Мария Элькина — о том, как «Лахта-центр» совершил революцию в сознании петербуржцев, каким будет город после пандемии и как нам не допустить его руинирования

Какие позитивные изменения произошли в Петербурге за последние годы?

Город меняется гораздо сильнее, чем нам кажется. Что произошло хорошего в Петербурге за последнее время? Построили «Лахта-центр», западный скоростной диаметр, мост Бетанкура. Я не большая поклонница таких больших инженерных сооружений, но они оказали влияние на наше мировоззрение. В Петербурге появилось что-то современное, что при это много кому нравится — это мне кажется важным.

За последние 10 лет в городе построили несколько симпатичных зданий — например, авторства Сергея Чобана с цветными фасадами. Вообще архитектура Петербурга, на мой взгляд, должна быть яркой в разных смыслах — я не согласна с тем, что наш город должен быть серым и мрачноватым, как на гравюре. Нам и так все время не хватает солнца, стоит это компенсировать. Еще построили бизнес-центр Quattro Corti с дворами из цветных стеклышек — мне это симпатично, хочется верить, что мы будем двигаться в эту сторону экспериментов, неожиданностей и яркости.

Самое большое достижение в Петербурге — он изменился в плане уличной жизни. 10 лет назад он был скучным, вялым городом с несколькими клубами и ресторанами, куда все ходили. Мы приезжали в Европу и поражались разнообразием пекарен, кофеен и ресторанов. Теперь мы сами — столица пекарен, кофеен, ресторанов. Это большое достижение: мы попали с этим в The New York Times, нас по этому знает весь мир, к нам в том числе из-за этого приезжают туристы из Европы. Конечно, Мариинский театр и Эрмитаж хотят думать, что приезжают только к ним, но это лишь отчасти правда. Это изменило наши привычки, восприятие города — ничего более радикального, наверное, не произошло. Интересный вопрос — что с этим будет дальше, так как мы уже два месяца всего этого не видим. Для нас он болезненный, но мы со всем справимся. 

Еще одна вещь, которая мне кажется важной, практически революцией — за последние несколько лет случился перелом в мировоззрении. Петербург долгое время был в общественном мнении городом консервативным: у нас были градозащитники, люди, которые говорили, что нужно только сохранять, а все современное — это очень плохо. И вообще мы были недоверчивыми, все постоянно говорили, что нужно сохранить небесную линию. Небесная линия тем временем разрушалась и в районе улицы Дыбенко превращалась в мусор, но это никого не волновало: люди выступали против строительства «Лахта-центра», а главным урбанистом был академик Лихачев. Когда «Лахта-центр» все же построили, это вдруг закончилось: то ли произошла смена поколений, то ли мы увидели, что современное — это не обязательно плохо и можно что-то такое возвести еще. Петербург вдруг перестал быть консервативным и стал современным. И это, во-первых, ключ к тому, чтобы уйти от провинциализации — потому что эта проблема есть, она нарастала последние 20 лет. Мы попадали все время на край мира: где-то есть современная архитектура, но нам здесь ничего не нужно, мы убогий музейчик откроем, никто ходить в него не будет, но ничего страшного, зато все свое. Запрос на это ушел, петербуржцы теперь хотят жить в таком же интересном европейском городе, как Амстердам, Берлин, Париж. Мне кажется, когда люди этого хотят — это самое главное.

Это особенно важно для Петербурга, который создавался сверху вниз: Петр I захотел и все построил. Все было хорошо, только пока император сам лично всем этим управлял. Как только он исчезал, начинались профессиональные распри, сплетни, споры, и все постепенно становилось хуже. Мне кажется, сейчас первый период в истории Петербурга, когда запрос жителей более прогрессивный и амбициозный, чем то, что предлагает руководство. Для нашего города это переворот. В некотором смысле это и есть успех петровского эксперимента — 317 лет прошло, и вдруг город захотел меняться демократическим путем. Я нас поздравляю, мне кажется, это не так долго в исторической перспективе. Надеюсь, что в ближайшие лет 10 это приведет к хорошим результатам.

