18+
  • Город
  • Город
Город

Александр Невзоров, Покрас Лампас и Лев Лурье – о будущем Петербурга

Недавно в «Манеже» закрылась выставка «Петербург 2103», куратором которой стала архитектурный критик и колумнист «Собака.ru» Мария Элькина. По следам проекта мы спросили у его участников и наших героев, как будет выглядеть город через сто лет.

Главный вход ЦВЗ «Манеж» во время проведения выставочного проекта «Петербург 2103»

Главный вход ЦВЗ «Манеж» во время проведения выставочного проекта «Петербург 2103»

Вини Маас, архитектор

Мы непременно должны мечтать о наших городах, чтобы понимать, что мы хотим сделать. Мечты помогают нам понимать, что нам не нравится, чего нам не хватает, что представляет для нас опасность. Мечты задают направление будущему. Они требуют много времени, и это справедливо. Нужно было пятнадцать лет, чтобы города наполнились кофейнями. И даже больше, чтобы изменить отношение к сельскому хозяйству в городе. Но мечты ведут нас в этом направлении. Представления о более плотном городе, где нужно меньше передвигаться, родом из 1980-х, теперь стали общепринятыми. Я люблю Петербург, потому что он невероятно красивый, и одновременно невероятно уродливый. Центр города великолепный, нигде в мире больше нет такого количества исторических зданий, но можете ли вы его содержать? А вокруг него периферия с недостатком инфраструктуры, много пустующих промышленных территорий. Я нахожу в этом интригу. Правда ли, что благодаря своей красоте и развитию новых индустрий город смог бы привлечь дополнительных 10-15 процентов населения? Сколько это принесло бы городу денег? Как их можно было бы использовать? Сохранить старый город как есть? Сделать его зеленым, сплошь покрыть его зеленью? Какие нужно строить новые здания и где, превратить эту мечту в успешное предприятие? Думаю, что для Петербурга наступил очень интересный момент, когда можно думать и фантазировать».

Выставочный проект «Петербург 2103»

Выставочный проект «Петербург 2103»

Семен Михайловский, ректор Академии Художеств

Я думаю, что все развивается в жизни по кругу и поэтому, чем больше мы будем говорить о будущем, тем больше нас будет тянуть к прошлому. И, чем больше мы будем строить какие-то планы на будущее, строить какие-то утопии, тем больше мы будем радоваться каким-то простым человеческим радостям и какому-то, я не знаю, орнаменту на стене. Завитушки барочные на фасаде Зимнего дворца окажутся милы нашему сердцу. Все эти утописты, Ле Корбюзье, Ленпроект – какие герои были! Вот мой папа был градостроитель. Он проектировал новые города, а моя мама была детской писательницей. Идеальное сочетание: мама пишет книжки для детей, а папа строит города будущего. И вот они на кухне: мама моет посуду, а папа рядом, такой воодушевленный, рассказывает, как люди будут жить в новых городах, как он ездил в Сыктывкар и как он проектирует этот город на берегу реки. Сейчас думаешь: а что же они там построили, и как там потом люди в этом жили? Сейчас нет этой романтики, оптимизма, они думали о том, что будет в будущем и построили это будущее – ну, такое, не очень. Нам просто, может быть, заняться чем-то сегодня полезным».

Архитектурные проекты к 400-летию Петербурга

Архитектурные проекты к 400-летию Петербурга

Александр Невзоров, публицист

В 2103-м году мы увидим чиновников, которые берут исключительно крипто валютой. Мы увидим людей, которые способны напиваться за счет тех новых электронных возможностей, которые будет предоставлять интернет. За все остальное ручаться не могу, потому что, не забывайте, что до 2103-года пройдет почти 100 лет, а это очень опасный срок. За это время может укрепиться государственность, за это время могут усугубиться скрепы, и есть риск, что мы увидим снесенный Лахта Центр, и вместо него будет стоять будет стоять аутентичная избушка или какой-нибудь кривой, гниленький, обросший мхом храмик, а вокруг будут водить хороводы люди в грязных кокошниках с не вытертыми соплями. Такая опасность есть. Но не хотелось бы.
Надо понимать, что прошлое на то и прошлое, что с ним надо легко и безболезненно расставаться, с любым. Всегда нужно дать уметь процессу развития взять себя на крыло и потащить. Есть надежда на то, что Петербург будет безумным совершенно городом и именно безумным архитектурно. Что, наконец, вся храбрость, которая есть в России, архитектурная храбрость, воплотиться здесь в какое-нибудь абсолютное безумие, в новую декларацию новой свободы».

«Лахта Центр», фрагмент здания

«Лахта Центр», фрагмент здания

Александр Бобков, исполнительный директор «Лахта Центра»

Думаю, почти каждый может себе представить, какой город он хотел бы видеть. Если убрать национальные и территориальные особенности, останется костяк: должно быть удобно, должно быть доступно, и должно быть как можно меньше агрессии со стороны городской среды. Тогда человек перестанет тратить силы на сопротивление и направит энергию на что-то созидательное. И так из индивидуального блага может собираться общественное.

При более или менее стабильной социально-экономической ситуации, город за сто лет не меняется радикально. Мы видим Петроградку примерно такой, какая она была сто лет назад. Я думаю, что останется хорошо сохраненный исторический центр, и пять или семь новых узнаваемых центров притяжения. Таких, по которым можно было бы точно сказать, что это Петербург. Медленно меняется человек, поэтому медленно меняется и его представление о городе. Едва ли за сто лет реализуются футуристические фантазии о жизни под облаками, да и надо ли?»

