Булат Ибрагимов выстраивает мрачную сценографию, чью монохромность подчеркивает туманная музыка Эльмира Низамова, сделавшего ставку на голос давней подруги, соул-ханум Алины Шарипжановой.
В спектакле, где чистую непорочную любовь очерняет толпа, логично было бы эту чистоту увидеть. Однако у Талипова и Файзуллиной этот дуэт не складывается. Они работали вместе в постановке «Җилкәнсезләр», но там их пути быстро расходились. Здесь же в первом действии на пустой авансцене каждый словно говорит о своем, у каждого свои планы. Не любовь, а решение проблем. То, что они рассказывают в единственную встречу, Зайниев повторяет потом уже в сценах болезни в записи, но без драматизма актеров эти слова лишены эффекта.
Люди не слышат друг друга - это не только проблема пьесы, но и первого действия. Из героев не складывается уверенная пара, из ухажеров не получается свора. Только когда возникают их соседи по селу, актеры другой эпохи, начинается подлинный диалог.
Схема эта работает только в одном случае - если не воспринимать историю Миркая и Айсылу, как романтическую, а прагматическую. Парень вешает лапшу на уши девушке, девушка сомневается, у парня есть цели, ему надо добиться ее, так что любые реплики с другой стороны для него - пустой звук. По сути, понимать любимого человека они начинают только пост-фактум.
Безусловно, самая история, что сельчане осуждают пару за общение без свидетелей, смотрится сейчас дико, так что постоянно приходится еще делать скидку и менять диоптрии: так, это начало прошлого века, почему актеры сходу бросаются друг к другу в объятья? Или, может, это вневременье, и пора уже переходить на язык условностей?
Возможно и так, потому что по заветам Эймунтаса Някрошюса Зайниев делает главным реквизитом символичное - ведра. В ведрах вода, из них совершают омовения, по ним ходят, из них делают кровать, на которой лежит больная Айсылу, ими наряжают обвиняемых, они свисают с неба. Понятно: это и традиции, и суеверия, и чистота, и дождь.
Другой символ более очевиден - черная краска, которой пачкают героев. Это и символ отчаяния, и обвинений, и домыслов. Во второй части есть сцена, где все деревенские парни мажут краской платье сходящей с ума девушки - не стоит воспринимать ее слишком прямолинейно, она скорее, о темных сплетнях.
Ко второй части приходишь к выводу, что главные герои тут - вовсе не обозначенные в заглавии. Определяет движение толпа, и самая сильные сцены спектакля - массовые, где раскрывается драматический талант актеров старшего поколения.
И, верно, мощнейший эпизод этот: Миркая начинают бить, начинается дождь, ура, это знак, правда за нами - и соседи продолжают дубасить его еще сильнее.
В информационную эпоху, когда вся сила - в телевидении, фейсбучных войнах, криптоканалах, где реальность создается на раз-два, и вперед идет неконтролируемая волна словесного шума, пьеса Исанбета звучит жутко. Мракобесие вернулось, голос разума утих. В конце спектакля под мостом плавает рыба, безмолвная, хладнокровная, а потому тоже символичная.
Текст: Радиф Кашапов
Фото: Юлия Калинина
Комментарии (0)