Сейчас наступил некоторый провал с большими проектами: то немногое, что у нас построили, было запущено при Валентине Матвиенко, это остатки ее деловитого энергичного правления. Зато потихоньку улучшается качество средней архитектуры — появляются аккуратные бизнес-центры, Саша Кривенцов симпатично сделал Манеж. Люди реставрирую исторические парадные — та же группа «Гэнгъ». Улучшение среднего уровня — это тоже очень важно для города.

У нас есть конкурс проектов парка на Ватном острове — я сомневаюсь, что он закончится чем-то интересным, потому что развивается он со стороны как обычный госпроект. Но главное, что решение сделать на этом месте парк принято.

Есть проект «Газпром-нефти» на Охтинском мысе — они выбрали нейтральную архитектуру, но это тоже лучше, чем если бы этого здания не было. Я создала петицию и призвала петербуржцев выбрать более интересный проект — в конкурсе был вариант с деревянными зданиями, парящими над землей. У «Газпром-нефти» есть деньги и организационные ресурсы для того, чтобы сделать что-то новое. Главное — чтобы они этим шансом воспользовались. В целом, мы сейчас продвигаемся вперед за счет небольших инициатив.

Какие негативные изменения произошли с городом за последнее время?

В Петербурге много плохого, мы, прямо скажем, не катаемся, как сыр в масле. Есть много системных проблем, но я назову три, которые кажутся мне ключевыми. Первая — город разрастается новыми районами, происходит уплотнительная застройка в том числе и на Петроградской стороне. Это очень плохо, потому что нарастает дефицит инфраструктуры — это происходит уже лет 150. У нас сначала появляется жилье, и только через несколько десятков лет метро. За сегодняшнее дешевое жилье заплатит следующее поколение. Сейчас кто-то купит студию в ипотеку, компания заработает, а платить за это будут петербуржцы через 20-30 лет. Кроме того, это создает угрозу историческому наследию: у нас не соблюдается баланс между сохранением центра и новой застройкой. На самом деле, сейчас процесс появления новой архитектуры устроен так, что через какое-то время она «сожрет» центр. Она его будет выхолащивать, и мы получим руины. Нам нужно научиться регулировать новое строительство — сейчас это катастрофа. Также в Петербурге становится все меньше зелени, я помню зеленый канал Грибоедова, а сейчас деревьев там почти нет, как и во многих других местах города. В Советском союзе это делать умели, а сейчас разучились. А это влияет на наше здоровье и настроение. Ухудшается экологическая обстановка, озера под Петербургом становятся грязными, мало где можно купаться. 

Третье — наш город не очень хорошо управляется, у нас нет органа, отвечающего за градостроительную политику, которому мы бы доверяли. В НИПЦ Генплана сидят какие-то люди и рисуют квадратики. Есть непонятный градсовет, но я бы не сказала, что хотела бы этим людям доверить город. Это кризис. Система у нас коррумпированная — все строят 10 архитектурных бюро, которые мы не выбирали и которые не отличаются какими-то особенными профессиональными достижениями. Методы управления не соответствуют современным потребностям — скорее году 1937. Но города все время усложняются, требования к ним меняются. Эту систему нужно целиком реформировать, чтобы она соответствовала запросу на красивый, зеленый город, в котором сохранилась историческая застройка. 

Как пандемия поменяет наш взгляд на город?

Такие переломы меняют идеологию отношения к городу — отчасти чем-то подобным был кризис 2008 года, но он был слабым и локальным. Есть много разных предположений: кто-то говорит, что мы сейчас разъедемся по пригородам и будем жить в частных виллах, кто-то — что наоборот у нас все будет ближе к дому, это мне кажется более рационально и ближе к правде. Действительно город будет становиться более компактным, чтобы в радиусе 100 или 200 метров появился магазин получше, рабочие места. Запрос на многофункциональный город вырастет. Но по большому счету, как пандемия глобально повлияет на города, мы еще не знаем — шок от нее сильный, мы его еще не до конца чувствуем. Многое будет зависеть не от количества заболевших и умерших, а от того, что будет названо основными причинами случившегося — что было сделано не так, а какие решения были правильными. Обвинят ли во всем Китай или несознательных горожан. В зависимости от этого будет выбран вектор преобразования городов. 