Фото: Александр Гронский

Фото: Александр Гронский

Лев Лурье, историк, публицист

Русская всемирная отзывчивость, о которой говорил Федор Михайлович Достоевский, проявляется в первую очередь в Петербурге. Петербург – это все-таки город, откуда доехать до Хельсинки гораздо проще, чем до Москвы. Близость к скромной и, как мы теперь знаем, исключительно счастливой Финляндии, вызывает массу рефлексий у петербуржцев. Город становится чище, скромнее. Здесь меньше демонстративного потребления, более дешевые кафе, более активный малый бизнес, люди больше говорят о литературе. Для меня Петербург – это окно в Европу со стороны России. В идеале город должен расселяться: условно говоря, у города должны быть еще лучшие коммуникации с пригородами, чем сейчас. Человек должен жить в Волосово или в Ольгино с чувством близости к природе... И оттуда человек с утра должен ехать в Петербурге по хайвею. Уже никто на Владимирском жить не будет, как я сейчас, все будут жить в Юкках. Хотелось бы, чтобы молодежь Купчино и Ольгино - молодые студенты, у которых нет денег для того, чтобы купить собственный коттедж, наполняли центр города, делали его живым».

Карта Петербурга, 18 в.

Карта Петербурга, 18 в.

Сергей Чобан, архитектор

Развитие такого города как Петербург возможно двумя путями: музеефикация и свободное развитие города дальше, в том числе и в экономическом отношении. Музеефикация в более чем пятимиллионном городе представляется мне очень сложной. Она возможна, только если город сохраняется в том виде, в котором он есть сейчас, начинает развиваться где-то в другом месте, и между двумя полюсами организуется хорошо налаженный транспорт. Второй вариант, который кажется мне более вероятным, хотя и трагичным для защитников города, подразумевает, что город станет более разнообразным с точки зрения архитектуры и с точки зрения высотного регламента. Развитие всех европейских городов показывает известную эрозию европейского города. В центре Парижа согласовано строительство огромной пирамидальной башне по проекту Herzog & De Meron, которое приведет к изменению структуры ансамбля города. В Милане не премии MIPIM премию зрительских симпатий в этом получил комплекс Porta Nuova, представляющий собой очень сложную композицию в том числе и из башен. Лахта Центр показался бы нам на его фоне незначительным вкраплением. За двадцать лет, я думаю, в Петербурге не произойдет ничего. Вот через сто лет Петербург может стать радикально другим. Я не говорю, нравится мне это или нет, я говорю о том, что может произойти».

Фото: Александр Гронский

Фото: Александр Гронский

Покрас Лампас, художник-каллиграф

Будущее городов связано в первую очередь с развитием технологий и долгосрочным планированием, стратегией города. Главная иллюзия, связанная с будущим - в том, что изменения происходят быстро. Чтобы города менялись, нужно десятками лет выстраивать многие-многие факторы. Я думаю, что Петербург всегда был точкой притяжения культуры в России, и как бы наш город ни развивался, самое важное - это сохранить историческое достояние города, и при этом привнести в него что-то современное. Самый главный его ресурс - это люди, которые хотят творить, хотят экспериментировать и чьи проекты станут такой же историей города, как проекты XIX и более ранних веков».

Фото: Александр Гронский

Фото: Александр Гронский

Лев Манович, эксперт по теории новых медиа

Самые большие города представляют собой сложные экономические, социальные и культурные организмы, которые не могут измениться в один день. В основном перемены происходят внутри уже существующих зданий, когда они приобретают новые функции – становятся рабочими местами, отелями, кафе, ресторанами, апартаментами. В Петербурге есть дворы, в которых расположены по несколько кафе-баров-ресторанов, они чудесные. Но таких мест могло бы быть много больше».

Инсталляция Future City в аванзале ЦВЗ «Манеж»

Инсталляция Future City в аванзале ЦВЗ «Манеж»

Дэвид Базульто, главный редактор портала Archdaily

Я думаю, что у этого города очень сильные корни, связывающие его с традицией. Я думаю, через сто лет мы увидим более или менее то же самое, что мы видим сегодня. Вызов состоит в том, что Петербург будет расти. С уважением относясь к существующей застройке, вы должны как-то ее уплотнять. Вопрос в том, дадите ли вы городу разрастаться или найдете способ уплотнить центральные районы чтобы сохранить адекватный размер города. Вот в этом и будет состоять задача на ближайшие сто лет».

Фото: Александр Гронский

Фото: Александр Гронский

Дмитрий Булатов, куратор

Сейчас я очень часто сталкиваюсь с тем, что многие художники из постсоветского пространства с недоумением смотрят на проекты своих коллег, которые выступают в качестве дизайнеров будущего. Задача современного искусства радикально изменилась от дизайна риторики будущего к критическому разбору тех дискурсов, которые нам навязывают. Эта критическая работа в моем представлении с будущим гораздо больше связана, чем с украшением футуристических пространств, которые футуристические только внешне. Разговор об архитектуре будущего в моем исполнении это разговор о когнитивной архитектуре. Как художники работают с технологиями? Как дети играют с игрушками? Они моделируют различные ситуации, когнитивные и коммуникативные, в том числе потенциально критические. Во всех этих случаях посредством такого моделирования сами художники учатся справляться с критическими ситуациями, а через них уже и зрители».

Следите за нашими новостями в Telegram

Комментарии (0)