Григорий Иванович Ваганов

Где вас застала новость о войне?

22 июня в Энерготехникуме была назначена пересдача по математике. Преподавательница уже знала, что объявили войну, не глядя, она всем поставила хорошие оценки, и мы пошли купаться. Река Миасс тогда была настолько чистая, что там раки, пескари, окуньки, ерши, лягушки плавали. Искупались, выходим на улицу Сталина – сейчас это Российская. Народ весь возбужденный, женщины рыдают. Спрашиваем, что случилось. Отвечают: «Война!». Пришел домой, мать плачет, стал успокаивать ее. Мы знали, что Красная армия всех сильнее, но думали, что война будет легкой. 30 апреля 1942 года меня вызвали в военкомат, а потом направили в артиллерийское училище в Миасс, где готовили командиров. Провожать меня пришла соседская девочка, обещала, что ждать будет. Окончил я учебу, но в Сталинградскую битву не пустили, хотя половина из нас рвалась туда. Я тогда был маленький и худой. Генерал сказал, что таких, как я, надо еще подкормить и подучить. (Смеется.) Говорят, что на фронт бросали всех ради победы, а вот нас сохранили. Мы были бы как пушечное мясо. После экзаменов, я попал в сто двадцать шестой дивизион «Катюш» второй танковой армии и поехал на фронт.

Вы стали командиром в девятнадцать лет, что для вас было самым сложным в этой должности?

Меня назначили командиром, потому что я знал математику, немецкий, топографию, астрономию – мог ночью по звездам ориентироваться, рукопашным боем владел, водил машину. Я был самым молодым среди своих солдат, при этом нес за их жизнь ответственность, думал, как их сберечь. У нас сложилась интернациональная команда: наводчиком был еврей Боря Кандель, заряжающими – грузин Амиран Гикобадзе и украинец Федя Безвекон, а шофер -казах Тагай. Самое трудное для меня было заставлять их рыть окопы. Я понимал, что суворовская наука побеждает, но они-то училище не заканчивали.

На ваш взгляд, почему немцы совершали такие ужасные злодеяния? Вы рассказывали, что в одном из сел у стен церкви лежала груду расстрелянных тел – стариков, женщин, детей…

Прежде всего, из-за пропаганды Гитлера и Геббельса. Они ловко манипулировали тем, что арийская раса – высшая, поэтому она должна господствовать над всем миром. По их мнению, злодеяния были применимы к людям «второго сорта». Я их возненавидел именно после этого случая.

Вы выросли в большой семье, где было десять детей. Кого еще призвали?

Мой старший брат Василий служил в лыжном батальоне и погиб под Ленинградом. Матери пришла повестка, что ее сын пропал без вести. Когда я демобилизовался в 1948 году, организовал поисковый отряд, и мы нашли это место на станции Мга, откопав восемнадцать останков, среди которых был мой брат. Еще один из братьев погиб под Москвой. Другой – Павел – служил танкистом. Под Киевом его ранили и списали. Когда он лежал в госпитале влюбился в девушку и остался на Украине. Младший брат Николай служил на Северном флоте на подводной лодке. А отец – Иван Федорович ковал в тылу снаряды на заводе Колющенко, которыми я стрелял на передовой.

Какое военное воспоминание у вас самое эмоциональное?

Завершение войны. (Улыбается.) Когда Берлин не вышло быстро взять штурмом, мы пошли в окружение. Интуиция подсказала зайти в разрушенный дом, там я услышал детский плач. Без раздумий, забрал ребят с собой и посадил на секретное оружие. По дороге увидел кирху и отвел детей - Марту и Петера, в женский монастырь при храме. Дошли до парка, а там олени бегают, кенгуру скачут. Солдаты просили разрешить им подстрелить одну косулю, но я запретил, ведь животные на свободе оказались, зачем убивать. Так прибыли к Эльбе, а Сталин предупредил, чтобы реку не переходили – ждали американцев. Разожгли костры, ждем приказа, и тут летят «горбатые». Увидели наши танки и подбили один. Тогда генерал Веденеев – наш земляк, скомандовал огонь на поражение, после чего они извинились движением крыльев. Когда мы подошли к Рейхстагу, я увидел наших солдатиков. В руках они держали флажки, уголь и мел. Байка прошла – будто бы Жуков сказал: кто первый на здание поставит флажок и распишется, поедет на месяц домой к матери. Но это была всего лишь выдумка. Когда командир приказал дать залп по парламенту с эсэсовцами, я отказался даже под угрозой военного трибунала. Ведь там наши солдаты были, он согласился с моими доводами. Когда после взятия Берлина праздновали победу, помню, поднял тост: «Чтобы не было третьей мировой войны и, чтобы в мирное время ребята из армии возвращались домой живыми».

А девушка-то вас дождалась?

В один из дней на фронте после того, как мы разгромили немцев, получаю я треугольник от брата. Он писал, что невеста моя замуж вышла. Я пошел к старшине, рассказал обо всем и попросил налить мне водки. А он мне: «Так неизвестно, кому повезло». (Улыбается.) Я-то не пьющий, выпил кружку, окосел и пошел прямо на вражеские позиции. Меня связали веревкой и в самую холодную землянку бросили. К утру проснулся - и вся любовь.