Я думаю, что эта пандемия даст толчок к развитию технологий, потому что высокотехнологичные города с болезнью справились легко. Многие рецепты из нашей прошлой жизни уже не будут работать — и значит нужно будет, например, искать способы передвижения по городу, в которых будет найден баланс между индивидуализмом и уважением к общей территории и интересам. Мы будем искать новые способы цифрового взаимодействия. Вырастет личная ответственность жителя, он будет больше участвовать в жизни города.

Есть архитектурные утопии, которые не реализовались. Характерная их черта — в каком-то виде рано или поздно они реализуются, редкие из них пропали даром. Главная архитектурная утопия, которая возникала с 1950-х до 2010-х и так пока не претворилась в жизнь в полной мере, — подвижные сборные здания, легко трансформируемая архитектура. Есть несколько таких примеров, а во время пандемии в этом появилась большая потребность. Я думаю, что это направление будет дальше развиваться, это возможно технологически. Вероятно, для нас станут нормой здания, которые можно радикально изменить по площади или функции.

Петербург будущего — какой он?

Есть два базовых сценария. Первый, который, я надеюсь, не реализуется — сценарий Стамбула. То есть ничего не поменяется, в градсовете и институте генплана будут сидеть те же люди, деревьев все меньше, произойдет выхолащивание центральной части города и обрастание новостройками. У нас это будет чуть лучше, чем в Стамбуле, потому что в Петербурге центр больше и растем мы медленнее, но город будет превращаться в руины. При этом в чем-то нам будет хуже, потому что в Стамбуле сохраняют исторический тип застройки. Дома — это бетонные коробки, но планировка улиц и принципы организации жилищ сохраняется и в новых районах.

Второй сценарий — надеюсь, с нами случится именно он — Петербург перезапустится снизу. В какой-то момент все наши запросы приведут к тому, что будет реформирована система управления. Для Петербурга сейчас выходом было бы использование самого прогрессивного опыта и самых передовых европейских технологий для быстрого решения накопившихся проблем. Во-первых, нужно перестать делать глупости, во-вторых, начать делать что-то хорошее, а в-третьих, использовать для этого тот опыт, который в Европе в достаточном количестве накоплен. Это путь радикальных преобразований, которые полностью поменяют наше представление о развитии города. Мне кажется, можно довольно быстро добиться неплохих результатов — сейчас проблема только в том, что никто и не пытался. Тогда у нас будет город, в котором сохранился исторический центр, есть место для архитектурных экспериментов, при этом он зеленый, в нем есть экологичный транспорт и ленинградские трамваи, происходит жизнь не только на Невском проспекте, но и на условной Народной улице. Мне кажется, что Петербург будущего — это синтез высокотехнологичных и наивных решений. Хайтек, который не агрессивен, а дает волю людям и человеческому.

Что может сделать рядовой петербуржец, чтобы реализовался оптимистичный сценарий?

Рядовых петербуржцев не бывает, каждый из них обладает каким-то своим профессиональным навыком. И его можно использовать для того, чтобы в городе что-то стало лучше. Каждый профессионал сам лучше меня знает, чем он может быть полезен Петербургу. Потом, не нужно думать, что градостроительство — это неважно, многие интересуются им только от скандала к скандалу. Но это влияет на всю нашу жизнь: настроение, здоровье, благосостояние. Это не самое очевидное влияние, но оно неизбежно. Вплоть до того, что люди, живущие в несимпатичных районах, чаще страдают из-за депрессии. Поэтому не будьте равнодушны, узнавайте больше о том, что такое город. И не только о том, каким Петербург был когда-то, но и о том, каким бывает современный город. Чаще задавайтесь этим вопросом, разогревайте это информационное поле, и тогда все непременно изменится к лучшему.